Я не разрешал. И вчера не разрешал членом в рот к ней лезть, и Виктор все понял, и теперь ослушаться не посмеет, но я же вижу. Как средний брат на нее пялится.

Влезаю в брюки, накидываю рубашку, хватаю пальто. Молча бросаю клиентов.

И выхожу из сауны.

Алиса

Наручники звякают, при каждом его шаге. Расстояние между нами сокращается, и я семеню назад, оглядываюсь в комнате.

- Не надо ко мне подходить, - налетаю на тумбочку и торможу. - Или я заору на весь дом. И придет твой властный дед. И выпорет тебя. Ремнем.

- По голой жопе, - заканчивает Виктор. - Ты мне сейчас свои фантазии рассказываешь? - он останавливается напротив меня. Гладкая нагретая его теплом дубинка касается моего подбородка. - Слышала, что я сказал, Алиса? Лицом в стене.

- Нет.

- Да.

Дубинка надавливает сильнее. По шее спускается к груди. Ниже и ниже, до живота, и шлепает меня по обтянутому джинсами бедру.

Пискнув, дергаюсь в сторону, Виктор хватает меня за блузку. Вспотевшими ладонями цепляюсь за тумбочку, Виктор рывком разворачивает меня.

Грудью впечатываюсь в стену.

- Стой, не двигайся, - командует он, рукой ныряет между мной и стеной, и ловко расстегивает пуговку на моих джинсах, тянет их вниз.

- Я позову деда! - угрожаю в отчаянии.

- Алиса, уймись, - горячие губы касаются моего уха. - Вчера ты хотела меня, - его шепот мягкий, бархатистый, так правильно вплетается в эту ночь, будто в объятия кутает. - А я уже сутки об этом думаю. Орать поздно.

Он дергает вниз по бедрам мои джинсы. Вскрикиваю и отталкиваюсь от стены.

Широкая ладонь накрывает мои губы.

И в ту же секунду я ощущаю несильный шлепок дубинкой по голой ягодице.

И очередной крик замирает в груди.

Виктор шлепает по другой ягодице.

Выжидает. Я молчу. Он тяжело дышит, я тоже.

- Нравится, когда с тобой грубо, Алиса? - легкие шлепки, один за другим, они где-то внутри отдаются огнем и слабостью. Дубинкой он подцепляет трусики и забирается под кружево. Ведет ей между ягодиц, разгоняет по телу крупную дрожь. - Еще?

Всхлипываю ему в ладонь. Я не хочу, я точно знаю. Но…

Он тихо усмехается, когда ведет дубинкой ниже, и кружево липнет к мокрым складкам.

Спущенные джинсы сковывают, переступаю ногами на месте.

Он подбирается к промежности, скользит вдоль набухших складок, размазывая влагу. Убирает руку с моих губ, и я шумно выдыхаю.

- Иди сюда, - он тянет меня за волосы, заставляя запрокинуть голову.

Дубинкой касается моих приоткрытых губ, толкает ее чуть глубже, и на языке остается мой солоноватый вкус. Виктор тянет меня еще ближе, наклоняется, ртом накрывает мой, и жадно втягивает губы, сталкивается с моим языком.

И я чувствю его пальцы, как они нетерпеливо сдвигают трусики, и кружево впивается в кожу.

Мычу ему в рот, ладонями упираюсь в стену.

Он наваливается на меня, всей тяжестью крепкого тренированного тела. По мокрым складкам скользят его пальцы, гладят и пощипывают, шлепают и надавливают, и я извиваюсь, не в силах это терпеть, яркими красками расцветает удовольствие, нарастает, со скоростью звука захватывает меня.

Надо еще.

Выгибаюсь в пояснице и уворачиваюсь от его губ. Ягодицами врезаюсь в его пах, и в нетерпении, со стонами, молочу по стене руками.

- Сладкая, ты очень громкая, - он подхватывает меня за талию и разворачивает к себе. - Стучишь, кричишь, - говорит он отрывисто, хрипло, и сдавливает мою шею.

Заплетаюсь в ногах, держусь за его массивные плечи, перед глазами его лицо, блестящие темные глаза и губы, припухшие от поцелуя. Он стискивает талию, поднимает меня к себе, и снова набрасывается. Кусаю его язык, и под ногами исчезает земля.

Он в два шага пересекает комнату, и мы вместе валимся на постель. Он отрывает от себя мои руки и стягивает кофточку, щелкает крючками бюстика. Наклоняется и с пола поднимает блестящие браслеты.

- П-подожди, - заикаюсь, сомлевшая, слабо отталкиваю его.

- Теперь точно поздно, Алиса, - у него хищный взгляд и улыбка дьявола, он заводит мои руки наверх, к деревянной спинке кровати, и цепочка тихо звякает, когда он перебрасывает ее через рейку.

Стальные браслеты защелкиваются на моих запястьях, и я лишь сейчас понимаю, что добровольно отдалась во власть этого мужчины.

- Нет, расстегни, - дрыгаюсь и пытаюсь встать. - Виктор!

- Я не сделаю больно, Алиса, - он сдирает с меня джинсы вместе с бельем. За подбородок поднимает мое лицо, и секунду смотрит в глаза.

Комкает трусики и толкает их мне в рот, как кляп.

Пяткой бью по постели.

Он отклоняется. С ног до головы оглядывает меня, голую под ним, пальцем медленно ведет по груди, задевает твердый сосок, и мурашки разбегаются по коже.

- Красавица, - шепчет он. Нависает надо мной.

Лежу с трусиками во рту и смотрю на него.

Он одет, в брюках и футболке. И раздеваться не торопится, будто ждет чего-то.

И тут с тихим скрипом открывается дверь. И в проеме вырастает темная мужская фигура.

Виктор

Отжимаюсь на кровати и оборачиваюсь.

Николас шагает в комнату. Шуршит рюкзаком, прикрывает дверь. Он стягивает куртку и смотрит на постель, на стройное девичье тело, залитое красноватым светом ночника.

И смотрит брат так, что я машинально сжимаю челюсть. Девушка на кровати все меньше и меньше на игрушку похожа, на развлечение, у младшего глаза горят, я этот блеск знаю.

Тоже оглядываюсь.

Она лежит, сжав длинные ноги. Светлые волосы спадают на голую грудь. Взглядом мечется с него на меня, и не мычит даже, молчит.

И в какую-то секунду я верю, что мне хватит выдержки наручники с нее снять, выгнать брата и выйти самому, ведь если мы останемся - потом хрен все это распутаешь, одной ночи будет до трясучки мало, встрянем все вместе.

Я чую, я уже как наркоман, только о ней и думаю.

Надо отпустить.

Но тут она поднимает ногу. Сгибает ее в колене. Пяткой пинает меня.

И мы оба пялимся на поджатые пальчики, на узкие разведенные бедра, на впалый живот и впадинку пупка…

Это песочные часы, талию одной рукой обхватить можно, сжать до одури, и держать, чтобы не вздумала съеб*ться от меня никуда.

Наверное.

Это помутнение.

Потому, что я наклоняюсь, запускаю пальцы в мягкие волнистые волосы, отбрасываю их с высокой груди и другой рукой сдавливаю торчащий розовый сосок.

Твердый, как бусинка.

Она дергает запястьями, и звякает цепочка наручников.

- Ш-ш, - смотрю в глаза, огромные, голубые, зрачок расширен почти на всю радужку. - Алиса. Поранишься.

- Она сама разрешила? Пристегнуть, - хрипло говорит Николас. Не отрывая от нее взгляда везет молнию на рюкзаке.

Достает камеру.

- Тебя это волнует? - ладонью спускаюсь с груди на живот, ощущаю, как она подрагивает, веду ниже, касаюсь гладкого, аккуратного лобка.

Шлепаю по нему пальцами.

У нее во рту трусики, сквозь них звучит слабый стон. Она изгибается.

Смотрю на нее. Она смотрит на моего брата. Наблюдает, как он нервным движением вешает на шею ремешок и включает камеру.

- Тебя когда-нибудь записывали на видео, Алиса? - Ник приближается, взглядом ее ест.

Пушистые ресницы дрожат. И все ее тело мелко потрясывает, до нее дошло, наконец, что происходит, и куда она попала.

В этом доме нет хороших людей.

Так вышло.

Наклоняюсь к ее лицу.

- Будем снимать? - шепчу.

Она мотает головой. Сжимает ноги, и невольно мои пальцы в промежности тоже.

Там все еще влажно.

Она дергает руками, и стальные браслеты врезаются в тонкие запястья.

Я так не привык. Заставлять. И мне не хватает ее голоса.

- Давай только не кричать, - подцепляю край трусиков, и тяну кружево из ее рта.

Она фыркает, отплевывается, сверкает глазами на меня, и тихо, срываясь, в бессилии меня материт.

- У вас не семья, а чертова секта, ты в аду будешь жариться, и все твои братья, я никогда, ни за что, вам руки бы не протянула, у тебя ни сердца, ни совести, ты умирать будешь, а я станцую!