А спустя год, мне вдруг стало тошно, появилась эта удушающая дыра и я заставил себя пересмотреть приоритеты. Разыскал Влада в клубе в надежде поговорить. Ничем хорошим для меня эта встреча не кончилось, но я стал терпимее относиться к нему. "Не ищи ошибок в поступках, все по-своему правы"- сказал он мне тогда и рассмеялся, а потом протянул "аиста". Взял. Смотрел на эту отраву четыре дня, размышлял. А потом просто забросил в рот. И спустя час, прибывая в эйфории, в поразительной расслабленности и спокойствии, находясь в ином измерении, где меня ничего не гложет, и где страхи показаться слабым и недостойным сыном деспота отца, утратили свое влияние, — въехал…все по-своемуне правы. Я осмыслил, что именно меня убивает, увидел, от чего осязаю собственную неприязнь к самому себе.

Женька… насколько уровень ее страха перед моим братцем-монстром, велик? От этого теперь зависело многое. Cекунды сменялись минутами, а дверь за моей спиной так и не скрипнула. Все, что мне оставалось- ждать. Прикрыв глаза и запрокинув голову, вдавив темечко в стойку, я сделал попытку отвлечься от холода и неприятных ощущений в мышцах.

Очевидно небо прояснилось и вышла луна. Сквозь узкую щель между полом и воротами в гараж, стал проникать свет, в неровной линии которого, иногда проглядывали тени. Это питбули Влада рыли мордами снег у ворот, чуя мой дух. Я был в этом доме всего два раза и для них-чужак.

Тело затекло, как и мышцы ног, единственное, чем я мог ослабить давление тела на ноги — сесть задницей на бетонный пол. Но эту пытку я боялся испытать, даже больше, чем выпить ледяной воды прямо сейчас.

Неожиданно залаяли псы, в разнобой, озлобленно, будто учуяли что-то. Я напряг слух, пытаясь сквозь лай расслышать шум мотора, вытянулся, с ослепляющей мыслью, что брат одумался и вернулся. Терпеть мое положение стало еще невыносимее, я испытал страх за Женьку. Что, если он решит сделать ей больно, а мне придется мириться с этим фактом без возможности помочь?

А потом я услышал голос. Глубокий, запоминающийся. Там, за забором, орал брат Женьки. Сквозь лай, было трудно разобрать, но по обрывкам фраз он однозначно матерился, требовал заткнуть псов, заставляя Влада показать свою задницу для решения важного вопроса. Потом голос сменился жутким скрежетом, таким, словно по рифленому металлическому забору, стучали чем-то твердым. Зачем он их злит? Псы разошлись во всю, не жалея глоток, словно обезумели. И ослепляюще ядовитая мысль во мне, сменилась паникой. Именно паникой- мерзкой, липкой, удушающей. Эмоции ворвались в мое сознание, блокируя самый сильный физический дискомфорт.

Потому что за моей спиной скрипнула дверь.

Мне стоило ее остановить, не позволять идти на голос брата и лай псов, не открывать в панике ворота гаража.

Женька окинула меня потерянным, болезненным взглядом.

— Ты слышал, там Никита? Где Влад?

Скотч на моих губах не позволял дать внятных объяснений. Я стал вырываться, махать головой, мычать как дебильное, немое существо.

— Ты слышал? — Она сделала несколько неуверенных шагов в направлении гаражных ворот.

"Боже мой! Да сними же ты эту долбаную ленту с моего рта!" Я выкручиваю мышцы на руках, пытаясь привлечь к себе ее внимание. "Нет! Нет! Остановись"- орало мое сознание, но Женька растерянно пялилась на выход из гаража, разрываясь между мной и желанием помочь тому, кто был для нее в сто крат важнее. Я обезумел от ее явственной нелогичности.

Но все же боги смилостивились над нами. Женька очнулась и бросилась ко мне.

— Мы должны что-то сделать, слышишь? — Руки ее дрожали, когда срывали с моих губ скотч. — Что задумал Влад? Нужно опередить…

Как только ей удалось освободить мои губы я заорал так, что она отшатнулась.

— Не смей отходить от меня ни на шаг! Поняла?! Освободи мои руки!

Похоже это ее окончательно отрезвило, ахнув, Женька склонилась над моими запястьями.

Под остервенелое рычание и лай, вперемешку с визгом собак, она что-то бормотала, доставляя мне боль, потому что второпях, не имея возможности выделять нужное для моего освобождения время, ведь там на улице решалась судьба ее брата, неосмысленно рвала ленту.

— Женя, прекрати! Ты не сможешь так! Найди что нибудь острое, ее нужно разрезать!

— Что острое?! Здесь нет ничего, мать твою, острого! — В беспомощности своей она разрыдалась, вскочила с колен, панически завертелась вокруг. — Здесь нет ничего острого! Я не могу, я должна ему помочь! Слышишь? — Она бросилась к гаражным воротам.

— Ты сдурела! Не смей выходить! Ключи! Мои ключи в кармане! Освободи меня, наконец! Я знаю, что делать! — Спина моя взмокла, я яростно пытался образумить ее, остановить от необдуманного поступка.

Женька, рванула локоны на своей голове, вскинула руки и бросилась ко мне.

— Ты всегда так говоришь! Говоришь, что знаешь, а потом, еще хуже! — Судорожно всхлипывая, сунула руку в карман моей куртки, выловила ключи. — Черт! Черт! Черт! Это просто невозможно! Я не могу здесь! Вожусь с тобой!

— Заткнись! — Остервенело взвыл я, пытаясь упредить ее истерику. Мне было важно спасти ее, не пустить безоружную во двор на растерзание псам и пусть говорит, что хочет! После нескольких ее попыток, я наконец почувствовал, как мои руки освободились и тут же плетьми повисли вдоль тела. Онемели. Я даже не смог опереться ими, что бы встать с затекших коленей. Снежная потянула меня и я, облокотившись спиной о стойку, встал на "чужие", отмороженные в местах мышц, ноги.

— Сейчас! Секунду, — почувствовав себя на свободе, я стал более хладнокровен. — В доме ружье! Идем!

— Мы не успеем! Там что-то происходит, слышишь? — Женька нервно дернула меня за куртку. Все что я осознал, так это то, что лай псов отдалился и стал редким, и более похожим на рык.

— Мы по-любому не сможем выйти! Нам нельзя так просто! Мы должны найти что-то действенное, против собак.

Я хорошо знал, на что способны питбули. Челюсти их, перемалывают любую кость и способны запросто повалить человека, когда того выматывает адская боль. Лишить человека жизни они могут только в том случае, если вгрызутся зубами в жизненно важный орган.

Я схватил ее за рукав куртки и потянул к входу в дом.

— Все будет хорошо, хорошо, — как заклинание бормотала Женька, всхлипывала, молясь неизвестно каким богам. Я щелкнул выключателем, осветив пятачок перед гостиной, обернулся и насколько это было возможно, в такой спешке, внимательно посмотрел на нее. То, что я увидел в ее заплаканных глазах мне не понравилось. Безумство на грани истерии.

— Хватит выть! Нужны силы! — Тащу ее в глубь дома ни на секунду не ослабевая хватки, в которой зажата ткань ее куртки. Главное, что она рядом и не сделает никаких глупостей.

— Я больше не слышу их. Собак, больше не слышу! Почему? Макс! Почему?

— Потому что они устали! — Вру я, не желая что-либо объяснять.

Мы наконец достигаем в комнаты Влада, я рвусь к большому серому сейфу, падаю перед ним на колени и судорожно набираю код. Три шестерки, три девятки.

— Сейчас! — Рву дверцу после щелчка, смотрю на охотничье ружье и только теперь позволяю себе отдышаться. — Видишь!? Теперь мы готовы!

Сую несколько патронов в карман куртки. Проверяю наличие их же в ружье и выдохнув, разминаю кисти рук, направляясь к дверному проему.

— Ты должна ждать меня здесь! Слышишь?! — Для убедительности на ходу резко щелкаю затвором. — Я сделаю все сам. Для тебя это опасно!

Женька тщится за мной.

— Не заставляй меня терять время! Остановись, иначе я никуда не пойду!

Она нерешительно тормозит, плаксиво сжав губы.

— Я вернусь и ты все узнаешь! Не смей выходить! — Уже потеряв ее из виду, из- за стены, которая нас разделяет, ору я, наполняясь решимостью.

Спускаюсь в гараж, бегу к воротам и распахнув их, ступаю ногой в снег.

Заметив распахнутую калитку в заборе, понимаю, как важно поторопиться… Весь во внимании, иду твердым шагом, наперевес с ружьем. Переступаю железный, обмерзший льдом порог, иду по собачьему следу, который пересекается с более глубоким, принадлежащим человеку. Впереди, слышу отчетливое рычание, а это значит, что псы уже напали, ускоряюсь, попадаю в свет фар застывшей на тропинке машины. Обхожу синий фольксваген по левому борту, почуяв неладное торможу приподняв дуло, и проморгавшись, чтоб лучше видеть в кромешной темноте после слепящего света фар, замераю перед увиденной картиной.