— Завалила.

— Гм... Так.

Глубоко посаженные глаза уставились на меня из-под нависших бровей. Толстые пальцы дробно постукивали по настольному стеклу. Он отодвинул счетную книгу, вскинул глаза на стенные часы, на доску с ключами:

— А другая где? Одиннадцать скоро.

— Не знаю. Я не видела Тасю, месье Дюма.

— Иди спать.

— Покойной ночи, месье Дюма.

— Покойной ночи.

Я пошла к дверям. Я знала, что месье Дюма смотрит мне вслед. У него были удивительные глаза — глубокие, добрые. И такая же улыбка, запрятанная в серой щеточке усов.

Я поднялась к себе, разделась и легла в постель. Тася не шла. Мне нужна была Тася. Мне нужно было живое дыхание в комнате.

Было уже поздно, когда Тася вошла и с торжествующим видом положила на стол книжицу:

— Мой советский паспорт! Еду в СССР.

И, словно устыдившись своей эгоистической радости, быстро заговорила:

— И ты тоже, Маринка, поедешь. Между прочим, видела твоих. Всё знаю. Наплюй. Поедешь в Россию. Там будешь получать стипендию и спокойно учиться.

Она села ко мне на кровать.

— Когда едешь? — спросила я.

— Через несколько дней.

— У тебя же не все экзамены сданы.

— Пусть. И не буду.

Она соскочила с кровати, вынула из волос шпильки. Светлая коса тяжело упала на спину.

— Маринка, тебе тут недолго быть одной. Вот увидишь. Мы с Андреем в Москве знаешь как хлопотать будем.

— Не надо. Всё равно не поеду.

— Поедешь! Еще как!

Она взяла со стола свой паспорт, пошла к двери.

— Тася! — вдруг опомнилась я. — Тася, а долг?! Деньги, которые я у тебя взяла? Я верну... Я завтра пойду искать работу и верну... завтра...

Тася обернулась:

— Маринка... Даже стыдно, честное слово! — Она сердито хлопнула дверью.

В отеле стояла тишина. Никогда еще мне не было так плохо и так одиноко.

Я твердо решила расстаться с университетом. Купила «Пти паризьен» и отправилась по объявлениям. Всё-таки студент-биолог, — может быть, возьмут лаборантом. К вечеру возвратилась на Веронезе ни с чем, — нигде меня не брали. «Иностранцев не берем...»

На другой день снова отправилась чуть свет. Опять купила «Пти паризьен» и спустилась в метро. Исколесила Париж из конца в конец. Ничего. Завтра — опять. И послезавтра. И всё то же: «опоздали», либо — «иностранцев не берем».

Было четыре часа. После очередной неудачной поездки в поисках работы я в раздумье стояла на бульваре Распай. И вдруг решила никуда больше не ездить и бросила в урну мой «Пти паризьен».

Я была голодна и очень устала. Зашла в булочную и, купив булочку с запеченной внутри шоколадкой, села на скамейку против «Лютеции». Я сидела на скамейке и смотрела, как поминутно поворачиваются зеркальные двери ресторана «Лютеция» и как движется по тротуару поток людей. Я ела булочку, и солнце приятно припекало, и я не хотела ни о чем думать. Это было трудно. Всё-таки я старалась. Решила вернуться к конвертам. Буду просить их как можно больше. Буду работать и днем и ночью. Может быть, смогу вернуть долг месье Дюма и хотя бы летом освободить бабушку от необходимости посылать мне деньги. А Тася? Как же с Тасей? Может, Тасе вернуть сначала, а потом месье Дюма? Но, кажется, Тасе не успеть. Боже мой, боже мой, что же мне делать?

Из ресторана выбежал мальчишка-газетчик и завопил:

— «Пари суар»! Требуйте «Пари суар»!

Я позвала мальчишку, купила газету и развернула ее... «Комбинат патентованных лекарств... Ляфон и К°... требуется лаборант... в лабораторию медицинских анализов...» Поехать? Нет? Это в районе Бастилии. Недалеко. Съезжу в последний раз. Не выйдет — не надо. К дьяволу!

Дом, где помещался комбинат, показался мне роскошным, Вестибюль ротондой. Широкая мраморная лестница, Красного дерева лифт. Взглянула на указатель: лаборатория на последнем этаже. Но лифта мне не надо. Вбежала, не переводя дыхания, и остановилась перед эмалевой табличкой на дверях: «Лаборатория медицинских анализов». Долго не могла отдышаться. Наконец открыла тяжелые дубовые двери.

За невысоким барьером сидела у столика женщина, перед ней — «Ундервуд». Женщина окинула меня взглядом и улыбнулась, и меня вдруг охватило необыкновенное ощущение легкости и удачи. Я улыбнулась тоже и сказала, что пришла по объявлению в «Пари суар». Она кивнула и, чуть откинувшись, протянула руку к телефону:

— Месье Мартэн...

Тот, кого вызвала женщина, остановился на пороге. Белокурый, холеный, зеркально зализанный. Что-то в нем смутно, едва уловимо напоминало Луи.

Глаза пробежали по мне, чуть задержавшись на моих изрядно поношенных туфлишках, на голых коленках. Вид мой, надо сознаться, был маловнушительным. Я стояла перед ним, смотрела ему в лицо и старалась отгадать, что он думает. Подольше глаза шефа задержались на моем туго натянутом свитере. Я почувствовала, как что-то горячее прихлынуло к щекам. Я опустила голову.

Он пригласил меня в кабинет, вежливо предложил сесть и сел сам.

— Лаборант? Да садитесь же. — Он еще раз показал мне на стули положил на стол ногу.

Я села. Месье Мартэн, продолжая бесцеремонно меня рассматривать, небрежно спросил, на каком факультете я учусь, и сразу же, без перехода, стал задавать вопросы, никакого отношения к лабораторной работе не имевшие. Я сидела скованная, путалась в ответах, и щеки мои горели от его вопросов и еще от того, что на его вопрос, на каком курсе, не сказала ему, что провалила экзамен.

Зазвонил телефон. Мартэн схватил трубку.

— Здравствуйте, мадам... Что?.. В вашем распоряжении... на полчаса... Ждите у Дюпона... Ха!.. — Он откинулся на стуле, положил на стол другую ногу. — Буду через десять минут... Да. — Улыбнулся в трубку. — Да, говорю. У Дюпона... Да. Во втором зале... гм-гм, в глубине зала...

Мартэн положил трубку на рычаг и поднялся. Мгновение лицо его еще улыбалось. Потом он посмотрел на меня и потер лоб. Мне показалось, что он забыл, кто я и зачем тут.

— Приходите завтра к девяти, — наконец сказал Мартэн, торопливо развязывая поясок халата. — Будете работать. — Он быстро пошел к двери. — Не опаздывать! — обернулся он на пороге. — Мадам Ламбер, если позвонит босс, — я в бухгалтерии. — Он подмигнул ей.

Мадам Ламбер продолжала стучать на машинке, не глядя на него.

Когда прошло оцепенение, я помчалась домой. Завтра на работу!.. От метро «Итали» до улицы Веронезе я бежала. Я страстно хотела, чтобы была дома Тася и месье Дюма тоже.

Распахнув двери конторы, я кинулась к доске. Тасин ключ висел! Вот досада! Я подошла к дверям месье Дюма и заглянула в узорчатый витраж. В комнате не было никого.

— Месье Дюма-а!.. — закричала я. — Месье Дюма! Где вы?! Я нашла работу! Месье Дюма‑а!..

Из вестибюля выскочил Роже.

— Тсс! Ты что тут кричишь?! — сердито шептал он. — Месье Дюма спит! У него мигрень... Что у тебя там стряслось?

— Роже, — зашептала я тоже. — Роже, я нашла работу!

— Гм.

Он переступил порог и уселся за письменный стол месье Дюма, откинулся важно к спинке кресла. Засученные по локоть рукава ситцевой рубахи открывали волосатые, с вздутыми венами руки.

— А что ты будешь делать? — Роже говорил мне «ты» и называл по имени. К Тасе у него было уважения больше. Тасю Роже называл «мадмазель» и говорил ей «вы».

— Анализы буду делать, Роже, медицинские анализы. Бактериологические, — я говорила срывающимся шепотом. — Микробы разные определять.

— Гм. Работа довольно грязная.

— Ну нет, Роже. Совсем даже не грязная. Наоборот — интересная.

— А сколько платить за это будут?

— Не знаю пока.

— Как это — не знаешь?

— Ну, неудобно же было спрашивать, как вы не понимаете, Роже?