Государю моему, рождшему отцу,
тезоименитому добродетелному венцу
[165],
сынишка твой, имярек
[166], челом ударяет
и у всещедраго бога милости прощает,
чтобы ты, государь мой, здрав был на многие лета,
а мне бы, грешному, держатися твоего отча совета
и слышати бы твое, государя моего, здравие, радоватися и веселитися,
и молитвами твоими в вечное веселие вселитися.
А пожалуеш, государь мой, изволиш про меня, грешнаго, напамятовати,
вем бо, яко должни отцы и матери о детех своих скорби и печали носити.
И паки всегда об них болезнуют и воздыхают,
яко же ярем тяжек в сердцах своих вменяют.
И аз, грешный, за молитв святых твоих по ся часы жив:
вем бо паки, яко воистинну аггел господень никако же лжив.
Аще кто отца своего и матерь чтит
и сердца их всегда веселит,
таковый на земли долголетен бывает,
и от всяких бед господь его защищает.
[167]Аще ли же кто родителей своих не чтит,
таковый сам себе душу губит;
и зде, и тамо не узрит света,
понеже не слушает ни отча, ни матерня совета.
Аще же и злый злым зле досаждает,
а, горше всего рещи, рукама своима дерзает,
таковый чему будет достоин? —
разве лютой смерти пристоен.
И за то паки зде впадает в беды я напасти великие
и зазорен бывает многими человеческими лики,
и паки поношен и посмеян от всего народа,
понеже таковое деяние не христианского рода,
но неверных и богоотметных неверных язык,
иже не причтени будут во христианский лик,
но отстанут отлучены,
понеже богомерстей вере научены.
Аще ли псаломское слово глаголет,
яко перстом во очию колет, —
скончаются грешницы от земли и беззаконницы
[168],
обаче и мы им, неверным, не сродницы.
Аще и вси по образу божию создани,
обаче мы по Христове благодати от них отведени.
Наше звание самому Христу богу нашему тезоименито,
а их, неверных, от нас отменито.
Они своими обычаи и нравы нарицаются
и к нам верою своею не присвояются,
и от нас странны,
понеже веры их от еретик избранны.
Сего ради молю тя, государя моего рождщаго отца,
для общаго нашего содетеля и творца
не помянути тебе, государю моему, безумнаго моего досаждения,
да избавлюся вечнаго мучения.
Вем бо, яко тебе, государю моему, миоги досады сотворих
и сердце твое до конца раздражих.
Яко некий злый злодей бога не боится,
ни всех людей срамится,
и яко неистовый конь по стремнине ходит
и сокрушение ногам своим наводит,
некогда и в конечную пропасть себе низводит,
из нея никакоже себе свобождает;
тут ему конец и нетление бывает,
понеже всякаго безумнаго неучение погубляет.
Подобие же тому и сыну досадливу
[169]и во всем отцу своему и матери непокориву.
Повелевает закон таковых смерти предати
и прочим страх и ужас давати,
да накажутся отцем своим и матерям не досаждати,
но и паче научатся их почитати.
И аще ли будет многия ради милости смерти не предавати,
но многи раны таковым подобает давати
[170],
да престанут таковое злое дело творити
и в покорении и в послушании учнут у отцев своих и матерей жити.
Аз же пред тобою, государем моим, во всем в том виноват,
аки бы некий друг другу злый супостат;
что имам противу тебя, государя моего, ответ дати? —
такмо должен противу тебя, государя моего, грешная уста своя заграждати
за свое безумное пред тобою, государем моим, досаждение
и за конечное к тебе, государю моему, непокорение.
Обаче надеюся на твое, государя моего, отчее благоутробие,
да покрывши своим благоутробием мое неудобие.
И да простит ми ся всякое пред тобою, государем моим, неисправление
и тако получю от грехов своих свобождение.
Вем бо, яко мнози отцы и матери детей своих досад не воспоминают,
но щедротами своими покрывают.
Несть бо тацех сердоболее, яко же отцы да матери, —
воистинну, неложно сердечныя приятели.
И детей своих досады приимают;
и егда с покорением к ним приидут,
тогда, все то забыв, любезне их приимут
и к тому досаду их не воспоминают,
но своим чадолюбием покрывают
и впредь им грубные дела творити не повелевают.
Аще ли же нецыи, злыи и обычаем и нравом, на то же обратятся,
то, уже ведомо есть, — в телесех своих аки во гробе зрятся.
[171]За таковое свое лютое деяние
и да восприимут от бога во оном веце злое воздаяние;
и не суть прощения и милости достойны,
токмо мукам и томлению пристойны.
Сего ради аз, грешный, выну молю своего всещедраго бога и владыку,
да сподоблюся добрых лику,
да даст ми страх, еже тебе, государя моего, почитати
и ни в чем тебе, родителю своему, не досаждати.
Аще ли же учну и впред тако чинити
и пред тобою, государем моим, непослушлив быти,
или паки пререкатель и досадитель учинюся, —
воистинну, сам собою во ад сведуся!
Обаче надеюся на твоя праведныя молитвы
и да престану от таковаго злаго своего обычая и нрава,
и да будет ми зде и тамо доброе слово,
и да умяхчит господь жестокую мою сердечную ниву,
чтобы ми пред тобою, государем моим, быти покорливу
и ни в чем тебе, родителю моему, не досадливу,
но и паче твоей отческой любви востанливу.
Есть же мнози отцы и матери, о детях своих радуются и веселятся,
да не во всех человецех таковыя деяния зрятся;
та кому бывает по великому божию дарованию,
а не по человеческому зданию.
Есть же инии презлии обычаи и нравы,
и не хотят зде и тамо добрыя славы,
и самым диаволом научени,
и сердцы своими в конец ожесточени,
И до смерти отцем своим и матерям досаждают
и яко ножи сердца их распаляют.
Таковии отнюд милости не обрящут,
разве бесовския мытарства их срящут.
Аз же, грешный, никогда тебя, государя своего, не возвеселих,
но и паче твою отческую честь раздражих;
и никогда же еси, государь мой, от моих грешных рук и трудов напитовался,
толко от моих безумных досад надсаждался.
Паче аз, грешный, твоею милостию всегда питаюся
и всегда семидалным хлебом насыщаюся.
Ох, увы, како ответ дам создавшему
и нас ради кровь свою излиявшему?!
Прочее же, государь мой, буди здрав и многолетен.
И аз, грешный, всегда пред тобою, государем моим, безответен.
И паки моли, государь, за мя, грешнаго,
да избавлюся мучения вечнаго.
Вем бо, яко отча молитва и матерня изо дна моря выводит
и мертвых воскрешает
[172];
и слушает господь праведных родителей,
губит же отцем и матерям досадителей.
И паки здравствуй, государь, > Христе!
Мы же хвалитися будем о пречистем его кресте.
Во веки, аминь.
