Вдруг, это имеет какое-то объяснение, способное зафиксировать стремительно разлетающийся на мелкие кусочки мой собственный мир?!!

Но найти то самое объяснение самой у меня не получалось.

И я все сильнее скатывалась в глухое отчаяние, в отчаянии обхватив себя саму руками, будто это могло помочь…

Первая капля с неба упала мне на лицо ровно в тот момент, когда слезинка преодолела последний барьер, начав скатываться вниз. И я вдруг подумала, что это хорошо. Пусть эти две капельки встретятся. Пусть хоть кто-то будет вдвоем и счастлив…

Ливень набрал обороты стремительно, вымочив все вокруг и меня, в том числе, за считанные минуты. Но я была рада этому — теперь никто бы не смог понять, отчего у меня такое мокрое лицо, а красные глаза не так уж и видны, если смотреть себе под ноги. И совсем не страшно наткнуться на случайного прохожего, потому что желающих гулять в такую погоду, кроме меня, нашлась едва ли пара человек в обозримом пространстве.

А я вспоминала нашу первую встречу с Вовкой…свой испуг и затаенный интерес после… Удивительно неожиданное знакомство и его обманчиво строгое лицо… Теперь-то я знала, как он может улыбаться. И как от нежности в этой улыбке может переворачиваться в груди сердце…

Острая благодарность и злорадное удовольствие от вида распластанного на земле Борщевского… Тянущее чувство в животе от одной мысли о первом поцелуе… И ошалелое удивление от его более чем неожиданного предложения на соревнованиях…

Казалось, что это было не со мной и не в этом веке. Незапятнанные воспоминания, остро пропитанные давно забытым ощущением счастья… А от «картинок» нашего первого поцелуя в комнате парня до сих пор все сладко сжималось внутри, отзываясь теплом в низу живота…

И как это могло закончиться так? КАК?

Почему именно Енот?!

Где ж я так нагадила в карму в прошлой жизни, что он постоянно присутствует теперь в этой?!

А в ушах гулким эхом, не затыкаясь, звучит голос Вовы…

«Я люблю тебя, Ася. Люблю так, как никого и никогда не любил…»

К тому времени, когда я добралась до дома, ливень уже закончился, но противный мелкий дождик зарядил с таким энтузиазмом, что было понятно — надолго. На улице заметно похолодало, на мне не было ни одного сухого сантиметра кожи — затяжная прогулка угрожала вылиться минимум в простуду.

Странно, но холода я не чувствовала. Вообще ничего не чувствовала, если уж на то пошло. Словно застыла и снаружи и изнутри, двигаясь машинально, как кукла…

Дверь, в кои-то веки, удалось открыть сразу и без задержек. После прохладной улицы воздух в квартире показался обжигающе горячим, как в бане. Я поежилась от разномастных ощущений.

Рюкзак полетел на пол, щедро одарив все в радиусе трех десятков сантиметров дождевой водой. Впрочем, мой вид оказался не лучше — с волос и одежды на пол уже успело накапать, а из балеток можно было выливать небольшие лужицы.

Матери снова не было, но к этому факту я осталась равнодушна. Прошлепала в комнату, оставляя за собой мокрые следы, и принялась сдирать с себя одежду. Она поддавалась плохо, и периодически слышался жалобный треск ниток, когда я особо не церемонилась.

Внезапно взгляд упал на кровать. Один взгляд, а во мне все перевернулось. Поднялось жаркой, удушливой волной на грани тошноты. И я, как была, в трусах и лифчике, бросилась к постели, принявшись сдирать с нее белье…

Движения получались нервными и резкими, а глаза снова защипало. Я до боли стиснула зубы, не позволяя себе вновь расклеиться, и еще быстрее принялась ворошить одеяло. Стараясь не дышать больше необходимого, откидывала снятую ткань на пол к двери. А затем, схватив неряшливый ком белья, незамедлительно потащила его в ванную. И только включив старенькую стиральную машинку, выдохнула…

Вернувшись в свою спальню, с удовлетворением оглядела учиненный беспорядок. Спать сегодня, чувствуя так и не выветрившийся запах туалетной воды Вовы было бы чересчур. Какой-то бесконечный садомазохизм получался.

Вздохнув, притащила с кухни старую табуретку, поставив ее около шкафа. Чистое постельное белье лежало на верхней полке, а с моим ростом это каждый раз выглядело, как акробатика. Потому что доставать что-то увесистое сверху, когда под тобой шатается ненадежный предмет мебели, требовало изрядной ловкости и сноровки. А еще — немалого везения.

Вот и сейчас, крепко вцепившись в верхний край шкафа, аккуратно выудила наволочку и простынь, зажав их между ног. Пододеяльник куда-то запропастился и я, сквозь зубы ругнувшись, полезла глубже… Держаться было неудобно, но альтернативы не имелось — дверца шкафа и так держалась на честном слове, а других претендентов на опору близко не наблюдалось. Еще чуть-чуть… Еще маленько подальше…

И в самый неудачный момент, по закону подлости, табуретка опасно покачнулась, угрожающе скрипнув всеми ножками сразу. А я, потеряв на мгновение равновесие, громко взвизгнула, опасно качнувшись назад, сильно ударившись головой и плечом о злосчастную дверку и взмахнув одной рукой — влажные пальцы соскользнули с деревянного края, по-настоящему напугав.

Секунда, не больше, а показалось минимум час, я балансировала, изо всех сил стараясь, чтобы в события сегодняшнего, и так более чем нерадостного дня, не вписалось знакомство с дежурным травматологом.

Еще одно судорожное движение и я, сбив что-то твердое на шкафу, в конце концов вцепилась одной рукой в дверцу, вырвав верхнюю петлю, а второй снова «поймала» верхний край шкафа, больно шкрябнув ногтями по стершейся полировке…

Пыталась отдышаться еще минимум минуту. Сердце бухало в груди колоколом, а в голове эхом отдавался пульс, рождая странное ощущение покачивания. Но постепенно неприятные ощущения отступили, а я, наконец, смогла соображать.

Снова выругавшись, на этот раз в полный голос, и стараясь не делать лишних движений, вытащила пододеяльник. И плевать, что он не совпадал по расцветке с тем, что уже достала — здоровье было дороже. А затем, прежде чем слезть, осторожно протянула руку на верх шкафа, собираясь убедиться, что ничего не разбила — там у нас лежали елочные игрушки и прочая мишура для новогоднего праздника.

Но, когда рука наткнулась на незнакомый предмет, напряглась.

Наплевав на неустойчивость табурета и опасность в любую секунду рухнуть с высоты собственного роста, привстала на цыпочки, ощупывая, а затем подтягивая находку к краю…

Это оказалась небольшая коробка без опознавательных знаков, зафиксированная вкруг на один оборот обычным скотчем.

Недоуменно рассмотрев ее, я все-таки слезла и теперь сидела на том самом табурете, положив коробочку на ноги. В душе боролись два чувства — любопытство и какое-то опасение, ведь не зря же ее убрали подальше. Да и скотч крепко фиксировал картонную крышку, не подлезть. Впрочем…

Я быстро вскочила, подбегая к своему письменному столу. И уже через полминуты у меня в руках были ножницы и широкий прозрачный скотч — точь-в-точь такой же, как на коробке.

Еще пять секунд на то, чтобы разрезать и отодрать липкую ленту…

И целая вечность, пока я, шире некуда распахнув глаза, таращусь на содержимое, натурально потеряв дар речи…

Украшения. Очень много украшений — я столько в своей жизни видела только в ювелирном магазине, наверное. И уж точно ни разу не держала в руках. Чего тут только не было — серьги, браслеты, кольца, цепи, с камнями и без, вычурные и простые, тонкие и толстые… Не то, чтобы я была такой уж любительницей «побрякушек», на подобные «хотелки» мне пока заработать и не грозило, но руки сами потянулись потрогать. Особое внимание привлекла большая, сантиметров семь в высоту, брошь в виде птички. Тоже золотая, она была выложена мелкими прозрачными камушками, переливающимися на свету, а длинные «перышки» на хвосте оканчивались довольно крупными темно-синими камнями, приковывая взгляд. Пальцы даже задрожали в предвкушении…

Но тут меня как током ударило.

Украшение было не новым. Более того — все украшения в коробочке при внимательном рассмотрении оказались поношенными. Где-то виднелись потертости, где-то мельчайшие царапинки, где-то — неровности. Даже у той птички, что так заинтересовала меня, некоторые перья на хвосте оказались слегка погнутыми, словно изящное украшение сильно стиснули в кулаке.