— Почему бы и нет? Не похоже, чтобы ты собирался мне отвечать. Если бы ответ был отрицательным, было бы довольно просто просто сказать это. Если ответ положительный… — я замолкаю, качая головой, потому что даже не знаю, как продолжать.

Это одна из тех мыслей, которые, как я думаю, мне не придется заканчивать, потому что, несмотря на то, что это безумие даже вопроса, ответ должен быть отрицательным. У меня нет системы отсчета, куда даже идти после этого, если это не так.

Вместо того, чтобы немедленно успокоить меня, Картер спрашивает: — Если ответ положительный…?

Мой желудок скручивается и сразу становится легче, как будто я только что спрыгнула с уступа и теперь предвкушаю, как мое тело ударится о тротуар. — Я не… — я качаю головой, подыскивая слова. — Я не знаю. Тогда у меня есть еще около миллиона вопросов.

— Что в начале списка?

Я пытаюсь отстраниться, но он не отпускает меня. — Значит, да? Кто? Когда? Она сохранила его? Это была Эрика? Поэтому ты буквально сводишь ее с ума? Хлоя действительно твоя младшая сестра? О Господи. Тебе восемнадцать.

— Дыши, — мягко говорит он, глядя мне в лицо.

Я слишком занята, чтобы дышать. Ему нужно начать отвечать на некоторые мои вопросы, но в то же время я боюсь собственной реакции, если он это сделает. Сколько бы я ни смогла проглотить, в этом есть что-то, от чего я не могу избавиться. Мне будет неудобно отталкивать его за то, что он сказал мне правду, но некоторые истины просто слишком трудно проглотить.

Это даже не Хлоя. Если она его, дико, что он может быть моего возраста и иметь пятилетнего ребенка, но больше меня беспокоит мысль о том, что он уже пережил этот рубеж с кем-то другим, особенно если это была Эрика. Мне нужно знать, была ли это Эрика. Она никогда не оставит меня в покое, даже через миллион лет, если бы это была она.

Гораздо спокойнее Картер говорит мне: — Слишком рано для этого разговора. Я знаю, что это дерьмовый ответ, и я сожалею об этом, но это слишком рано.

— Я имею в виду, это наш разговор, Картер. Ты не можешь просто так оставить меня висеть на краю обрыва. Хочешь ли ты рассказать мне подробностей или нет, ты в основном ответил на вопрос. Это да.

— Это не так просто, — заявляет он, проводя ладонями по моим рукам в стабилизирующем ритме.

— Это была Эрика?

— Нет, это была не Эрика. Она не имеет к этому никакого отношения, — отвечает он. — Я никого не поймал… — Он замолкает, качая головой и отводя взгляд от меня. — Мне просто нужно, чтобы ты доверилась мне в этом, хорошо? Это не то, что ты представляешь. Когда-нибудь я объясню тебе это, но сейчас ты знаешь все, что тебе нужно знать.

— Ты любил ее? Девушку, которую ты…?

— Нет.

— Ты все еще… Я имею в виду, она здесь? Ты ее видишь?

— Нет. Я обещаю тебе, тебе не о чем беспокоиться. В этом нет ничего, что когда-либо повлияет на тебя. Нет никаких скрытых строк, которые ждут, чтобы сбить тебя с толку. Нет драмы про маму, ничего подобного. Я не имею к ней никаких связей. Она ушла и не вернется.

— Хлоя? Она на самом деле твоя…? Я никак не могу выдавить из себя слово «дочь». Это слишком странно.

Он недолго колеблется, затем кивает.

Я саам собрала это по кусочкам и до сих пор чувствую, что меня просто ударили мешком кирпичей.

— Она не знает, — добавляет он, как будто это может помочь. — Она думает, что я ее брат. Она маленькая, поэтому она не сомневается в этом.

Мне нужно сесть. Вырываясь из его объятий, я подхожу к дивану и сажусь, держась за край и вспоминая все что произошло несколько минут назад, когда он лежал с ней на диване.

Картер следует за мной к дивану, но не садится рядом со мной. Он скрещивает руки на груди и стоит, глядя на меня, как на опасность сбежать.

Я летающий риск. Эта проверка того, что казалось надуманным подозрением, открывает червоточины, через которые я не хочу провалиться. Я должна, хотя. Я не собираюсь быть той девушкой. Я не собираюсь засовывать голову в песок, чтобы не принимать сложных решений.

Я пытаюсь отфильтровать все, что Картер когда-либо говорил, что может иметь отношение к этой ситуации, но вера в любую из этих вещей основана на признании того, что он был правдив, когда сказал мне, что не лгал мне. Когда он это сказал? Я пытаюсь вспомнить, какие из его заявлений были раньше, а какие позже. Даже если он не солгал мне, когда сказал это, это не значит, что он не солгал потом.

— Почему ее больше нет? Девушка, которая забеременела от тебя. Это зловещее заявление, исходящее от кого угодно, но исходящее от тебя… — Я смотрю на него, страх давит на меня. — Что это означает?

Его челюсть сжимается, и это не наполняет меня оптимизмом. — Я ответил на столько вопросов об этом, сколько хотел, — говорит он мне.

— Я сделала для тебя много такого, чего не хотела делать, — указываю я. — Я думаю, справедливости ради, тебе следует завести для меня хотя бы один разговор, которого ты не хочешь.

— Это не имеет к тебе никакого отношения, — сообщает он мне, по-видимому, недвижимо. — Я не хочу ссориться с тобой, я не пытаюсь закрыть тебя или задеть твои чувства, но я не хочу говорить об этом, и мне нужно, чтобы ты это уважала.

Вскакивая с дивана, широко раскрыв глаза, я говорю ему: — И я не хотела отсосать тебе перед твоими придурками-товарищами по команде или отдать тебе свою девственность в подвале Картрайта. Иногда ты не получаешь то, что хочешь, и все, что ты можешь сделать, это смириться с этим.

Это должно быть правдой, это должна быть выигрышная рука. Как бы я не обращала на него внимания, я действительно чувствую, что он должен мне несколько минут дискомфорта. Рассказывать мне о какой-то связи, которую он оплодотворил, даже близко не соответствует уровню того, что мне пришлось переварить и отложить. У меня нет проблем с рискованными эмоциональными вложениями в него, но если он не может время от времени отплатить за услугу… ну, к черту это. Это не отношения, это эмоциональная благотворительность, и я здесь не для этого.

Я как раз собираюсь это сказать. Клянусь Богом, да, но прежде чем я успеваю, Картер хватает меня за горло. Не сильно, чтобы не причинить мне боль, достаточно, чтобы напугать меня. Затем он воспользовался моим потрясением, чтобы вести меня, пока моя спина не прижалась к стене. Тревога, охватившая меня, на мгновение крадет мои слова. Я уже собираюсь открыть рот и сказать ему, чтобы он убрал от меня руки, когда его рука падает с моего горла.

Я сглатываю и вглядываюсь в выражение его лица, в его энергию, чтобы оценить потенциальную опасность сейчас, когда он в двух шагах от того, чтобы задушить меня.

— Может быть, я неясно выразился, — ровно говорит он, кончиками пальцев скользя по моей левой руке. Я оттягиваю ее от него, и его темные глаза устремляются на мое лицо. — Это не дебаты. Тема закрыта.

Глядя на него и убирая руку от его прикосновения, я говорю ему: — Ну, как и мои ноги.

Медленная темная улыбка расползается по его чувственным губам. — Пока я их не открою, конечно.

— Не смей. Я не играю с тобой сейчас, Картер. Это не игра. Это не отношения, если ты все время берешь верх, а я получаю любые объедки, которые ты хочешь мне бросить. Я не подписывалась на это. Меня это не интересует. Если ты хочешь, чтобы я доверяла тебе, ты должен быть готов открыть для меня какой-то уголок себя. Я не могу быть единственной, кто прогибается в каждом отдельном сценарии. Это не может быть только работой для меня и весельем для тебя. Я не могу этому доверять.

— Ты все равно мне не доверяешь, — заявляет он. — Даже если я делаю все правильно, это не имеет значения.

— Это неправда, — говорю я, и от его слов мой желудок сжимается.

— Да. Если хочешь затаить обиду, Зои, по крайней мере, скажи об этом честно. Я не виню тебя. Это нормально. Я думал, ты даешь мне шанс, но, может быть, я ошибался. Может, ты просто хранила боеприпасы, чтобы использовать их против меня, когда представится удобный случай. Может быть, ты такая же, как все.