— Все верно, — поддержал меня мистер Хейз. — Тебя это точно не касается. Что ж, Эмма, расскажи, чем тебя так заинтересовало предложение старика. Неужто в городе работенки не нашлось?
Аксель пробормотал себе под нос нечто нечленораздельное и вышел из гостиной. Анна, помедлив, встала и последовала за ним — чтобы успокоить, или, может, спросить наедине, почему он решил, что я работаю на Томпсона.
Я старалась говорить открыто и искренне, насколько это возможно при условии, что большую часть моей легенды составляла ложь. Что хочу попробовать пожить самостоятельной взрослой жизнью, и что мне нужны деньги и работа, и что пока вернуться домой нет никакой возможности, да и не хочется. Что я ответственная и пунктуальная, и что на руках у меня, если ему так интересно, есть рекомендации с бывших подработок — детского летнего лагеря, где я была тьютором, и из кофейни, в которой работала официанткой все прошлое лето.
Старик слушал меня внимательно, не перебивая, но на секунду мне показалось, что он вот-вот уснет: нависшие веки то и дело опускались, как будто он слишком медленно моргал.
Наконец, он сказал:
— Томпсон — подлый, дурной человечишко, так что советую тебе держаться от него подальше. Если у вас с ним и правда какие-то делишки, я это скоро выясню, и, скажу прямо, ничего у нас не выйдет.
— Понимаю, — ответила я, хотя очень хотелось спросить, почему он так думает и что между ними произошло.
— Что-то в тебе есть, Эмма, так что, думаю, стоит попробовать. Я не люблю бобы и не переношу сладкую выпечку, а в остальном в еде не привередлив. Работы по дому не так много — только пыль протирай, да полы мой, и все остальное время можешь тратить, как тебе вздумается. Раз в неделю придется ездить в город за покупками и лекарствами, если тебя устраивает…
— Меня все устраивает, — поспешила заверить его я, хотя перед глазами вертелась ухмылка Акселя, не предвещающая ничего хорошего. — Я буду вам очень признательна.
— Ну, будет тебе. Тогда по рукам. И смотри, не донимай меня расспросами, где что лежит: я и сам не знаю. Анна покажет, или сама найдешь.
Мы обсудили мое жалованье, — куда более достойное, чем в баре, хотя и скромное, — в какой день недели мне удобно взять выходной, какой у него и у Акселя распорядок дня и прочие детали.
Даже странный разговор с участием Акселя не смог испортить того радостного предвкушения, которое охватило меня при мысли, что дни скитаний окончены хотя бы на какое-то время. Здесь меня никто не найдет. Здесь можно переждать эти два месяца.
Я решила, что, если все сложится хорошо, надо бы заехать к Лидии и привезти ей коробку конфет в качестве благодарности за помощь.
В конце концов, мистер Хейз недвусмысленно намекнул, что внебрачные внуки ему не нужны (я покраснела до корней волос, осознав, что он имеет ввиду) и попросил вернувшуюся Анну показать мне дом.
Она с воодушевлением принялась выполнять поручение, и в первую очередь повела меня в комнату, которую можно было занять.
— Я бы попросила Акселя помочь перенести вещи, но он сегодня не в духе, — сказала она, пока я рассматривала свою новую спальню. Это была большая мансарда под крышей — довольно уютная, если не считать толстый слой пыли на всех поверхностях, от туалетного столика до голого каркаса широкой деревянной кровати. Дверь закрывалась на не самого прочного вида щеколду, и я решила при первой же возможности попросить разрешения сменить ее на замок.
— Ничего, у меня их не так уж и много, — ответила я, не сомневаясь, что его «не в духе» напрямую связано со мной. Плевать, что он думает обо мне. Судя по тому, что сказал его отец, ему нет особого дела до происходящего в доме.
— Он хороший парень, — вдруг сказала Анна, словно хотела оправдать его в моих глазах. — Просто у них сейчас тяжелые времена.
«Поэтому он проводит ночи за игрой в покер, бросив больного отца на попечение соседки», — подумала я. Меньше всего Аксель был похож на «хорошего парня» — скорее на эгоистичного и своенравного мальчишку.
На мансарду вела отдельная шаткая лесенка со второго этажа, все двери на котором, кроме душевой, были заперты — спальни Хейзов и вторая ванная располагались на первом. Это было очень кстати, потому что объем предполагаемых работ значительно уменьшился.
— Тут спальня Эдварда, — Анна указала на ближайшую к гостиной открытую дверь, когда мы спустились вниз. В этой комнате было темно, и оттуда пахло лекарствами, как из больничной палаты. — А та — Акселя. Не думаю, что он позволит тебе заходить туда.
Дверь в спальню, которая принадлежала Акселю, была в самом конце коридора. На ней разве что не висела табличка с надписью «выметайся».
После этого Анна провела мне короткую экскурсию по кухне и показала, где лежит бытовая химия, посуда и всякие хозяйственные мелочи. Кухня, на удивление, была чистой, хотя я ожидала, что работы будет непочатый край. На холодильнике висел график приема лекарств мистера Хейза — это был довольно внушительный список.
Когда мы вышли из дома, я тихо спросила, чем именно болен мистер Хейз.
— Рассеянный склероз, — вздохнув, сказала миссис Грин. Я попыталась вспомнить, что вообще слышала об этой болезни. Кажется, ничего конкретного, кроме того, что она неизлечима. — Пока еще не худшая стадия, хотя он сильно страдает. Скорее, психологически, от того, что не может работать как прежде, ходить, плохо видит. У него проблемы со слухом в том числе. Если ты рядом, голос можно не повышать, но с пяти ярдов он уже тебя не услышит. Я купила большую часть их земли, остался небольшой клочок в самом начале поля, — она повела подбородком в сторону грядок, засеянных кукурузой, но я не увидела никаких распределяющих участки границ. — С тех пор, как сбежала его жена, мать Акселя, все стало куда хуже.
Сбежала. Я почему-то решила, что, если и была «миссис Хейз», то она умерла.
Мне вдруг стало жаль и Акселя, и его отца.
— А Аксель? Сколько ему?
— Минуло двадцать два в марте.
В прошлой жизни я непременно полезла бы в интернет, чтобы узнать о совместимости наших знаков зодиака. Не в романтическом плане, конечно — просто посмотреть, насколько велик шанс, что мы уживемся под одной крышей.
— Он бросил колледж, чтобы ухаживать за отцом, когда началось обострение болезни, — пояснила Анна, оглядываясь по сторонам, словно опасаясь, что он мог услышать нас. — Эдвард давно болеет, но на первой стадии болезнь почти не проявляла себя. Сейчас он в ремиссии, но со склерозом не угадаешь, в какой момент случится рецидив.
Я подумала про себя, что если такой заметный тремор считается ремиссией, какова же болезнь в худшем ее проявлении.
— Если ему вдруг станет хуже, звони мне. Акселя может не оказаться дома, и я помогу отвезти Эдварда в больницу.
— Поняла, — кивнула я, надеясь, что такой ситуации не случится.
Мы пересекли лужайку и дошли до деревянной постройки — крытого хлева или чего-то в этом роде.
— За лошадьми ухаживает Акс, — сказала она, кивнув в сторону двух гнедых лошадей, стоящих в стойле. — Они иногда выезжают в летний лагерь неподалеку, катают детей. Для работы на земле мы нанимаем рабочих, тут тебе не о чем беспокоиться, куры мои. А вот и кролики.
Несколько пушистых белых комков скакали по клетке и с любопытством принюхивались, просунув свои розовые носы через прутья клеток.
— Какие милые, — я едва не взвизгнула от восторга. — Можно?
Получив одобрительный кивок, я открыла клетку и достала одного крольчонка. Он барахтался у меня в руках и норовил выскользнуть.
— Не советую к ним привязываться, — сказала она. Поняв, почему, я только крепче прижала к себе пушистое дрожащее тельце.
Вот этот пункт работы на ферме был одним из самых неприятных. Надеюсь, мне никогда не доведется увидеть, что с ними делают.
— Там еще несколько клеток, — она указала на покосившийся маленький забор.
После объяснения, как и чем их нужно кормить, как часто менять воду и чистить клетки, Анна повела меня за дом, где располагался небольшой огород для личного пользования хозяев.
