Он тихо выдохнул мне в волосы:

— Черт, а вот этого я как раз и не предвидел.

— Чего именно? — испугалась я, решив, что что-то пошло не по плану.

— Что придется целый час ехать со стояком.

Я покраснела до кончиков ушей и глупо захихикала. Он чмокнул меня в макушку, взял поводья, и мы мерным шагом двинулись вслед за Эрни.

Одной рукой Аксель поддерживал меня за талию, прижимая к себе, так что вскоре я перестала беспокоиться, что свалюсь с Клайда, и смогла насладиться проплывающими мимо живописными видами — лесом, полями, журчащей в зарослях реке, вдоль русла которой, под тенью деревьев, мы шли.

Эрни что-то насвистывал себе под нос, а потом вдруг сказал:

— Эй, Акс, а может, почитаешь нам что-нибудь?

— Брось, может, в другой раз, — простонал Аксель.

— Нет-нет, я тоже хочу послушать, — вставила я.

— Давай мое любимое, — попросил Эрни.

Аксель прочистил горло и выразительно продекламировал:

О капитан! Мой капитан! Рейс трудный завершен,

Все бури выдержал корабль, увенчан славой он.

Уж близок порт, я слышу звон, народ глядит, ликуя,

Как неуклонно наш корабль взрезает килем струи.

Но сердце! Сердце! Сердце!

Как кровь течет ручьем

На палубе, где капитан

Уснул последним сном!

От звука его голоса у меня по спине побежали мурашки. Он закончил стихотворение, и мы с Эрни поаплодировали.

— Ух ты, это ведь стих из фильма «Общество мертвых поэтов», — вспомнила я. — Уитмен?

— Да, это он, — сказал Аксель, явно не одобряя, что я знала произведение только лишь потому, что видела фильм, в котором оно фигурировало.

— Эрни, так ты любитель стихов?

— Так точно, мисс.

— Что, и сам читаешь?

— Не-е, я кроме Библии ни в жизнь ничего не прочел. И то меня маманя заставила. А вот Акса послушать — за милую душу.

— А ты стихи пишешь? — спросила я, взглянув на Акселя через плечо.

— Нет. Я убежден, что если из хорошего поэта и способен выйти неплохой писатель, то из неплохого писателя выйдет скверный поэт.

— Неужели?

Я не была сильна в поэзии, а Эрни уж тем более, но мы наперебой бросились убеждать Акселя, что из него наверняка вышел бы отличный поэт.

— Слышал бы ваши рассуждения Джефф, — вдруг сказал Аксель, — он бы нашел аргументы поубедительнее, чем мои.

Эрни ехал впереди нас, так что я не видела его лица, но, услышав знакомое имя, он выпрямился в седле.

— Кстати, Эрни, забыл тебе сказать. Назначена дата заседания, — Аксель не заметил, как напрягся его друг.

— Что, значится, скоро его выпустят?

— Очень надеюсь.

Я поспешила сменить тему разговора:

— Может, почитаешь нам еще что-нибудь?

Аксель прочел по памяти еще пару стихотворений. Тогда Эрни сказал:

— Поеду-ка я вперед, а то мы так и к вечеру не доберемся. Догоняйте, голубки!

И, натянув удила Бонни, припустил легкой рысью.

Мы уже свернули в какой-то пролесок, где граница ферм скрылась из виду. Аксель наклонился ко мне и шепнул:

— Ты не устала?

— Нет, все… — его пальцы скользнули под край моей футболки и коснулись живота. Я выдохнула от неожиданности и легкого импульса возбуждения, пробежавшего по телу.

— Можем сделать привал, если хочешь, — продолжал мурлыкать он мне в ухо.

— Боже, нет! Не в лесу же, — вообще-то предложение было очень заманчивое, но я боялась, что Эрни хватится нас и вернется обратно.

Поэтому я обхватила запястье Акселя и положила его руку себе на бедро — легче, однако, не стало.

Подушечками пальцев я ощущала рельефную поверхность ожогов на его предплечье.

— Это было… Очень больно?

— Не так, как Эрни, конечно. Я пытался сбить пламя с его лица.

У меня внутри все похолодело от ужаса: перед глазами предстала эта сцена во всех ее страшных подробностях.

— Как это случилось?

— Была поздняя ночь. Мы с Джеффом сидели возле дома, у реки — он тогда собирался сделать предложение своей девушке и очень нервничал, а я раздавал мудрые советы и подбадривал его. И вдруг мы увидели, что небо словно озарилось, хотя грозы не предвиделось. Услышали крики даже издалека. Дома зазвонил телефон, но мы уже все поняли и побежали туда.

Горел амбар Уилксов, и пламя перекинулось дальше — пошло к ферме Гринов. Это было в сентябре, только-только начали собирать урожай, листья были сухие. К тому же, поднялся ветер — дом Эрни оказался в безопасности, все местные побежали спасать поля, а Эрни-старший выводил скот из загона поблизости. Суматоха стояла страшная. Мы пытались потушить пламя своими силами, приехали пожарные машины, открыли резервуар в водонапорной башне. Еще немного, и дому Анны пришел бы конец, а потом и нашему. Большое пламя удалось сбить, а потом уже приехала подмога из Хопкинсвилля. Нетронутым остался лишь небольшой клочок земли. Весь урожай был уничтожен.

— Погоди, а Эрни?

— Оказалось, он спал в амбаре. Тот загорелся снаружи. Я шел на подмогу к его отцу, когда услышал крик. Едва успел его вытащить, когда балки прогорели и начали сыпаться. Он, видимо, напился, и пролил на себя что-то из спиртного — половина его лица… В общем, несладко ему пришлось в ту ночь.

— Какой ужас, — прошептала я. — Почему никого в итоге не наказали? Аксель задумался на минуту. Я слышала, какое тяжелое у него стало дыхание и заметила, как сжались костяшки пальцев, сжимающие поводья. Наконец, он вернулся к рассказу:

— Никого не нашли, никаких следов, вся земля вокруг была выжжена. Я думаю, полицейские делали свою работу спустя рукава, наш шериф — давний приятель Томпсона. Джефф клялся, что видел тачку одного из его работяг поблизости, когда ехал ко мне. Он сам тогда работал на лесопилке и знал его. Это был какой-то мексиканец-нелегал — его нашли, но, согласно показаниям, он просто подбросил Эрни до дома. Доказательств его причастности не было, следствие длилось почти год, да и Эрни, когда пришел в себя, сказал, что тот просто довез его из бара до фермы, но все и так поняли, кто в этом замешан.

С каждым словом голос Акселя становился все злее и злее, в нем отчетливо звучала ненависть и какая-то тоскливая безысходность.

— Расскажи мне о Джеффе?

— Он… Замечательный человек. Мой лучший друг. Джефф первый ушел с лесопилки, когда пошли слухи, что это дело рук Томпсона, за ним потянулись и другие. Ему — да и нам всем, — в тот год пришлось нелегко. А потом… Потом он сглупил, может, из-за проблем с деньгами. Я тогда хватался за любую работу, пахал днем и ночью, продал часть земли, чтобы выбраться из долгов. Мы редко виделись. Хотя он признал свою вину, я думаю, что его могли подставить или предложить сознаться за вознаграждение. Но даже мне он ничего не рассказал — кроме того, что действительно напился и вломился в чертов бар.

— Эрин ведь видела его машину, — не подумав, брякнула я.

— Откуда ты знаешь?

— Лидия сказала.

— Эти же люди сказали моему отцу, что ты сбежала от мужа, помнишь?

— Прости.

— Знаешь, даже мой отец думает, что я был с ним в ту ночь. Прошу тебя, не уподобляйся им. Все это домыслы, не имеющие ко мне отношения. — И тут он добавил, грустно рассмеявшись: — Будь я с ним, нас бы не поймали.

Мы помолчали. Я обдумывала все услышанное.

Впереди уже замаячила вывеска над покосившимся забором, собранным из грубо отесанных стволов: «Летний лагерь бойскаутов Сильвер-вуд». В низине за оградой открывался вид на длинные деревянные постройки и маленький пруд. Эрни нигде не было видно.

— Еще вопросы?

У меня были вопросы. Но он уже на них отвечал — и ответ меня не успокоил. По крайней мере, ненадолго.

— Где ты все время пропадаешь?

— Я же говорил, что ездил по делам. Продавал кроликов. Договаривался с кое-кем об аренде оборудования для сбора урожая на этот сезон, — Аксель говорил медленно, как будто слегка настороженно.

— Целый день?

— Если ты хочешь знать, бываю ли я у Беллы: да, бываю. Я помогаю им, чем могу, потому что она жена моего лучшего друга.