Мудраго убо речение: яко в злохитру и лукаву душу
премудрость не вселится
[242],
И еще аще кто братем своим возгордится.
Христос и бог наш всех нас учит,
Аще кто и всю землю премудрость изучит.
И не повелевает ему хвалитися,
И лестными и лукавыми словесы кому с другом своим любитися.
Утаити ли кто хощет лукавое любление,
Человеколюбец же бог зрит всех нас сердечное мышление.
Есть бо лукавство и не утаится,
Развращенными словесы лестный друг объявится.
Ныне же слышым от тебе про себе поносныя глаголы,
Еже бо и всякому творят сердечные расколы.
Цена убо велика и неизменна нелестну другу,
Сопричтенна будет от части солнечном светосиянному кругу.
А злохитрому и лестному ни едина будет цата,
Всегда бо недобрым словом поносит своего брата.
Аще еси и всех человек зовешися мудрее быти,
Но обаче божественнаго писания не мочно никому до конца изучити.
Яко же силна кладезя немощно ведром изнести,
Тако и божественнаго писания количеством не изчести.
Аще кто похвалится вся ведети, той солжет,
И сам на себе зазорное слово несет.
И кто тебе научил таковому злому коварству,
И мнози люди зазирают твоему нелепому лукавству.
Что хупишися и хвалишися выше своея меры,
А мы и все христоименитыя своея веры.
И не подобает нам мудростьми своими хвалитися,
Токмо достоит всем о кресте Христове возноситися.
Свидетеля самого себе на тебе постовляем,
И всесилнаго бога с молением зрети призываем.
Яко вси в чем от тебе не скрывахомся,
И во всем к тебе сердечне простирахомся.
Ты же льстил нам тогда аки некий злый, лукавый лис,
И всегдашний убогаго нашего дому вис.
Хотя от нас, грешных, слышати многих божественных словес,
Мы же, убозии, предподавахом тебе не в вес.
Аки некий тщий сосуд пшеницею предполняли,
Теми божественными словесы ум твой напояли.
А того злаго лукавства и лести в тебе не знали,
Аще бы и ведали и мы тебе отнюдь тако и не открывали.
А есть и тогда проныречение твое в тебе зрели,
Да во очи тебе глаголати не посмели.
Что не хотя тебя раздражати,
И духовнаго союза с тобою разрушати.
И яко некоторый младенец от сосцу материю питался,
Тако и ты от наших многогрешных божественных словес насыщавался.
И еще не смеем дерзо рещи, яко некоторый от безсловесных <...>
От крупиц, падающих от нас, грешных, приимал,
И всякое речение радостне начертавал.
Сам веси, что глаголем все неложно,
А с лукавым и с пронырливым в любви жити невозможно.
И ныне за наше благодеяние,
Воздаешь нам зло воздояние.
Себе выше всех людей похваляешь,
А нас кабы и не по делу охуждаешь.
И наши грешныя труды своими нарицаешь,
Не явственно ли сам свое безумие объявляешь.
В лепоту тако безумнии и немыслении творят,
Что сами себе всех мудрее мнят.
И кормихом тебе аки клушу или врана яглами,
А ты колешь нам сердце своими словесы, аки некиими иглами.
И всегда источавах тебе божественная словеса,
Не могут бо прямо смотрети развращенныя очеса.
Всегда смотрят розвратно,
А злому и доброе дело бывает неприятно.
Мы же, грешнии, зрехом тебе всюду всего,
Что еще при нас, грешных, не знаешь ничего.
Аще и не в смех и в поношение сие слово поставишь,
Но тем у нас благодати не убавишь.
Еще у нас по божию дарованию останется,
А твоя любовь за твое лукавство с нами до конца розстанется.
И кроме тебе, знают нас, грешных, в велицем сем государстве,
Аще и много людей в российском царстве.
И тебе от нас тем из всех людей не отвести,
И всего от нас грешных не отнести.
Аще будет последи по нас и поскорбишь,
Но ползы себе и приобретения не получишь.
Понеже досадательныя словеса, аки раны вменяются,
А добродетелныя глаголы, аки медвенныя сотове гортанию вкушаются.
Аще ли будет и в презорство нас положишь,
Но ни тем нас, грешных, не оскорбишь.
Учнем убо жити всяк по себе,
А мы были не злодеи тебе.
Якоже и выше рехом всем сердцем тебе открывалися,
И чем нас Христос бог наш одоровал, тем с тобою зделялися.
А ты сам себе тем нарутил,
И духовный союз меж нами нарушил.
Теми ныне досадителными своими словесы,
Аки некоторыми развратными колесы.
Раби бо есми и холопи вси царевы,
Подобает нам и всем приимати дары алтаревы.
И кождой из нас по себе живет,
И утроба наша данный нам урок жрет.
Еще же и ина была наше к тебе помажение,
И ты все то положил в забвение.
И днесь еще в написании лежит,
Нам же всегда торопом претит.
А ты паки всего того нашего добра тебе забыл,
А нас теми своими поносными словесы оскорбил.
Бог тебе судия да пречистая его мати,
А впредь тебе за твое злохитрство немощно веры яти.
И усты своими, что ни глаголешь, все лжешь,
И сам на себе недобрую славу зовешь.
И многие люди знают твою ложь,
А и нам есть ныне стал ты, аки острый нож.
За таковое твое словесное досаждение,
За наше к тебе сердечное радение.
И уже нам вящши того писати к тебе несть треба,
Подобает нам желати нужныя тща хлеба.
Аще и аер словес кому счинити,
А лукаваго и лестнаго добру не научити.
Сам о себе ответ богу даст,
А по делом его тако ему господь и воздаст.
Прости нас, грешных, во всех сих наших к тебе словесех,
А гордость и лукавство никого не поставит при небесех.
Аще же ти и тягостно сие наше речение возмнится,
Но последи радостно явится.
Понеже несть друг иже на друга своего гнев держит,
И совести своея ему не объявит.
Мы же совесть свою тебе объявляем,
И твое лукавство и лесть тако же пред тобою пологаем.
И в том нас не позазри, что пишем к тебе простовато,
Сам ты горазд писать мудровато.
Слышал, что хвалишися своими усты,
И никого не поставишь против своея версты.
Мы же, грешнии и убозии, елико возмогаем,
Тако по своей убозей силе и начертаваем.
И несть треба писать сего витейно,
Добро тому, кто живет благоговейно.
И ни к кому нравом своим не лукав,
И того ради душею и телом бывает здрав.
И сие наше писанейне аще изволишь блюди,
И сам себе в своей совести суди.
Что таковыми еси своими словесы пред нами виноват,
А явился еси к нам аки некий супостат.
Но обаче бог тебе простит во всем,
А не простая реку, что не оскорбляли тебе ни в чем.
Прочее здравствуй всегда о Христе бозе,
И да сподобит тя стати при небеснем своем чертозе.
И во веки веков аминь,
А тот нелепый нрав свой от себе отринь.
Аще ли такова нрава от себе не отринешь,
То и паки многим людем постынешь.
Вящши паки того не имам, что писати,
Токмо достоит молчанию предати.
Во веки аминь.
