— Дама плохая, — объяснил Анри, — она уже четыре раза выходила.

Опершись белыми ручками на стол, обе молодые женщины, улыбаясь, внимательно следили за падающими одна за другой картами, но, видя, что они не приносят им выигрыша, принялись их бранить.

Игра в компании с женщинами имеет ту прелесть, что в ходе нее можно любоваться самыми разными выражениями их лиц, от неподдельной печали до безумной радости, в зависимости от того, к чему идет дело — к проигрышу или выигрышу. Женщины ведь, в противоположность нам, не дают себе труда скрывать свои чувства.

— Дама выиграла! — объявила Югеманс. — Черт бы побрал этого короля!

— В банке двадцать франков, — сообщил Эдуар.

— Ставлю десять, — решила Мари.

— Я... ничего, — проговорила Клемане, подсчитывая деньги, лежавшие перед ней. — Впрочем, не поставить ли мне сто су?

— Я — остальное, — с покорным видом заявил Анри.

— Две восьмерки! — сообщил Эдуар.

— Я буду должна тебе десять франков, — сказала ему Мари.

— Я бы предпочел, чтобы кто-нибудь другой был мне должен только пять, и я бы тогда выиграл еще сто су.

— Я тоже больше не плачу, ведь он уже третий раз сдает, — сказала Клемане, — но ставлю десять франков.

— И я десять.

— А я пять.

— Пять.

— Десять.

Талия окончилась. Эдуар раскрыл карты.

— Два валета! — рассмеялся он.

— Негодный Галюше! — одновременно воскликнули обе женщины.

— Итак, я должна тебе двадцать франков, — подытожила Мари.

— Продаю этот долг за тридцать су, — предложил Эдуар.

Никто не ответил.

— Ничего себе доверие! — прошептал Анри.

— Послушайте, вот мои десять франков, я больше не играю, — надула розовые губки Клемане.

— Я сдаю, — сказал Эдуар и, обращаясь к Мари, у которой не было больше денег, добавил: — Послушай, Мари, ты мне должна двадцать франков, вот сорок, и ты мне больше не должна ничего.

— Сколько было в банке? — спросила Клемане у Эдуара.

— Восемьдесят франков.

— Предлагаю ту же сумму.

В эту минуту в дверь позвонили.

— Тсс, — прошептала Мари.

Было слышно, как дверь открылась и начался разговор между тем, кто пришел, и тем, кто открыл; потом дверь затворилась с шумом, обычно свидетельствующим о том, что пришедший остался снаружи.

Вошла женщина, напоминавшая горничную, и вручила Мари визитную карточку. Прочитав имя, Мари с улыбкой передала ее Эдуару; он передал ее Клемане, а та — соседу, так что карточка обошла весь стол, вызвав всеобщий смех.

— Что вы ответили? — спросила Мари у Жозефины.

— Что хозяйка поехала к сестре в Отёй.

— Голосую за то, чтобы дать Жозефине луидор, — сказал один из игроков.

— Обе палаты за.

Луидор был передан Жозефине.

— Теперь, когда гость отчалил, полный вперед! — воскликнула Клемане. — Восемьдесят франков!

— Двадцать, — отозвался Эдуар.

— Десять, — заявила Мари.

— Пятнадцать.

— Пять.

— Остаток.

Клемане минуту колебалась: ее мучила мысль, что она может потерять восемьдесят франков. Прикинув, нет ли возможности сплутовать, и увидев, что глаза всех устремлены на карты, она все же решилась и выложила даму и валета.

— Плачу половину и выхожу из игры.

Дама выпадала уже пять раз.

— Отказываемся.

— О! Браво! Галюше!

— И снова да-ма, — принялась напевать Клемане. — Я продолжаю, ставлю восемьдесят франков: мне везет.

— Извини, но ты должна передать талию, ты сдаешь последний раз.

— Верно. В таком случае, мои ангелочки, я выхожу из игры.

— Ну вот! Опять Клемане в выигрыше.

— Да посмотри! Я выиграла всего лишь пятьдесят франков.

— Я их у тебя беру, — сказала Мари.

Клемане соединила мизинец одной руки с большим пальцем другой и, приставив свободный большой палец к носу, пошевелила руками — получился знакомый всем жест.

— Если Клемане выходит из игры, мы больше не играем, — объявила Мари.

— Ну хорошо, ставлю двадцать франков, — передумала Клемане.

— Принимаю.

Вновь замелькали карты.

— Ты хорошо знаешь Ламбера? — спросил у Эдуара Анри.

— Да, того, кто изучал право.

— Он только что сдал на врача.

— А, вот кому я доверю лечить моего дядюшку!

— Я выиграла, — сообщила Мари, забирая двадцать франков Клемане.

— Ставлю тридцать франков, — сказала та, — с условием, что ты мне передашь талию... Решай скорее, мне нужно уходить.

— Согласна.

Клемане выложила семерку и девятку — девятка выиграла.

Более удрученную физиономию редко можно увидеть: лицо Клемане могло заставить плакать и турка.

— Ставлю мой остаток, — сказала она.

— Принимаю, — откликнулась Мари.

На третьей карте Мари выиграла.

Теперь лицо Клемане могло выжать слезу у ростовщика.

— Голосуем двадцать два су в пользу Клемане на кабриолет-милорд, — предложил Анри.

— Подите вы к черту! — бросила Клемане, надевая шляпку.

— Послушай, Клемане, — сказал ей Эдуар, — ставлю за тебя двадцать франков под честное слово, независимо от того, выиграю я или проиграю. А я проиграю, потому что тебе везет.

— Ладно.

Выиграв двадцать франков и забрав деньги, она накинула на себя шаль и исчезла с быстротой стрелы.

— Бедная Клемане! — сказал Эдуар.

— Брось! Вчера вечером у Жюльетты она выиграла восемнадцать луидоров.

Завязался разговор, потом все стали понемногу расходиться.

Эдуар и Анри уходили последними, и Мари согласилась отпустить их с условием, что они вернутся после обеда.

— Славная девушка эта Мари! — сказал Эдуар, спускаясь по лестнице.

— А где ты с ней познакомился?

— У бедняги Альфреда, который теперь в Африке.

— Она гораздо лучше, чем Клемане.

— Никакого сравнения.

Юноши удалялись, расточая похвалы молодой женщине, которая в эту минуту приникла к окну и, адресуя улыбку Анри, а взгляд Эдуару, провожала их до тех пор, пока оба не скрылись, повернув на бульвар.

После обеда Эдуар Дидье вернулся на улицу Вивьен один.

— Теперь, когда мы вдвоем, сударь, — слегка недовольным тоном потребовала Мари, — вы мне поведаете, что вы делали в последние два дня и отчего забыли дорогу сюда.

Эдуар улегся у ног своего красивого и строгого судьи и принялся разворачивать перед ним систему защиты, которая сделала бы честь опытнейшему адвокату.

Разбирательство длилось долго. Суд, поразмыслив и приняв во внимание любовь, которую он испытывал к обвиняемому, учел смягчающие обстоятельства и объявил его невиновным.

Вот чем в общих чертах были заполнены дни Эдуара, к тому времени, когда милое утреннее видение ненадолго погрузило его в сладостные мечты.

Близился бальный сезон в Опере. Надо заметить, что на балах в Опере парижская публика более всего скучает, но вновь и вновь устремляется туда — уж и не знаю почему — с наибольшим удовольствием. Мари тоже с радостью ожидала наступления сезона, намереваясь не пропустить ни одного бала.

Впрочем, Мари была из тех умных женщин, которые, даже если на бал их сопровождает любовник, берут своего кавалера под руку лишь при входе, а очутившись в фойе, предоставляют ему свободу до той минуты, когда нужно ехать домой или идти ужинать.

На этот раз все происходило так, как это обычно бывает в первую субботу. Однако едва Мари оставила Эдуара, как он почувствовал, что кто-то взял его за руку.

Он обернулся.

— Ты никого не ждешь? — спросило его домино, которое совершенно невозможно было узнать, так оно было спрятано, укутано, укрыто в своей короткой мантии с капюшоном.

— Нет.

— Не хочешь ли дать мне руку?

— С удовольствием, — ответил Эдуар, сжимая тонкую аристократическую ручку и пытаясь по глазам распознать ту, что так просто к нему подошла.

— Напрасно стараешься, — сказало домино, — ты меня не знаешь.

— А ты меня знаешь?

— Прекрасно.

— Докажи.

— Нет ничего проще. Но, поскольку то, что я хочу сказать, интересно только тебе, не нужно, чтобы другие это слышали. Иди за мной.