Лето уже вовсю вступило в свои права — деревья радовали густой листвой, из трещин в асфальте повсеместно пробивалась разномастная травка, а клумбы стараниями коммунальных городских служб превращались в яркие цветники. Несколько раз останавливалась и просто нюхала нежные полураспустившиеся бутоны, наклоняясь или даже присаживаясь на корточки. Все-таки природа удивительно многогранна, прекрасная по-своему в каждое время года.
Но больше всего я любила лето.
На подходе к дому мне захотелось мороженого. Причем так, что пришлось сглотнуть слюну от легкого спазма одноименных желез. Решив, что сегодня можно себя и побаловать, направилась к нужному ларьку. Благо, до него идти было едва ли полторы сотни метров.
После мучительных размышлений, выбрала эскимо. Обычное мороженое на палочке, в белой глазури и со сгущенкой внутри. И орешки сверху. Вкуснятина!
Не сдержалась и первые два кусочка откусила, поморщившись от прикосновения качественно замороженной сладости к зубам. Посмаковала во рту медленно растаявшие комочки и не сдержала тихий стон удовольствия. Вот что может быть лучше?
Дальше ела медленнее, облизывая и растягивая процесс. Но все равно заканчивалось мороженое, как всегда, быстрее, чем хотелось. На подходе к дому осталось уже всего ничего…
Я завернула за угол, к подъезду. На дорогу почти не смотрела — на палочке буквально повис «остаток», рискуя рухнуть на асфальт. И я сосредоточилась на том, чтобы поудобнее отправить его в рот, не измазав лицо о липкую палочку. Пара шагов, чуть поднять и наклонить руку…
Как внезапно чье-то тело вырастает прямо передо мной, материализуясь буквально из ниоткуда.
От неожиданности резко торможу, поднимая на миг глаза…
И мороженое, не справившись с жарой, срывается вниз, с еле слышным чавканьем приземляясь на горячий асфальт.
— Да твою ж мать! — срывается с моих губ, пока я с нереальным огорчением смотрю себе под ноги.
Обидно до крайности! Даже слезы к глазам подступают, как в детстве…
Или это совсем не из-за злосчастного мороженого? И дышать вдруг тяжело вовсе не из-за недостатка сахара и калорий в крови?
Потому что опознала я «тело» перед собой едва ли не раньше, чем увидела.
Потому что мне не надо его видеть, чтобы чувствовать всем своим существом…
— Привет, — звучит такое незамысловатое и нейтральное, что настроение мгновенно меняется. И слезы трансформируются в лютое раздражение, в котором воплощается вся обида за себя за последние две недели. Привет? Серьезно?
Молчу, опасаясь не совладать с голосом. Просто киваю, обходя Вову и направляясь домой. И плевать, насколько мне хочется еще раз посмотреть на него. Просто посмотреть…
— Настя! — удивленное, но настойчивое, — Настя, постой!
— Что? — хмуро огрызаюсь, останавливаясь. Не потому, что хочется — просто на запястье сомкнулись мужские пальцы, не надеясь на то, что послушаюсь сама.
— Не злись, — то ли просит, то ли настаивает, но я еще сильнее «закипаю», — давай поговорим…
— Не о чем, — бросаю упрямо, мотнув головой и пытаясь выдернуть руку. Куда там, парень держит крепко.
— Я так не думаю, — отвечают мне, а я отчетливо слышу напряженные нотки. Но в душе откликается только злорадство…
— Мне все равно, — пожимаю плечами, считая в уме до десяти и обратно. Внутри творится нечто невообразимое, поэтому пытаюсь всеми силами успокоиться хоть немного.
— Зачем ты выключила телефон? Я два дня пытался тебе дозвониться! — звучит с такой претензией, что я удивленно вскидываю глаза, отвлекаясь от рассматривания земли под ногами. Лицо парня близко, так, что получается рассмотреть все оттенки эмоций. Вроде не издевается, серьезен, но от этого мало что меняется.
Отвечать не вижу смысла — чай не дурак, догадается. Поэтому снова пожимаю плечами, отворачиваясь.
— Настя! — он повышает голос, а затем меня обхватывают за плечи, разворачивая к себе, — я ничего не понимаю! Твоя странная смс, потом ты недоступна! Зачем? Почему нельзя сказать это все мне в лицо? Обсудить…
— Обсудить? — терпение внутри лопнуло гитарной струной с характерным звуком, и я срываюсь, злобно прошипев в лицо Вове. — Ты серьезно? В лицо?
— Да, — в глазах парня появляется легкая настороженность, но ненадолго, — мы же взрослые люди…
— Ага, — перебиваю я его, хохотнув, — и кто мне это говорит? Человек, который две недели бегает от меня, старательно придумывая отмазки? Который не считает нужным перезвонить? Да мне президента проще было изловить, чем тебя!
— Я же говорил, у меня дела! — раздраженно щурится он, дернув плечом, — разве не могут у меня быть проблемы? Я надеялся, что ты поймешь!
— Что пойму, Вова? Что именно? — срываюсь на крик, не обращая внимания на возможных свидетелей. Благо, двор пуст, но в квартирах на первом этаже тоже прекрасно слышно. — У тебя проблемы? Бывает, не страшно. Не хочешь о них рассказывать? Тоже бывает, хотя немного обидно. И не тебе мне говорить о доверии. Но я не надоедала и не собиралась ни разу! Вот только не надо мне рассказывать, что ты был настолько занят, что не мог мне позвонить! Да хотя бы написать! Десять секунд на человека, который тебе небезразличен? Мелочь! Но даже этих секунд у тебя на меня нет! А ведь когда ты захотел, ты меня нашел даже без телефона! А сейчас от твоих оправданий тошнит уже! Так что ты от меня теперь хочешь? Чтобы я поверила тебе, что дело в каких-то проблемах?
— Но я правда не могу тебе все рассказать! Это не моя тайна! Настя, пожалуйста, я пришел поговорить…
— А и не надо, — снова перебиваю я парня, с силой сбрасывая с плеч его руки, — я больше двух недель пыталась выяснить, что происходит. Спрашивала и ждала ответы на свои вопросы. Помнишь свои слова? «Все в порядке, Настя». Мне надоело, что из меня так упорно делают дуру. Ты изменился. И твое отношение ко мне тоже, что бы ты там не говорил. И именно это вранье и стало той самой последней каплей. А теперь поздно. Я больше не хочу ничего выяснять. Уходи, Вова! У меня все в порядке без тебя!
Отворачиваюсь и быстро иду в сторону подъезда. Мне плохо, хочется орать и плакать от бессилия. От невозможности все изменить и повернуть вспять. И особенно — от того, что больше всего на свете мне хочется вернуться и поверить его словам. Простить…
Вот только проходить все заново я не готова.
Правильно говорил кто-то умный — если человек хочет, то он ищет возможности. А если не хочет…зачем заставлять?
И когда полумрак подъезда впускает меня в свои объятия, я немного замедляю свой полубег. Делаю глубокий медленный вдох, пытаясь отдышаться. И, шагая по знакомым с детства ступеням в направлении своей квартиры, позволяю себе еле слышно всхлипнуть…
Как же хорошо, что мать сегодня на смене и мне не надо бояться косых взглядов, бестактных вопросов и комментариев или очередных гостей. А до полуночи мне вполне хватит времени, чтобы переварить случившееся и успокоиться…
Дверь поддалась сразу, а я рассеянно кивнула соседу, живущему этажом выше и сейчас спускавшемуся гулять со своей болонкой. Приятный мужчина пенсионного возраста с военной выправкой всегда здоровался с такой располагающей к себе улыбкой, что не ответить было просто невозможно. Даже, если как сейчас, настроения не наблюдалось совершенно.
И, едва зайдя домой, я с силой захлопнула дверь, вымещая эмоции на ни в чем не повинной конструкции.
— Ой!
Вскрикнула больше от неожиданности, чем от испуга, но получилось громко. Настолько, что эхо раскатилось по подъезду, отразившись от облупившихся стен. Но раньше, чем оно затихло, дверь снова распахнулась, так и не успев закрыться — нога Вовы помешала. А следом за ней в квартиру буквально ввалился и сам парень, на этот раз надежно отрезая нас от остального мира.
— С ума сошел? Ты что творишь? — голос чуть дрожит, а я начинаю даже немного заикаться от нереальности происходящего. Или это решительное, без тени улыбки лицо Вовы на меня действует, не позволяя возмутиться или разозлиться по-настоящему? Или лихорадочный, какой-то даже отчаянный блеск в глазах?
