Остаюсь в черном бюстике. Чашечки кружевные, с твердыми косточками, и грудь кажется больше, чем есть, упруго сжата, с четкой сексуальной ложбинкой.

Ник смотрит на меня и облизывает губу.

А я под его неотрывным взглядом даже ветра не чувствую, кожа горит.

- Слушай…- начинает он и осекается - из его кармана доносится музыка.

Сотовый телефон.

Ник привстает, нащупывает трубку. Бросает взгляд на экран и прижимает телефон к уху.

- Да?

Момент испорчен.

Разочарованно вздыхаю и тянусь к кофточке, с меня будто пелена спала, я ведь почти согласилась.

И я бы не отказалась, отключи он звук вместо того, чтобы вызов принять. Это волшебство - когда взгляды глаза в глаза и искры по воздуху, и предвкушение чего-то запретно-приятного…

Оно пропало, когда выбрал - по телефону поболтать, а не меня.

- Да, я на свадьбе, - говорит Ник и ловко отнимает у меня блузку. Кидает ее на другой диван, улыбается. Смотрит на меня, продолжает. - Не помню. Когда ты такое просила?

Хмурюсь.

Он треплется с девушкой. Может быть, по работе. А, может, с одной из актрис. Может, у него невеста есть, как у Виктора, а я тут сижу перед ним в лифчике, готова фотографироваться.

Все эти мысли вихрем проносятся в голове. И обида - будто мелкие песчинки в нос забились, дышать тяжело, и свербит.

Кутаюсь в плед. Надо встать и выйти. Но я прирастаю к месту. Когда слышу его ласковый голос и слова в трубку:

- Ладно, спокойной ночи. И я. Люблю тебя.

Люблю.

Я от мужчин этих слов не слышала ни разу, и в груди отчего-то колет, представляю девушку, которой Николас Рождественский такие вещи говорит и кусаю губу.

Он отключает вызов. Стоит и смотрит вниз, на огни.

А мне хочется чем-нибудь в спину ему запустить, настолько я оскорблена.

- Так…- Ник оборачивается. Убирает телефон в карман, делает пару шагов ко мне. И непринужденно спрашивает. - На чем мы остановились?

- На том, что я твой фотоаппарт сейчас разобью, - опережаю его и тяну к себе черный ремешок.

- Лапушка, я бы не стал, - предупреждает Ник голосом, из которого исчезла вся ласка. Он вразвалочку подходит к дивану. - Положи на место. Что случилось?

- Сам как думаешь, - встаю на ноги. Прижимаю к себе фотоаппарат и цежу сквозь зубы. - Иди любимую свою фоткай. И “Сексом на пляже” угощай.

Он меняется в лице. Вижу набежавшую тень, и сглатываю, вся его расслабенная поза угрозой пропитывается.

И тем неожиданнее смешок, с которым он ерошит черные волосы.

- Алиса, ты ревнуешь что ли? - он делает шаг ко мне. - Львица.

- Что за бред, - пячусь.

- Люди сначала спрашивают, - он крадется на меня. - А потом угрожают порчей имущества. Я с мамой разговаривал.

- Врать не надо.

- Я не вру.

Он говорит это так просто. Верю безоговорчно, нельзя обманывать с таким самодовольным лицом, а он точно доволен, тем что я тут сцену ревности устроила, я ведь и, правда, готова была, что-нибудь здесь поколотить.

Останавливаюсь. Позволяю ему приблизиться, задираю голову и смотрю в его смеющиеся глаза.

- Давай это сюда, - Ник забирает у меня фотоаппарат, откладывает его на стол. Руками обвивает мою талию, прижимает к себе. Я жар его тела сквозь плед ощущаю, послушно шагаю обратно к дивану.

Пюхаюсь в подушки.

Он рядом, садится на корточки. Задумчиво рассматривает меня, его пальцы касаются моих волос, отбрасывают с плеч.

- Не бойся, - повторяет он привычным тихим голосом и стягивает с меня одеяло. - Я не знал, что ты такая собственница, - ладони спускается к талии, и слегка тянет меня на себя, заставляя оторваться от спинки дивана.

- Я не собственница, - выдыхаю ему в плечо. - Просто некрасиво. Когда так.

- Конечно. Бессовестно просто, - соглашается Ник. - Но к маме ревновать ведь не будешь? М-м, - он трогает меня, ладонями ведет по голой спине, - какая у лапушки кожа нежная, - его голос льется, как крепкое вино в кровь, его черный взгляд горит голодным блеском. У меня кружится голова. Он нащупывает застежку бюстгальтера. - Это тоже снимем. Голенькую тебя пофоткаем.

- Подожди, - вяло перехватываю мужские руки. Рукава его рубашки закатаны, кожа смуглая, покрыта темными волосками. На контрасте с моей белоснежной - это зрелище, от которого оторваться сложно.

Я будто из фарфора, хрупкая, а он взрослый, сильный, змей-искуситель, знает, что делает со мной, и улыбается, так соблазнительно-порочно.

- Пару фотографий, Алиса, - его пальцы подцепляют застежку. Слышу тихий щелчок и вздрагиваю. Лямки соскальзывают с плеч, чашечки больше не сдерживают потяжелевшую грудь.

Его губы касаются шеи. И одним рывком он сдирает с меня бюстик.

Успеваю глотнуть холодного воздуха, и его рот тут же накрывает мои губы.

Он целует. А словно языком гладит, так нежно, цветы рисует, прервывается, чтобы шепнуть.

Кое-что.

Это как обман слуха. Его шепот сбвичивый, искренний, ласковый.

Я слушаю. Что он с первого взгляда влюблен, с прошлой ночи, когда я в клубе на него налетела и даже не посмотрела, не заметила, а он только увидел меня - и пропал.

Он целует глубже. И будто бы музыка играет, на трех его словах “я просто сражен”.

А потом резко, словно пленку зажевало, все обрывается. И Ника грубо отрывают от меня, швыряют на стол.

Ветер - лед, я будто в прорубь нырнула. Припухшими губами хватаю воздух и натягиваю на плечи плед.

Со стола падает фотоаппарат. И стаканы с коктейлями со звоном бьются о дощатый пол, в сторону летит книга.

Поднимаю глаза.

Арон стоит рядом, и такое у него лицо - зверское, он сейчас на того самого адвоката дьявола похож.

Антисоциальный. Жесткий, хищный, бесчеловечный.

- Какого черта, Николас, - хрипло спрашивает он и смотрит на младшего брата. - Чего из моих слов ты не понял?

- Ты красавчик, конечно, - Ник поднимается и отряхивает облитые “Сексом на пляже” синие джинсы. За ремешок тянет с пола фотоаппарат. - Лапушка, - зовет меня. - Вот как надо действовать. Не угрожать, а сразу ломать. Арон, это мой рабочий инструмент. Ты что сделал? - он со смешком рассматривает разбитый аппарат.

Он так невозмутим. Он будто не замечает тяжелого взгляда старшего брата.

- Вниз спускайся, - Арон, не глядя, за руку поднимает меня с дивана.Ощупывает мою юбку и достает из бокового кармашка ключи от Бентли. - На парковке жди.

- Тут кофточка моя.

- Я принесу.

- Сама возьму.

- Алиса, - он рывком останавливает меня, когда я делаю шаг к другому дивану. Разворачивает к себе и встряхивает за плечи, и плед едва не падает на пол.

Исподлобья смотрю на этого зверя-мужчину и невольно цепляюсь в одеяло.

- Вниз спустись, - повторяет Арон тихо, и мне спорить не хочется, его тягучий голос словно яд в уши по капле падает.

Вырываюсь и шагаю к дверям.

Кутаюсь в плед и спускаюсь на лифте.

Губы до сих пор пощипывает от поцелуя. И слова Ника в памяти горят.

Я ведь сама прошлой ночью о нем думала. Как о настоящем мужчине, защитнике, и казалось, что мне надо было весь этот путь пройти - сауну и Арона, спецприемник и Виктора.

Чтобы потом оказаться в клубе. И встретить Ника.

И вот…

Выхожу на парковку, шагаю к красной машине старшего Рождественского.

Они мне голову сегодня задурили, Арон и Виктор, авторитетом задавили и животными повадками. Эти дикари сразу себя показали, один озабоченный медведь, и второй изменщик.

А Ник…

Хлопает дверь тамбура, и я оглядываюсь, шмыгаю носом.

Арон пересекает парковку. Походка широкая и медленная, руки в карманах брюк, и большие пальцы наружу. Прямые волосы зачесаны назад, и на лоб спадает темная прядь.

В руках моей кофточки нет, он ее забыл.

Смотрю на этого мужчину и все возмущения, что он озабоченный медведь - утихают, он просто сам по себе такой, от него пороком и силой веет.