— Ты находишь меня бесконечно очаровательной? — Я спрашиваю.

Наклонив голову, чтобы поцеловать меня в шею, он шепчет мне на ухо: — Я никогда не встречал никого, с кем мог бы поговорить так, как с тобой. Ты точно знаешь, кто ты и за что ты стоишь, но в тебе есть открытость, с которой я никогда раньше не сталкивался. Ты не упряма, как большинство людей; это не твой путь и не дорога. Ты любопытна и податлива, ты будешь пробовать новые подходы к вещам, а не принимать проторенный путь как единственный. Мне нравится широта твоего мышления. Мне нравится просто тусоваться и разговаривать с тобой, и… — Он расстегивает мои джинсы. — Я также довольно большой поклонник всего, что мы делаем.

В этот раз я даже не тяну. Он расстегивает пуговицы и молнию на моих штанах, просовывая руку внутрь. Вожделение скручивается внизу живота, и я позволяю своим глазам закрыться, когда его рука обнимает меня, его пальцы скользят под ткань моих трусиков, чтобы он мог прикоснуться ко мне.

Проталкивая палец внутрь меня, он наклоняется ближе и ловит мой вздох ртом. — Мне нравится, как ты себя чувствуешь, — бормочет он мне в губы. — Какой у тебя вкус. Я люблю твои маленькие крики, когда я заставляю тебя кончить.

Его слова так эффективно согревают меня, что моя реакция на его прикосновения немедленна и возбуждает. Его палец трется о мой клитор, и все мое тело дергается, молнии удовольствия проходят сквозь меня. Я хватаю его за плечи и притягиваю ближе, чувствуя, как поднимается и опускается моя грудь, когда я дышу тяжелее.

— Я провожу каждый день своей жизни с людьми, которым нравится, как выглядит моя маска, Зои. Ты единственный человек, которому больше нравится то, что внутри.

— Картер, — бормочу я, чувствуя необходимость поцеловать его, чтобы выразить привязанность. Я наклоняюсь, чтобы дотянуться до него, касаясь его губ своими. Его слова массируют мой разум и мое сердце, его пальцы действуют на мое тело, и в мгновение ока я кричу ему в рот, разваливаясь на части.

После этого мое тело лишено костей, а глаза закрываются. Я устала, довольна, а кровать Картера такая удобная. Он сползает с кровати и стягивает с меня джинсы. Следующими слетают мои трусики, затем он начинает дергать мою новую майку «Лонгхорн» вверх по моему животу.

— Ты же не хочешь оставить на мне рубашку «Лонгхорнов» и притвориться, что я страстно желающая угодить фанатка Картера Махони? — Я дразню.

— И упустить шанс посмотреть, как твои сиськи подпрыгивают, пока я тебя трахаю? Я так не думаю.

Я сажусь достаточно, чтобы он смог стащить майку через мою голову, затем снова начинаю откидываться на матрас. Прежде чем я успеваю, Картер хватает меня за спину и расстегивает лифчик, а потом стаскивает и его.

И снова я полностью раздета, а Картер все еще полностью одет. Он опускается на меня сверху, гладкая ткань его футболки мягко касается моей кожи. Ощущение ткани, натягивающей мои соски, заставляет их твердеть. Инстинктивно я выгибаю грудь ближе к нему, жаждая его прикосновений.

Его рука скользит вниз по моему боку, и он закрепляет ее на моем бедре, притягивая меня, когда он перекатывается на спину, так что я оказываюсь на нем сверху.

— Тебе больно от прошлой ночи? — он спросил.

— Да, но все в порядке, — уверяю я его.

Картер ухмыляется. — Я и не предлагал остановиться.

Я закатываю глаза. — Конечно, нет.

— Убери свой конский хвост. Мне нравятся твои распущенные волосы.

Когда я тянусь назад, чтобы вытащить резинку и высвободить волосы из тяжелого конского хвоста, я саркастически бормочу: — Да, Господин.

Естественно, Картер не обижается на мой шутливый отпор — он получает от него удовольствие. — Чертовски верно.

— Я никогда не встречала никого, кто мог бы сказать что-то такое, от чего мне захотелось бы шлепнуть его, но также и поцеловать. Ты первый.

— Это потому, что когда я это говорю, ты знаешь, что мы на одной стороне.

— Мы на одной стороне? — легко спрашиваю я, соскальзывая вниз, чтобы лечь на него сверху, и теперь мои волосы рассыпались по плечам.

— Конечно, — бормочет он, поднимая руку, чтобы погладить подушечку моего плеча, затем играя с прядью моих волос. — Поверь мне, Зои, легко сказать, когда ты на моей плохой стороне. Ты знаешь, когда бороться, а когда отступить. Ты совершенна для меня.

— Ты хочешь, чтобы я дралась сегодня ночью? — спрашиваю я.

Картер качает головой. — Неа. Я хочу заняться с тобой любовью сегодня ночью.

От его слов мой живот выворачивается наизнанку. Сегодня вечером он говорит всякие приятные вещи, и мне это нравится. Однако подозрение шепчет где-то в глубине моего сознания, пытаясь убедить меня, что он говорит приятные слова, потому что знает, что ему это нужно, просто чтобы рассеять мои разумные сомнения.

Я не хочу, чтобы подозрения разрушили это, но я также не хочу закрывать глаза. Глядя на его грудь, а не на лицо, играя с тканью его футболки, я спрашиваю: — Откуда я знаю, что ты не играешь со мной, как со всеми?

— Ты не знаешь, — просто говорит он.

Я встречаюсь с ним взглядом. — Это страшно, знаешь ли.

— Все, что небезопасно, может быть пугающим, — утверждает он. — Я никогда не буду беспроигрышным вариантом, Зои.

— Я знаю, — бормочу я. — Я просто… — Я пытаюсь придумать, как объяснить самую простую вещь в мире, что, как и все люди, вступающие в новые отношения, я не хочу чтобы мне причиняли боль. Я не хочу, чтобы он разбил мое сердце на такие маленькие кусочки, что оно уже никогда не будет прежним, и нанес еще и мощный удар по моей гордости, потому что красные флаги развевались на ветру, и я проигнорировала их все, чтобы попытаться связаться с ним.

— Тебе просто нужно начать доверять мне, — заканчивает он за меня.

— Довериться страшному, непредсказуемому социопату? — легко спрашиваю я, наклоняясь, чтобы поцеловать его, чтобы убрать любую потенциальную боль из моих слов.

Картер протягивает руку и хватает меня за волосы, стаскивая с себя и перекатывая на спину. — Не социопат.

— Верно, — бормочу я. — Ты просто манипулятор, хорошо эксплуатируешь и нарушаешь права других, бессердечно игнорируешь…

Вместо того, чтобы позволить мне продолжить диагностику, Картер целует меня. Затем он, наконец, раздевается, швыряет свою одежду на пол вместе с моей и снова ложится на меня сверху, на этот раз голым.

— Я знаю, что мы время от времени шутим об этом, но мне нужно, чтобы ты знала, что это “шутка”. Если ты думаешь, что я патологичен, ты никогда не будешь мне доверять.

— Подруга Зои согласна, что то, что ты сказал, имеет смысл. Сторожевой пес Зои говорит, что, конечно, это правда — я тебе нужна, чтобы ты мог продолжать манипулировать мной и добиваться своего, делая все, что, черт возьми, ты хочешь.

— Я таким не родился, — уверяет он меня. — Раньше я был более нормальным, а потом понял, что мир — отстой, все в нем — отстой, и мне нужно было ожесточиться и позаботиться о себе, потому что никто другой не будет заботиться обо мне. Я не могу быть социопатом, потому что им рождаются, а не становятся. Мой мозг не был устроен таким образом.

Это самое откровенное, что он когда-либо говорил мне. — Ты перемонтировал его. Это много работы. Почему?

— Не важно. Дело в том, что я защищаю себя и свои интересы. Ты одна из моих интересов. Ты в безопасности. Я “хочу” тебя; Я не собираюсь причинять тебе боль. Если бы я просто хотел какую-нибудь дурацкую подстилку, которой можно было бы изменять, я бы легко её нашел. Это не то, чего я хочу, и я бы никогда не стал пытаться превратить тебя в одну из них. Я вырезаю только тех, кто мне не нравится или на кого мне плевать. Ты не попадаешь ни в одну из категорий.

Улыбаясь, глядя на него, я поддразниваю: — Ты говоришь, что заботишься обо мне, Махони?

Подняв меня как дразнящую перчатку и заключая меня в тюрьму своим телом, он говорит: — Может быть, немного.

Он все еще немного пугает, несмотря на его обнадеживающие слова, потому что он прав — он никогда не будет надежной ставкой, и, возможно, это означает, что я всегда буду знать о его способности причинять вред. Может быть, он кормит меня ложью, а она вкуснее правды, поэтому мне хочется ее проглотить, хотя потом это, несомненно, будет означать неприятности.