Вон, как на Невском проспекте на меня сегодня все пялились! А вот, если б я пошла после школы в артистки, то пялилась бы теперь уже вся наша большая страна. Эх, недооценила я себя!

Между тем, вступив в дискуссию с руководителем музыкальной группы, я была вынуждена объяснить свою позицию. И я с достоинством ответила на его выпад:

— В моих словах нет никакого противоречия. Я всего лишь хотела сказать, что ресторан — это не место для выступления артистов уровня Нани Брегвадзе. А вот публика своё обожание могла бы выразить как-то иначе, не отрывая певицу от ужина. Она-то — человек деликатный, не смогла отказать. Что же касается лично меня, то после Брегвадзе петь на этой сцене "Снегопад" — это, по-моему, едва ли не святотатство. Я не готова так низко пасть.

На мой взгляд, мини-монолог у меня получился весьма эффектным. Я ожидала увидеть восхищение в глазах своего собеседника, но он оказался человеком приземлённым.

— А наша Лиза поёт, и — ничего! — музыкант кивнул на солистку — рыжеволосую худенькую девушку, курившую во время перерыва в углу сцены, а затем добавил:

— Зря, между прочим, вы не хотите прислушаться к моему мнению. Потому что с песней "Снегопад" сердца наших слушателей вы запросто бы сразу завоевали. А кого, скажите, признание не обрадует? Да зал, стоя, будет аплодировать! Я вам это гарантирую!

После последних слов музыканта я не смогла отказать себе в удовольствии его подколоть:

— Уж от вас-то я таких слов точно не ожидала услышать! Вы же сами ещё пару минут назад говорили о том, что признание публики вас ничуть не интересует, и что, вообще, жить нужно поскромнее, не так ли?

В ответ руководитель группы выдал мне очень странную фразу:

— Нет, не зря я всегда недолюбливал медиков. Неблагодарный народец! Ты им на блюдечке рецепт популярности преподносишь. А они? Да чтоб я когда-нибудь ещё связался с медиками? Ни-за-что!

— А причём тут медики? — я искренне удивилась.

— Ну, вы же работаете на станции скорой помощи?

— С чего, голубчик, вы это взяли?

А про себя подумала: “Что этот парень курит? Вот уж за кого-кого, а за медичку меня ни разу в жизни не принимали! Что-то его не в ту сторону занесло”.

— Да мне мои ребята так сказали. Ну, что у нас сегодня медики желают выступить на сцене. Насколько я понимаю, кое-кому никак не даёт покоя слава Александра Розенбаума? Он ведь также, если мне не изменяет память, когда-то на станции скорой помощи работал? — осклабился руководитель группы.

Я рассмеялась. Мужчины, как дети, — иногда такое выдадут, что даже не знаешь: то ли смеяться, то ли плакать. Конечно, в первую очередь это относится к артистам. Их буйной фантазии писатели могут позавидовать!

— Розенбаум-то работал, но только я к медикам не имею никакого отношения.

Музыкант вперился в меня недоверчивым и даже подозрительным взглядом. А я невозмутимо продолжила:

— Я представляю краеведческий музей Санкт-Петербурга. Наверное, вы знаете, что в нашем городе их несколько? Я работаю в самом лучшем! И у нас, к вашему сведению, также имеется договорённость с рестораном о том, что мы будем принимать участие в концертной программе сегодняшнего вечера.

— Да неужели? — музыкант искренне удивился. — Ну, слава Богу! А то я с детства испытываю большую неприязнь к работникам медицины.

Если честно, в детстве из всех своих игрушек я больше всего терпеть не могла набор медицинского работника. Это была коробочка, в которой лежали пластиковые шприц, стетоскоп, какие-то щипчики и белый колпак. А вот халата почему-то там не было. Может, упаковщик его не доложил? Себе заныкал?

Но меня тогда это мало волновало. Набор медицинского работника вызывал у меня чёткое ощущение дискомфорта. Поэтому при первой возможности я передарила его соседской девочке. И каждая из нас по-своему была счастлива. Кстати, та девочка теперь работает врачом. Мне хочется думать, что мой подарок как-то повлиял на её решение при выборе профессии.

Тем не менее я не могу сказать, будто медики вызывают у меня чувство отторжения. Нормальные люди. Ну, может, немного нервные. Так у них работа такая. М-да, какой странник, однако, мне попался!

Конечно, я не могла не вступиться за честь работников медицины.

— А что плохого вам медики сделали? Вы знаете, какая тяжёлая работа у тех же работников станции скорой помощи? У меня там соседка работает. Такие вещи рассказывает, что я никому не пожелала бы оказаться на её месте!

— Да ничего плохого они мне не делали! — музыкант досадливо поморщился. — Просто в детстве родители вечно меня пугали, что позовут доктора сделать мне укольчик, когда я их не слушался, вот оно и запало в душу. Теперь, увидев на улице карету скорой помощи, я быстро перехожу на другую сторону дороги. А потом ещё и оглядываюсь назад: всё кажется, что они вот-вот меня догонят.

— Ну ни фига себе? — мысленно присвистнула я от такого признания. — Родители, конечно, сами того не желая, сделали из парня конкретного неврастеника.

Тогда я решила по-своему поддержать музыканта и сказала:

— А по вам не скажешь, будто вы чего-то боитесь. Такой брутальный мужчина! Вам бы, голубчик, в кино сниматься типа "Крепкого орешка".

Выдала этот сомнительный комплимент, а сама чувствую, как у меня щёки горят. Потому что музыкант — ниже меня на полголовы и худой, как гончая собака, на брутала близко не тянул.

Естественно, теперь я опасалась, как бы музыкант не решил, будто я над ним издеваюсь. Со мной такое нередко бывает: сделаешь людям какое-нибудь доброе дело, а они думают наоборот.

К счастью, музыкант ничего такого не подумал. Расправив свои щуплые плечи, он признался:

— Да предлагали однажды мне в одном боевике сниматься, но я сам отказался.

— Ну что же вы так? — кое-как сумела я выдавить из себя и не расхохотаться.

— Роль была неинтересной, из категории "Кушать подано". Я не стал тратить на это своё время.

— Кушать подано? — переспросила я и давай смеяться. А дело в том, что мой новый знакомый именно на такую роль отлично подходил. Но, конечно, я ему в этом в жизни бы не призналась. Зачем обижать и без того судьбой обиженного человека?

А музыкант вновь вернулся к своей любимой мозоли:

— Не знаю, заметили вы или нет, но я был немного не в себе, когда вы на сцену только поднялись? Тут же вспомнились детские кошмары. Я до сих пор боюсь, — пожаловался мужчина, — к врачам обращаться. А тут смотрю, медичка сама ко мне пожаловала, да ещё и с какими-то претензиями! Вам на моём месте такое понравилось бы?

Ах, вот оно что! Теперь всё встало по своим местам. Я-то думала, что меня за сотрудницу ФСБ приняли, а, оказывается, у моего нового знакомого с детства травмированная психика. Какой потрясающий облом!

Ну, за что мне такое невезение? Хотела сменить свою скучную профессию на что-то более интересное и даже романтичное, а теперь опять душу начинают терзать сомнения, есть ли у меня способности для работы в разведке?

Один патриотизм отделу кадров ФСБ не предъявишь. Мне могут не поверить. Или скажут: “Для работы у нас этого, гражданочка, маловато!”.

Конечно, “не боги горшки обжигают”. Поговорка замечательная, я не спорю. Но наверняка в ФСБ есть какой-то минимум необходимых требований.

Эх, зря я с Нюркой, однако, поссорилась! Она могла бы немного натаскать меня по французскому. А то из уроков английского я только две фразы запомнила: “Ду ю спик инглиш” и “Май нэйм из Астра”. Ну и ещё несколько слов: “плиз”, “зэнк ю”, “гуд бай”, “гоу-гоу”. Но этого явно недостаточно.

К тому же, неизвестно, на кого нарвёшься при прохождении собеседования. Кто знает, попадётся какой-нибудь упёртый товарищ и скажет, что знание языков для их сотрудников строго обязательно. А ждать, пока я выучу, мол, нет времени.

Да и с физподготовкой у меня проблемы. Последний раз я занималась спортом ещё в школе, когда выступала за школьную команду по волейболу.

Конечно, я могу показать им грамоту за занятое нами десятое место в городских соревнованиях, но, боюсь, мне ответят: “Это было давно и неправда”. Проблема в том, что по мне сейчас не скажешь, что я в волейбол когда-то играла. Люди с возрастом меняются.