— Что? — удивился Лерой.

— Дженкинс — ваш агент. У него бумаги с печатями вашего департамента о содействии и о провозе груза без досмотра, которые он прятал под обложкой книги.

Лерой обернулся к Кьюриту:

— Капитан?

— Среди известных мне агентов Дженкинса нет. Я уверен, что знал бы, если бы кто-то из нашего отдела был среди женихов.

Лерой побагровел:

— Арестовать его! Живо!

Но... Перья гарпии мне в глотку! Конечно, бумаги были поддельными, иначе зачем бы их прятать? И учился Дженкинс, как и Сантион, не в Ангории! Но мне отчего-то так хотелось, чтобы Дженкинс был на нашей стороне...

Кьюрит вылетел за дверь. Взгляды папеньки и Альфреда направились на Лероя. Тот сбледнул с лица. Эгберт смеялся, хлопая ладонями по подлокотникам:

— Да, Трис, двое из семи женихов шпионы — ты пользуешься популярностью у иноземцев! Говорил я, надо ее Тальму отдать, и дело с концом!

Я собиралась зашипеть на него, но папенька меня оборвал.

— Итак, кто твой избранник?

— Обитель Великой Гипатии, Ваше Величество.

Эгберта перекосило. Отец стучал кулаками по столу. Альфред что-то шептал ему на ухо. Лерой кусал губы.

— Ваше Величество, вы обещали отослать меня в обитель, если я не выберу жениха из этих семерых. Я не выбрала. Я выбрала обитель. Надеюсь, с этим вы не станете спорить?

Отец кивнул Альфреду, пронзил меня взглядом, которого я ничуть не испугалась, и выплюнул:

— Едешь завтра с утра.

Он хотел прибавить что-то еще, но в двери влетел растрепанный Кьюрит:

— Ваше Величество, Ваше Высочество, милорд полковник! Дженкинс исчез! Несмотря на наш запрет выпускать женихов из дворца, ему удалось бежать еще ночью!

Я ретировалась. Если они вспомнят, кто спугнул Дженкинса, меня отправят не в Гипатию завтра, а к Харибде в глотку прямо сейчас, в чем стою. Даже переобуться не дадут.

* * *

В моих покоях царил траур. Сабина и Катриона шмыгали носами на софе. Сестры-горничные и Энни были расстроены даже больше, поскольку больше теряли. У меня внутри поселился мертвящий покой. Все равно от меня не отстали бы, и я уехала бы из дворца, только не к относительной свободе, а к ненавистному жениху. Я возьму с собой несколько книг, записи и одежды достаточно, чтобы доехать до обители. Мне выдадут грубую нижнюю рубаху, хитон и покрывало на голову. Единственное, с чем мне было жаль расставаться, это с шелковым бельем. А впрочем, принцесса я или нет? Сомневаюсь, что папенька будет пересчитывать все мои драгоценности. Я захвачу несколько вещиц, которые принесу в дар обители, испросив разрешение на такую малость — носить привычное белье под рубахой. Но жрицы носят черное... значит, и белье будет черным.

Я отсчитала немного золотых, чтоб подбодрить швей, махнула заплаканным фрейлинам и повела процессию во дворцовые мастерские. Заказ белья из черного шелка останется последним капризом принцессы.

* * *

Утро выдалось на удивление холодным. Сабина и Катриона кутались в шали, но мужественно дошли со мной до кареты. Рядом с ними стоял расстроенный Прастон. Девушки обняли меня, и Катриона сунула мне в руку старинную золотую монету с изображением Фортунии:

— На счастье, — сказала она.

Я приложила монету к губам, прежде чем положить в кошель на поясе. Я не ожидала счастья в этой жизни, но кто знает, кто знает. Фортуния любит отчаянных.

___________________________

Закончилась первая часть, впереди еще две.

Если вы считаете, что книга достойна прочтения, пожалуйста, поставьте "лайк".

ГОД СПУСТЯ Обитель Великой Гипатии

Чертеж, наконец, удался. Я сожгла четыре листа, где разного рода ошибки не дали бы нужного мне результата. Да, в таком сочетании должно получиться. Надеюсь, стеклодув из соседнего селения сможет придать колбе нужную форму. Три реторты у нас уже есть.

Я протерла глаза, распахнула окно и перегнулась через подоконник. Год назад я попросила себе келью с видом на скалы, и меня поселили на последнем, четвертом этаже угловой башни обители. Налево посмотришь — скалы. Направо посмотришь — скалы. Прямо, как можно догадаться, тоже скалы. Мне нравилось.

За этот год я многому научилась и вкусила такой свободы, о которой и не мечтала. Я ходила по скальной гряде вокруг монастыря — одна! Без фрейлин-соглядатаев, без охранников, которые больше присматривают за мной, чем за злоумышленниками. Я научилась выбирать тропинки, чтобы подняться наверх, на гребень, и даже дальше, где был небольшой спуск перед новым подъемом. Кое-где росли деревца, но настоящая зелень была только вокруг стен. Если пройти по дороге, то через полчаса найдется рощица, куда я ходила за травами. В двадцать лет я впервые прошла по лесу в совершеннейшем одиночестве и тишине.

Ближайшее селение — в двух часах пешком, но там я не показывалась. Еще одно — через три скальные гряды, но и туда мне ходить не стоит. Никто не должен знать, где укрылась опальная принцесса. Селяне из таких глухих мест редко бывают в столице, но чем Аид не шутит, вдруг заедет наблюдательный торговец.

Для жриц и весталок я дочь мелкого аристократа, удаленная от света за неповиновение. По портретам что в книгах, что в газетах, опознать меня невозможно. Впрочем, газет в обитель не доставляют, только пару научных журналов.

Я научилась таким вещам, которые далеки от принцессы как Заокеания: варить кашу, мыть и резать овощи для похлебки, зашивать прорехи, ставить заплатки... вязать! Меня научили вязать, и я признала это занятие интереснее и полезнее вышивки, и тут же связала себе укороченные чулки под штаны — я поддевала их под хитон, когда карабкалась в скалах. Иногда я думаю, что боги наказали меня отправив душу рождаться во дворец.

Минул год с тех пор, как я надела хитон весталки-ученицы. Сегодня я вознесла молитву Минервии, покровительнице обители Великой Гипатии, вопрошая о великой милости — позволить служить ей до конца моих дней. Да простят меня жители небес — я выбрала обитель Гипатии исключительно из-за того, что здесь жрицы и весталки занимались науками во славу нашей Великой смертной. Надеюсь, богиня не обиделась на мой прагматичный подход.

Мне предстоит еще дважды попросить богиню, и если не случится знамения, которое явственно обозначило бы ее отказ, я принесу обеты.

Лишь однажды мне удалось получить весточку из дворца. Под предлогом сохранения тайны ради моей безопасности папенька запретил мне переписку. Уверена, это было своего рода наказанием. Никто, кроме жрицы-матери, не знал, кем я была в прошлой жизни. Полгода назад жрица-мать ездила по надобности в столицу, и я дала ей адрес родных Агни и Дагни. Горничные навещали семью время от времени и получив записку, встретились с главой обители. Добрая женщина запомнила новости: Катриона вышла замуж за барона в дне пути от столицы, Сабина приняла предложение молодого профессора из южного университета. Осенью пускали слухи, что Ее Высочество отправилась в путешествие по материку замаливать непослушание в трех дюжинах храмов, по одному на божество. К зиме про опальную принцессу во дворце и не вспоминали.

Теперь, должно быть, Сабина уже замужем. Жалею ли я, что выбрала другой удел? Нет. Дочь архивариуса свободнее принцессы. Я была рада, что удалось улизнуть от насильственных браков — спасибо Фортунии!

Закончив чертеж, я отложила его в сторону, давая чернилам возможность высохнуть, встала и потянулась. Сделала несколько наклонов, размяла затекшие мышцы и не сразу поняла, что глухой стук за спиной — повод обернуться. Чья-то рука легла мне на рот, а вторая так ловко меня скрутила, что никакие уроки сержанта не помогли бы.

— Ваше Высочество, я не причиню вам зла. Мне нужно поговорить с вами немедленно. Прошу, выслушайте меня, прежде чем звать на помощь, — моего уха коснулось горячее дыхание шепчущего.

— М-м? — поинтересовалась я.

— Вы меня знали под именем Дженкинса, — ответил он, отлично поняв мой вопрос.