– Как у вас, мужчин, все просто! Никаких мук совести! Если бы я не почувствовала от тебя отдачу, то не полезла бы в твою семью! Если любил ее, что же на меня запрыгнул, а? – храбрилась Вика.

Я обошел диван, стул схватил и сел так, чтобы она меня видела. Нам тоже пора поговорить без прикрас.

– Поверь, мук совести у меня достаточно. Я с себя ответственности не снимаю: я увлекся тобой, молодость вспомнил, засвербело, где не надо… Сломался я. Не прошел проверку на прочность. Это будет мне горьким уроком.

Да, весь такой сильный и решающий: сам разберусь и везде разрулю. Мне не по чину помощи просить. А нужно было, как только тягу губительную ощутил, к жене идти, просить помочь. Сейчас поздно уже: сделанного не воротишь. Это всегда будет на моей совести. Знать бы, где упадешь, а сейчас для меня соломки нет.

– Я всегда только Катю любил. Всегда была только она. В моем сердце, в моей душе, мыслях. Все остальное самообман. Вика, – с нажимом произнес, – ты мне не нужна. Пойми наконец. Не надо передо мной голой пиздой трусить и сиськи на стол вываливать. А самое главное, не нужно лезть в мою семью. В твоих интересах не показываться мне больше на глаза. А если узнаю, что к Кате или Нике… – и выразительно покачал головой. Тогда бежать нужно будет не во Францию, а на другой континент, за океан.

– Поняла?

Она кивнула, а я поднялся.

– Браслет.

– Вадим…

– Браслет, я сказал.

Она встала, в спальню ушла, затем вернулась и отдала мне злополучную цацку.

– Мы ведь когда-то были влюблены… – печально проговорила Вика, влажными глазами на меня взирая. Не-а, не разжалобить меня больше.

– Мы изменились. Очень, – и я отломал первое кольцо и бросил ей, затем еще два, алмазные нити, застежка… Я отдал ей его по частям.

– Теперь можешь продавать.

Вика ошеломленно глаза распахнула, испуганно перебирая былое великолепие.

Да, мы изменились. Сейчас я это ясно осознавал, до полного ошеломления, абсолютного непонимания, охватившего меня наваждения, страсти непрошенной: Вика – это прошлое. Воспоминание о юности далекой, давно прошедшей. Молодость всегда так прекрасна в нашей памяти, манящая и завораживающая, но жизнь другая. Она хороша каждый день, и она реальна. Назад вернуться нельзя, а вот как строить свою собственную историю – это решить по силам. Катя – мое настоящее и будущее, женщина моей жизни, властительница сердца, мать моего ребенка. Из-за слабости я потерял ее, из-за трусости отпустил, в гневе из сердца выдрать попытался. Сам виноват, что стена каменная из обид и недоверия между нами выросла. Я пытался обмануть себя: без своей половинки жизнь строить собрался, но душу не обманешь. Если Катя не научится снова доверять мне, то это станет самым большим наказанием: жить без любимой пока не сдохнешь.

– Вадим, прости, я не хотела, чтобы с Никой так вышло. Я не заметила ее! – Вика теперь начала извиняться. Соблазн больше не работает.

Я улыбнулся, и для нее эта улыбка не означала ничего хорошего.

– Я думал, мы сможем нормально взаимодействовать, – снова присел и деловито откинулся на спинку стула. – Теперь вижу, что нет. Твоего отца ведь сняли с должности замминистра?

Вика только моргнула, отбросила остатки браслета, посмотрела на дно бокала и сделала большой глоток, допивая вино. Зимин очень вовремя попался на растратах, а бдительные коллеги не позволили замять дело. Жадность. Такой пирог в одно лицо есть нельзя – делиться нужно.

– Ты же понимаешь, что и тебе пора уходить? Сделай это сама. На твое место уже очередь из новых «дочерей» стоит.

Последняя встреча с Викой была слишком многообещающей: проблемы и нервы. Пришлось играть на опережение: там шепнул, здесь подмазал. Мы бизнес делаем, а не личные счеты сводим. Не хочет быть взрослой, значит, пусть играет в песочнице поменьше. Я заебался быть деликатным с ней.

– Прощай. И помни: бешеных собак отстреливают. – Я поднялся. Оглядел ее растерянную и загнанную. Наверное, возвращаясь в Россию, Вика не думала, что окажется в такой ситуации. А я, встретившись с новым председателем жилищной комиссии, даже в страшном сне не предполагал, что все потеряю.

В народе говорят «что ни делается, то к лучшему», но разве это так? Что хорошего-то? Что я приобрел?! Что?! Только, возможно, опыт… Это урок мне. Теперь я точно знаю, что счастье – это не константа. Над ним, как и над собой, работать каждую минуту нужно, если потерять не хочешь. А еще знаю, что даже крохотная шальная мысль может оставить трещину в чаше самого крепкого чувства. А там, где треснуло, обязательно разобьется. Кто сеет ветер, тот пожнет бурю…

Домой приехал, но уснуть так и не смог. Внутри было так много всего, и я сел писать. Пытался описать, как дошел до низости предательства, как жил после, как на дне лежал. Объяснить это нельзя, только рассказать, но так, чтобы не унизить подробностями. Я очень надеялся, что у меня получилось.

Уснул под утро и проснулся позже обычного, но чувствовал себя воодушевленно. За Никой поеду и Мальвину свою увижу. Но звонок матери осадил коней, которых я уже запряг. Катя с утра Вероничку к ним привезла. Сегодня программа богатая: осталось много вкусного, сладкого, а еще мой отец купил снегоход. Двор у них, конечно, большой и снега февраль принес прилично, но снегоход… Это перебор. Нужно будет выбраться в горы всей семьей. Жаль Катя откажется ехать.

Прежде чем отправляться к своим, решил завести письмо. Уже перед почтовым ящиком на дверь посмотрел и потянуло меня. Может, лично отдать труды тяжелой ночи. В глаза посмотреть…

Я хотел позвонить, но заметил, что дверь неплотно прикрыта. Потянул за ручку – не заперто.

Ушла и дверь закрыть забыла? Или дома и

просто забыла. Я вошел.

– Катя? – позвал негромко. – Кать?

Взгляд бросил в коридор и заметил мужскую куртку. Бля-яядь! Я знал, что не имею права. Что должен уйти, но ревность толкала вперед.

Светлая гостиная. Приоткрытая дверь спальни. Тихий шелест простыней. Я по инерции толкнул белое дерево и все… Мой дзен закончился.

– Твою ж мать! – взревел и бросился вперед. Пиздец, убью его.

Катя

Нику я отвезла к свекрам около десяти утра. Торопилась очень. Не хотела, чтобы Вадим приезжал. Встречаться с ним с каждым разом становилось все труднее. Я коротко, как-то истерично хохотнула и допила свой чай в один глоток – лучше бы это было вино, но для алкоголя рановато, даже если необходимо.

Полонский либо косячит, либо пожинает плоды своих поступков, а я вместо тотального разочарования ощущаю внутри едва тлеющий трепет надежды. На что? Сама не знала! Глупость какая-то! Но нельзя сбрасывать со счетов, что мне было не просто обидно и больно узнать о предполагаемой помолвке, меня накрыло жуткой ревностью! Не чувством собственничества, какое, вероятно, есть у всех бывших, нет, это была ревность.

Даже когда об измене узнала, когда ушел, когда разводились. Когда точно поняла, что он с ней, с Викой этой. Не чувствовала ничего подобного. Было много боли, обиды, непонимания. Так много, что я сбежала от них, как и от всего, что на сердце осталось. А теперь я высвободила их: выговорилась и выкричалась. Думала: отпустила, ничего вообще к Вадиму не осталось, а вышло, что что-то внутри рвалось к нему…

В дверь коротко постучали. Я знала, кто это. Сама пригласила. Максим. Вчера он помог мне прийти в себя, сыграть успешную и прекрасную светскую львицу. Был очень деликатен в отношении Ники. Не выпячивал наши отношения, какими бы они ни были. Поэтому я должна быть с ним честной.

Это я позволила Вадиму танцевать со мной. Позволила увести меня. Позволила прикасаться ко мне. Слушала любовные признания. Нельзя все это сделать против воли, если речь не идет о насилии. А меня никто не заставлял. Значит, сама хотела.

– Привет, – произнесла с вымученной улыбкой. День только начался, а я уже морально «в мыле».