Захотелось выйти на улицу.
Лидия стояла у барной стойки и бурно на что-то жаловалась бородачу, но, увидев меня, приветливо махнула рукой.
— Два пива, — сказала я и уселась на свободный высокий стул. Ноги уже устали: я давно так долго не стояла на месте практически без движения.
— Аддон никто не просил? — спросил бармен, и я на мгновение засомневалась, правильно ли его поняла.
— Что, простите?
— Докупить, — раздраженно пояснил он, — фишек никто докупить не просил?
— А, нет, — я качнула головой. — Можно мне воды?
Я почти сразу пожалела о своей просьбе: во-первых, из-за взгляда, которым он меня одарил, во-вторых, потому что стакан, который бармен наполнил водой из-под крана и протянул мне, был весь в жирных отпечатках пальцев.
Кое-как выдавив из себя вежливую улыбку, — еще не хватало, чтобы он разозлился и не взял меня на работу, — я притянула к себе стакан, но пить не стала.
— Ну, как успехи? — Лидия тотчас обратила все свое внимание на меня. — Не сильно пьяные? Эрни уже все проиграл?
— Не твоего ума дело, — грубо оборвал ее бармен. — Пойди, протри пятый столик.
— Он чистый, — возразила Лидия.
— А я вижу, что нет, — рявкнул бородач.
— Смотри, сбегу, как Долорес, — хихикнула Лидия, видимо, давно привыкшая к такому обращению. — Удачи, детка. Они разойдутся в лучшем случае под утро.
Действительно, игра была далека от завершения. Пара человек, включая ковбоя, вскоре ушли, но на их место пришли другие. Они пили много бурбона, и я то и дело бегала от их стола к столику с напитками и на бар. В целом ночь проходила куда спокойнее, чем я предполагала: все были вежливы, и только человек в костюме позволял себе изредка дотронуться до моей руки или долго смотреть в мою сторону, когда я проходила мимо. В его взгляде не было похоти, и никаких сальных шуточек в мою сторону никто не отпускал, так что я просто не обращала на это внимания, надеясь на щедрые чаевые. «Нужно потерпеть два месяца, — сказала я себе, — только два месяца, и я смогу вернуться домой».
Аксель больше не смотрел на меня. Насколько я могла понять, в игре ему теперь не везло, и стопка его фишек с каждым раундом заметно уменьшалась.
Спустя несколько часов за столом осталось пятеро, включая Акселя, Томпсона — так звали человека в костюме, — Эрни и усача, и еще одного тщедушного на вид паренька, зашедшего сюда, судя по всему, чуть ли не случайно.
Никто больше не просил меня принести напитки, поэтому я следила за игроками с легкой сонной рассеянностью.
— Олл-ин, — донесся до меня тихий уверенный голос Акселя. Он бросил на меня быстрый взгляд, значение которого я не смогла понять. За все это время он ни разу не попросил меня что-либо принести и только дважды закурил: когда выиграл и когда проиграл Томпсону в ставках один на один.
Он сгреб все свои немногочисленные фишки в центр стола.
— Я пас, — сказал другой парень.
— И я пас, — усач сбросил карты.
Эрни уже давно просто наблюдал за игрой, не делая ставок. Он, судя по всему, был очень азартным, но чертовски невезучим парнем, зато радовался за победителей и насмехался над проигравшими так, словно собственные неудачи его совсем не беспокоили.
— А я поддержу, — Томпсон пожал плечами с таким видом, словно терять ему было нечего, и отсчитал от своих запасов число фишек, равное ставке Акселя.
Когда они открыли карты, Эрни присвистнул. У обоих был фулл-хаус, но у Акселя более сильная комбинация: на тузах. Даже со своего места, на расстоянии от игрового стола, я видела, как его темные глаза засветились триумфом.
— Что ж. Везучий сукин сын, — сказал Томпсон ровным тоном, в котором явственно считывалось умело скрытое раздражение, — я в тебе не сомневался. Ну ничего, отыграюсь в следующий раз.
Аксель ничего не ответил. Он взял из лежащей на столе пачки одну сигарету, сунул ее в рот и чиркнул спичкой. С наслаждением затянувшись, откинулся на стуле и посмотрел на меня.
Я не успела отвести взгляд и смутилась, но виду не подала: он наверняка заметил, что я наблюдала за ним.
— Зови Фокса, — сказал он таким тоном, словно я и сама уже должна была догадаться, что нужно кого-то позвать. Молча кивнув, я выскользнула за дверь.
В баре было тихо, большая часть посетителей уже разошлась. За одним столиком сидела влюбленная парочка, пожирающая друг друга ртами. На другом, крепко стиснув в руке бутылку пива, сопел мужчина. Лидии нигде не было видно.
— Кажется, они закончили, — сказала я бармену.
Должно быть, он и был тем самым Фоксом. Тяжело вздохнув, здоровяк бросил пересчитывать наличку в кассе и полез под барную стойку.
— Я могу выйти на работу завтра? — спросила я, стараясь не выдать надежду в голосе. — В объявлении было сказано, что есть возможность проживания…
— А как же, выходи, — хмыкнул он и протянул мне несколько банкнот. — К десяти утра. А поспать можешь на складе, там есть диван. Но учти: там всюду камеры, и не советую у меня красть, иначе ноги переломаю.
Пересчитав деньги, я обернулась к висящим у выхода часам — маленьким, вбитым в тело уродливой пластиковой рыбы, которая, наверное, может хлопать хвостом и петь идиотскую механическую песенку, если вставить батарейку. Если верить им, я проработала шесть с половиной часов, — за окном уже занимался рассвет.
— Вы не доплатили мне шестнадцать баксов, — сказала я, решив, что это ошибка, — я пришла в половину одиннадцатого, а сейчас…
— Налоги, милочка, — ответил он с самодовольной усмешкой. — Это с вычетом налогов.
— Мы так не договаривались, — я почувствовала, как кулаки сжались сами собой от досады, и с трудом сдерживалась, чтобы не повысить голос. Мне нужна работа. — Этот «вычет» не подходит ни под одну систему налогообложения, и налог штата гораздо…
— Всё, — рыкнул он, резко выпрямившись и стукнув деревянным ящиком, который держал в руках, по грязной и липкой поверхности барной стойки. — Хочешь — работай, а нет — так проваливай. Долорес уже завтра прибежит, как миленькая, и я не потерплю… — он что-то заметил у меня за спиной и гаркнул: — Эй, вы! Снимите номер!
— Какого черта?! — взорвалась я. Он удивленно приподнял брови и замер на месте, явно не ожидая, что я стану возражать. — Я всю ночь тут торчу, мы договаривались на восемь баксов в час, ты считать не умеешь?
— Либо бери, что дают, и выходи утром на работу, либо катись ко всем чертям, — сказал Фокс, и, быстро протиснувшись к выходу из-за барной стойки, пошел в сторону игровой комнаты.
Мне хотелось взять со стойки бокал и запустить в его лоснящуюся лысину. Хотелось наорать на него, перебить всю посуду или швырнуть в стену стул.
Но больше всего мне хотелось плакать от обиды и несправедливости, а еще от осознания, какая же я наивная идиотка.
Он скрылся за дверью, а я все стояла на месте, не в силах что-либо предпринять.
Стянув с себя чертов фартук, я приложила ладони к глазами, пытаясь отогнать сонливость и сглотнуть ком в горле. Сейчас он вернется, и я попробую еще раз — спокойно объясню ублюдку, что в его же интересах сдержать свое слово.
«Два чертовых месяца», — напомнила я себе. Два месяца, которые казались бесконечностью.
Мне нужна работа. Работа в таком месте, где меня не найдут, да и не станут искать. В таком, где никому нет дела, сколько мне лет и какая у меня фамилия; где никто не спросит, откуда я и что здесь забыла. В таком, как этот вонючий богом забытый бар.
Я не могу вернуться домой сейчас, и мне нужно всего лишь два месяца. Просто продержаться.
Обида все еще жгла внутренности. От усталости подкашивались ноги, а от недосыпа кружилась голова.
— Мисс? — донесся до меня мягкий вежливый голос.
— Что? — я отняла руки от лица и увидела перед собой Томпсона.
— Хотел поблагодарить вас. Вы принесли мне удачу, — сказал он и протянул мне руку. В ней была зажата стодолларовая купюра.
— Вы ведь проиграли, — фыркнула я, сомневаясь, стоит ли брать деньги. Может, это какой-то непристойный намек? Понятия не имею, как в этих краях мужчины покупают услуги интимного характера (да и в любых других, в общем-то), может, у них так принято? Сотня — многовато для чаевых.
