Я приму это, Майлз.

Я почувствовала струйку тепла в горле и жадно сглотнула, когда он издал стон и отпустил меня, его член выскользнул из моего рта с влажным хлопком, когда он попятился назад. Я кашляла и брызгала слюной, когда Майлз потянулся к своим джинсам и натянул их, его глаза отчаянно искали выход из комнаты. Я увидела панику, узнала страх в его взгляде.

— Пожалуйста, — умоляла я его. — Останься, успокойся.

— Нет, — его движения были лихорадочными. — Мне нужно уйти. Прямо сейчас.

Майлз двинулся мимо меня, и мои пальцы попытались поймать его, но вместо этого ничего не нашли. Я поползла за ним, но он уже был у входной двери, его шаги были намного длиннее моих. Наши глаза встретились в последний раз, и я облизала губы, пытаясь беззвучно умолять его остаться.

— Мне жаль, — пробормотал Майлз, и эти чертовы слова прозвучали так, что у меня внутри все оборвалось.

Уходя, Майлз плотно закрыл дверь, и я издала вопль разочарования, звук смешался с его гулкими шагами на лестнице.

Майлз

La douleur exquise (фраза) — душераздирающая боль от желания любви кого-то недостижимого.

Я едва помню, как добрался до дома. Все, что я знал, это то, что внезапно оказался в собственной ванной, брызгая на лицо ледяной водой, и отчаянно пытался восстановить концентрацию.

Мой член был все еще влажным от ее рта, а руки тряслись, когда пытался прийти в себя. Я не мог позволить себе сделать это. Полностью влюбиться в нее. В конце концов, Бебе сломает меня сильнее, чем я когда-либо ломал себя.

— Сосредоточься, — пробормотал я себе под нос, упершись рукой в стену и найдя глазами свое отражение в зеркале.

Я выглядел как дерьмо. Глаза были расширены и полны паники, вена на лбу болезненно пульсировала, и член делал то же самое. Я начал кончать, когда отстранился от нее, дав ей попробовать совсем немного, прежде чем оставить ее на полу в таком виде. Я ненавидел себя за это, за то, что оставил ее, как будто она ничего не значила, в то время как на самом деле она была всем, что имело значение. Но мои инстинкты самосохранения кричали мне, чтобы я уходил, бежал. Не мог позволить ей причинить мне боль. Знал, что, если она сделает это, я никогда не выйду живым.

Каким-то образом мне удалось проковылять в спальню. Я уставился на простыни, на послание, написанное помадой в рамке.

Я никак не смогу уснуть там сегодня ночью.

Казалось слишком естественным пойти другим путем, подойти к маленькой комнате и открыть дверь, чтобы увидеть мусор, запах, гребаную гнилую реальность того, чем была моя жизнь в этой комнате.

На полу лежал спальный мешок. Я использовал его не слишком часто. Только в те ночи, когда было особенно плохо.

Я наполовину шел, наполовину полз внутрь, вдыхая запах мусора, как сладкое приветствие дома. Сполз на пол, прижавшись всем телом к шелковистому спальному мешку. Я не заслуживал даже этого. Любой вид комфорта был для меня слишком тяжелым, почти как наказание, вместо того чтобы быть наградой.

Вонь была слишком сильной, поэтому я открыл крошечное окно. Оно было зарешечено, толстые железные прутья торчали из подоконника до самого верха грязного стекла. Это была тюрьма моего собственного изготовления.

Я лег, не желая укрываться, даже когда зубы стучали от холода. Провалился в беспробудный сон, нарушаемый ужасными образами того, что случится, если я позволю Бебе подойти ближе. Я просыпался в поту, казалось, каждые десять минут, но все равно не покидал маленькую комнату. Я должен был сделать это для себя, чтобы напомнить о том, какой неудачник, о том, что никогда не буду никем, кроме человека из моего прошлого.

К рассвету казалось, что прошли годы, и я был уверен, что постарел на десяток лет за одну только эту ночь. Когда открыл глаза в последний раз, мое тело было разбитым и уставшим, я дрожал от холода и обливался потом от бессонных ужасов в моем сознании.

Каким-то образом мне удалось вытащить себя из комнаты. Я плотно закрыл за собой дверь и прислонился спиной к дереву. Я нуждался в ванне, как никогда раньше.

Путь в ванную была мучительным. Я наполовину упал в ванну, не снимая одежды, и начал лить обжигающе горячую воду на свое тело. Рядом стояла бутылка антисептика, и я вылил все, что от нее осталось, в воду. Я никогда не ненавидел себя так, как в тот момент, когда позволил своей слабости снова обмануть меня в счастье.

Жар и жжение встретили меня, когда одежда наполнилась водой. Мои руки дрожали и тряслись, когда потянулся к шкафчику в ванной. Сигарета. Я бы сейчас убила за одну, но их не осталось. Я выкурил их все, когда делал это в последний раз. Потому что, как бы ни старался забыть, это была моя реальность. Неважно, есть у меня Бебе или нет. И прошлая ночь только предрешила мою судьбу с ней.

Я знал, что мне нужно делать. Наконец, стало очевидно, насколько опасными были мои отношения с Бебе, которые портили меня больше, чем я хотел признать.

Единственное, что я мог сделать, это отдалиться.

И точно знал, как это сделать.

Я смешал антисептик с пеной для ванны и погрузился в теплую, жгучую комфортную воду. Желание вдохнуть воду, и наполнить ею легкие, было не таким сильным, как обычно, и я знал, что это из-за Бебе. Мне просто нужно было научиться справляться с этим после того, как я оттолкнул ее. Будет трудно сохранить то чувство бодрости, которое она вселила в мою кровь, когда ее больше не будет рядом.

В ванной я пролистал свой телефон и сделал кое-какие приготовления. Единственный способ забыть Бебе Холл — это позволить кому-то другому заполучить ее. И что я мог предложить ей, как не одного мужчину, а двух, чтобы она могла выбирать. Может быть, это облегчит одиночество в моем сердце, да и в ее тоже. Я сомневался, что боль от того, что я ее отпустил, когда-нибудь действительно пройдет, но у меня не было выбора. Обречь ее на жизнь со мной было бы эгоистично и так болезненно для нас обоих. Я не мог видеть Бебе и меня вместе в долгосрочной перспективе. Я бы ей надоел, и она бы ушла, разбив мне сердце.

Маленький голосок в глубине моей головы настаивал на том, что я ошибаюсь. Что должен дать ей шанс, дать шанс нам, посмотреть, что из этого выйдет. Но я был слишком напуган, чтобы прислушаться к нему. Я выбрал легкий, болезненный выход.

Приняв ванну, вытер горящую кожу и завернулся в чистый халат. Двенадцать часов, и Бебе окажется в руках двух незнакомцев. Я буду смотреть, как они трахают ее, мое сердце будет разрываться на части, и в то же время буду знать, что это правильно. Мне нужно было задвинуть ее далеко-далеко, пока я еще мог.

Мой телефон пронзительно зазвонил, когда вышел из ванны, и я удивился, увидев на экране имя доктора Хелен.

Я не разговаривал с ней с момента нашей встречи в моей квартире.

— Алло? — Жестким тоном ответил на звонок, не понимая, почему она звонит мне в восемь утра.

— Майлз, — сказала она, ее голос был наполнен беспокойством. — Я пыталась дозвониться до тебя.

Я подумал о своем забытом ноутбуке. О встречах по Skype, которые я пропустил. Мне стало стыдно.

— Мне жаль, — пробормотал я.

— Майлз, ты в порядке? — ее голос выражал искреннее беспокойство. Короткий флирт, который она проявила в моей квартире, теперь исчез, сменившись профессиональным беспокойством. — Я давно от тебя ничего не слышала. Могу сказать, что что-то не так. Тебе что-нибудь нужно?

Мой рот и разум боролись за то, что ей сказать.

— Там девушка, — наконец, смог вымолвить я.

— Еще одна?

— Особенная, — уточнил я. — Та, о которой я… забочусь.

— Понятно, — сказала она просто. — С ней есть какие-то проблемы?

Я задумался над ее вопросом на секунду, не зная, как на него ответить.

— Я боюсь, — наконец признался.

Было так легко говорить ей, даже легче теперь, когда у меня не было опции видео на телефоне. Это были только наши голоса, и ее успокаивающее, умиротворяющее сопрано убаюкивало меня, вселяя чувство безопасности.