Дура.

Еще немного постояла, отогреваясь в сильных руках. Дыхание парня шевелило волосы на макушке, а рука — поглаживала спину между лопатками. И это казалось таким правильным, таким естественным и доставляло такое удовольствие, словно и не было между нами этой размолвки несколько минут назад. И как же я счастлива, что все решилось именно так.

Вдох — и мои руки обхватывают мужское торс. А виска касаются любимые губы, закрепляя примирение.

— Ладно, пойдем уже, — чуть отстраняюсь и позволяю легкой улыбке проявиться на губах, — помогу тебе квартиру в порядок привести.

— Нет, не надо, — отказ смягчает нежный поцелуй в губы, — не смогу тебя отпустить потом.

— Я не против, — снова поцелуй, но увлечься Вова нам не позволяет.

— А уж как я «за», — от многообещающих ноток в его голосе по спине бегут мураши, а живот сводит в остром спазме. Но затем голос Вовы кардинально меняется. — Но с Пашкой необходимо разобраться до приезда родителей, в идеале — прям завтра с утра. А я не хочу, чтобы ты это видела. Не смогу при тебе…прости.

И я прощаю, заранее начиная сочувствовать другу детства, но совсем немного. А еще горячо целую Вову, требуя компенсацию за сон в одиночестве. А затем еще раз. И еще…

Но парень умудряется оторваться от меня до того, как мы переступаем «грань». Помогает открыть дверь и еще раз быстро целует на прощание.

— Я завтра позвоню, обязательно. Спокойной ночи, Ася…

И я остаюсь одна. Не так хотелось мне провести эту ночи, совсем не так. Но настроение немного поднимает факт того, что в квартире тихо, а матери снова нет, как и ее разношерстной компании собутыльников. И я, приняв горячий душ, калачиком сворачиваюсь на постели, положив телефон поближе к подушке. А затем засыпаю с мыслью о том, что завтра Вова позвонит и все станет по-прежнему…

Вот только в тот момент я еще не знаю, как жестоко ошибаюсь. И что последствия этого вечера аукнутся нам всем намного раньше и жестче, чем могло представиться в самых страшных снах…

Потому что Вова не позвонил…

Я ждала его звонка с того момента, как открыла глаза утром, и до глубокой ночи, когда отключилась просто от усталости. И на следующий день тоже ждала, поминутно заглядывая в телефон и уговаривая себя не нервничать. Пыталась сосредоточиться на учебе и домашних делах, но получалось плохо и совсем ненадолго. Дурное предчувствие плотно обосновалось под ребрами, не позволяя забыть о нем дольше, чем на пятнадцать минут.

На третий день я не выдержала и написала Вове сама. Позвонить так и не решилась — голос бы выдал мое состояние, а наговорить лишнего или показать, как сильно расстраивает меня странное молчание парня, не хотелось.

Ответ пришел только через час, хотя я прекрасно видела, что послание было прочитано едва ли не сразу же.

«Прости, возникли кое-какие проблемы. При встрече обязательно расскажу. Очень соскучился»

И все. Сухо и конкретно, будто писал однокурснику или хорошему знакомому. Грела только последняя фраза и то недолго…

Таким образом прошло почти две недели. Закончились занятия, и наступила сессия. Я успела сдать два экзамена и теперь пыталась готовиться к третьему. А отношения с Вовой, если можно теперь их было так назвать, превратились в какой-то ад.

Нет, он не пропал. Формально. Но первым не писал и не звонил, а на мои сообщения отвечал так, что я постепенно скатывалась в пучину собственных сомнений и страхов, сходя с ума от догадок и предположений.

«Привет. Все хорошо»

«Доброе утро. Нет, сегодня не получится»

«Все хорошо, не волнуйся»

«Бывает»

«Да, может быть»

«Ничего не случилось, просто дела»

И так по кругу раз за разом, пока в итоге я не перестала писать совсем.

За эти дни мы виделись всего два раза. Я ждала этих встреч, надеялась, что так, тет-а-тет, выпытаю, что же произошло, и почему он так переменился ко мне, но…

Ожидания были безжалостно растоптаны чудовищной реальностью. На все мои вопросы Вова просто пожимал плечами и говорил, что все в порядке. Что я зря себя накручиваю и напрасно волнуюсь. Что да, у него есть небольшие проблемы, но он их скоро решит. Меня в эти проблемы он посвятить не то, чтобы отказался… просто ловко переводил тему или в ответ на прямой вопрос отшучивался.

Но больше всего меня угнетало в этих встречах нежелание Вовы смотреть мне в глаза. Будто боялся, что я увижу в них что-то такое, что нам обоим не понравится. Глупость конечно, но… Да и сами встречи получились короткими и скомканными, парень больше отмалчивался, витая где-то в своих мыслях, и только крепко держал за руку, пока мы гуляли в том самом парке, в котором не так давно встретили Пашку с компанией Енота.

Пашка, кстати, тоже не объявлялся, но про него я почти и не вспоминала уже. Своих проблем хватало.

Зато вспоминала поцелуи с его братом в конце каждой из этих встреч. Скупые и безликие. Словно все волшебство внезапно исчезло, оставив после себя лишь механические движения. Да и тех было едва ли чуть — Вова отстранялся слишком быстро, не позволяя даже распробовать его губы на вкус.

И это обижало до глубины души.

Потому что я не понимала смысла всего того, что творилось в эти дни между нами. Ощущала себя надоедливой болонкой, которая требует внимания и ласки, а хозяину лень, но для очистки совести можно и почесать пару секунд за мягкими ушками. Раз за разом прокручивала в голове события последних недель, мучаясь в поиске ответов на свои вопросы, и не находя. Каждую секунду ждала, что Вова позвонит, объяснит, позовет. Что сделает хоть что-то, чтобы меня отпустило то душераздирающее напряжение, сковывающее тело и даже мысли. Что все это просто закончится хоть как-нибудь…

И, в конце концов, из всех вопросов остался только один. Почему Вова не прекратит мучить и себя и меня, раз ему все это настолько безразлично? Может…

Это «может» произошло как раз накануне третьего экзамена в этой сессии. Предыдущие два я сдала на отлично, и только небо знает, как мне это удалось. Учить в таком состоянии получалось из рук вон плохо.

Видимо везение в тот день плотно обосновалось у меня за пазухой, позволив вытянуть простой билет и распределив к максимально лояльному преподавателю. Но надеяться на повторение удачного совпадения в третий раз было как минимум недальновидно. Поэтому, с удобством расположившись в своей комнате на подоконнике распахнутого настежь окна, я снова и снова пыталась учить.

Получалось ровно так же, как и последние две недели до этого. Вникнуть в материал никак не получалось, я отвлекалась на все подряд, а чаще всего просто «зависала», уставившись в одну точку. Последние две недели меня морально вымотали дальше некуда. Я отвратительно спала, плохо ела — похудела на пару килограмм точно, джинсы стали слишком свободны в талии и на бедрах. И тот факт, что телефон лежал под подушкой, чтобы не отвлекать, роли не играл. Я малодушно надеялась, что это просто от недосыпа и сессионной нагрузки, поэтому упорно продолжала «настраивать» организм на продуктивную работу.

Хлопнувшая входная дверь и голоса привлекли внимания, заставив отложить учебник — дверь в свою комнату я не закрыла, чтобы создать сквозняк, поэтому встать в любом случае было необходимо. Тем более, что, судя по голосам, мать пришла не одна.

— На, убери, — Валерий сунул в руки матери какую-то небольшую черную коробку без опознавательных знаков, — подальше только.

— Под кровать засуну, куда уж дальше, — отмахивается мать, скидывая растоптанные балетки, но ее тут же хватают за запястье. И, судя по ее лицу, искривившемуся в болезненной гримасе, совсем не нежно.

— Я сказал, убери подальше, — цедит сквозь зубы Валерий, чуть нависая над ней, — спрячь, твою мать! Нормальных слов не понимаешь уже?

— Да, поняла я, поняла, Валерочка, — залепетала мать, даже не думая вырываться. Только коробку крепче прижала, чтобы не уронить, — спрячу так, что никто не найдет. Правда!

Мужчина еще секунду буравит ее взглядом, а затем разжимает пальцы. И тут же меняется в лице, заметив меня.