Вскую укоснел ми по сие время к твоей честности писати,
А всем нам повелевает друг от друга любви искати.
Солнечныя лучи вселенную осиявают,
И друзи бо вернии много добра сотворяют.
Люто, воистинну люто без друга жити,
И внешнее житие в нищете проходити.
Юхание благовонно сладостно входит во обонянное чувство,
Любление же дружие подает многое доброразумство.
Вервь триплетенна едва преторгается,
Обаче и друг верен не изменяется.
И паки верну другу измены несть никогда,
Понеже сердце свое в друзе своем имеет всегда.
Червленицы и багряницы царские дивно есть зрети,
Юза же любовная друга ко другу не мнее того мнети.
Червит виссон
[234] тоже царское одеяние,
Есть же друг верен творит многое добродеяние.
Распинается убо за друга своего везде,
Не помышляет же убо о погибающей той мзде.
Ей воистинну ничтоже вящши друга верна,
Царя же небеснаго и бога милость неизмерна.
Статир
[235] драгий удивляет очеса,
А друг верен украшает правдою свои словеса.
Восток сияет многими благоуханьми,
А друг верен словет добрый своими деяньми.
Травы и цветы украшают сушу,
А друзи вернии услождают тело и душу.
И что ми много о том словес плодити,
И честным твоим ушесем тягость наносити.
Ей вижу твое к себе сердечное рвение,
Любит бо господь бог нелестное дружие любление.
О нем же должны есмы всегда пещися,
Молю же твою честность, чтобы тебе от нас жалованьем своим не отрещися.
Господь бо и бог повелел всем тако жити,
Иже бы друг друга нелестно любити.
Ей без любви ничто же добро творится,
Творяй же ю в царство небесное вселится.
И зде уже акростихида стала,
А мысль наша в нас еще не престала.
Вопиет бо аки быстроструйный ключ,
Мьного бо господь бог дает недостойным благодатный свой луч.
От горести сердца тако вопием,
А твоего жалованья аки меду испием.
Того ради еще хощу к тебе писати,
Чтобы тебе, государю моему, на памяти своей подержати.
И не забыти бы тебе обещаннаго к нам слова,
Рожден бо еси воистинну от звания лвова.
И заложити бу тебе глагол к своему жалователю и кормителю,
И государеву-цареву добродетелному правителю.
На нем верь же ныне многое бремя лежит,
Звание же толкование менит
[236].
Прикладом же дукс
[237] именуется,
Пред царем же государем говорит не обинуется.
Рождьшаго же имеет тезоименита лицу божию
[238],
И всегда поклоняется царскому подножию.
По реклу же именит твоему отцу
[239],
Показал бы мне свою милость последнему государеву чернецу.
Иже бы он пред царем-государем слово о нас заложил,
И таковою бы милостию нас, грешных, одарил.
Возможно ему тако сотворити,
И царю-государю добрым словом нас огласити.
Царь бо государь во всем его слушает,
Некогда же много и от рук его кушает.
Мы по грехом нашим аки изверги бездушны пребываем,
А искренняго себе приятеля не обретаем.
Кто бы об нас ясне царю-государю исповедал,
И разумишко и мыслишко наше поведал.
И если бы нас он, царь-государь, своею милостию призрел,
И аки многоценною ризою одел.
Понеже царская милость паче всего мира,
И наслаждаются людие аки сладкаго пира.
За бесчисленныя грехи наша безчастны родилися,
И вящьшия царския потребы не пригодилися.
Токмо за малое потребство главу свою питаем,
А болши того чести себе не обретаем.
Яко же и прочии человецы царскою милостию сияют,
И многое благодеяние себе приобретают.
Аще и не подобает нам чести искати,
Но обаче не достоит же кому царския милости отбегати.
Но всегда подобает ея желати,
И на бога все упование пологати.
И всегда ему, творцу своему и богу, молитися,
И о гресех своих воспоминатися.
И паки чтобы нам всегда милость свою подовал,
И благодать бы свою всегдашнюю даровал.
И царю бы государю о нас грешных извещевал,
И царь бы государь своею милостию нас обогощевал.
Плачем и сетуем о своем безчастьстве,
Аще и много людей в велицем сем государстве.
А и мы грешнии были не в лишке,
Аще еще и в малем сем пребываем именишке.
Понеже много-много трудов положено,
И от младости к старости сведено, а царские милости конечно не получено.
А все то деется нашего ради великого греха,
Завистная бо и ненавистная статия лиха.
Не дает полезнаго разумевати,
Токмо обыча ей ум и сердце помрачати.
Еще злым нашим случаем и безчастием,
Не пособити же тому ни осмочастием
[240].
Велий дар есть от бога счастное рождение,
На нем же бывает зелное царское призрение.
Лют же и горек недоброполучный час,
Вонь же не слышен бывает вопиющаго глас.
Вонь же бесчастный где ни пошел погубил,
И желаннаго своего не получил.
У безчастнаго везде горит и тонет,
И сердце его всегда болезненно стонет.
Ох увы и безчастну и недостаточну мужу,
Претерпевает бо всегда в себе злую нужу.
И сердце его злою горестию заливается,
И ум его выну в нем забывается.
И ходит и седит яко изумлен,
Понеже ум его всегда в нем забвен.
От великого того своего сердечнаго рвения,
И жалея своего добраго разумения.
Не лож бо есть реченно от мудрых,
Яко мног и умные досады приемлют от безумных.
И когда разум и смысл в человеце явится,
Тогда печаль и скорбь приложится.
Воистинну тако неложно,
Противу рожну прати невозможно
[241].
И уже время нам о том престати,
И честная твоя ушеса отягчати.
Мним без сумнения яко и тако отягчили,
И многое время таковыми словесы продолжили.
Но по нужде бо воистинну глаголу служим,
Понеже всегда о своей совести тужим.
А сам себе пособити не умеем,
А к государем-царем дерзости не имеем.
Того ради паки молим твою честность,
Да явиши ко оному государю свою дерзость.
Чтобы он пожаловал к царем-государем слово заложил,
И нам бы таковым богатством одарил.
А мы за него, государя своего, должны бога молити,
Чтобы ему все благая о себе получити.
