— Позволь мне трахнуть твою киску для тебя, — сказала я, мои мысли кружились от его слов. — Позволь мне сделать это, пожалуйста.

— Трахни ее, — приказал Майлз. — Но не смей, бл*дь, кончать. Помни, тебе всегда нужно разрешение на это.

— Д-да, — прошептала я.

— Что «да»? — резко спросил Майлз.

— Да… Спасибо, Майлз.

Последовало молчание, и я задалась вопросом, думал ли он, что я назову его именем, соответствующим его доминирующей природе. Но я не могла — не хотела. Его имя ощущалось слишком идеально на моих губах, так чертовски интимно и особенно.

— На хер, — прорычал Майлз. — Трахни. Себя. Сейчас.

Я так и сделала. Подтянула свою задницу и погрузила два пальца глубоко.

Слышала его дыхание, поверхностное и отчаянное, и могла сказать, что он сжимал свой член. Я провела пальцами по своей нуждающейся п*зде и была так близко, что думала, что потеряю сознание от ощущения, что внутри меня только мои пальцы, а потом опустилась на колени и посмотрела в камеру на журнальном столике.

— Хочешь что-нибудь посмотреть? — спросила его дрожащим голосом, и ответ последовал незамедлительно.

— Покажи мне.

— Позволь мне кончить, — умоляла я, поместив камеру между ног, чтобы у него был прекрасный вид на мою п*зду. — Пусть она кончит для тебя, Майлз. Видишь, какая я отчаянная? Видишь, какая я мокрая?

Я раздвинула свою п*зду, заставляя ее капать на деревянный пол.

— Господи, бл*дь, — сказал Майлз. — Бл*дь, кончай, Бебе. Досчитай до пяти и кончи со мной.

— Один, — прошептала я, просовывая в себя три пальца. — Два…

— Быстрее, — сказал он, его голос был более нуждающимся, чем я когда-либо слышала. — Бл*дь, быстрее, Бебе!

— Три.

Я трахала себя так сильно, что мои ноги продолжали дергаться, а киска издавала влажные хлюпающие звуки.

— Четыре, пожалуйста, Майлз, бл*дь, пожалуйста…

— Пять, — прорычал Майлз, и я кончила для него, забрызгав камеру, когда моя киска хлюпнула и мои пальцы выскочили наружу.

Я, бл*дь, завыла, а он смеялся надо мной, смеялся с отчаянием.

— Ты чертова грязная маленькая шлюха, — сказал Майлз, и я упала обратно на пол, подняв камеру над собой и облизывая объектив. — Господи, Бебе, ты — это что-то охренительно другое.

Я уставилась на него, мое дыхание замедлилось, а киска начала болеть.

— Спасибо, Майлз, — прошептала я. — Я заставила тебя кончить?

— Да, — прорычал он. — Весь мой гребаный кулак в сперме.

— Дай мне слизать, — мягко сказала я.

Майлз замолчал.

И только через минуту я поняла, что он закончил разговор.

Майлз

Шлейф (сущ.) — запах, который остается в воздухе, след от чьих-то духов.

Я был зависим от нее, и отрицать это было бессмысленно.

В то утро я позвонил человеку, с которым иногда работал. Флинт Майерс когда-то был журналистом, но теперь он проводил свои дни, выясняя всякое дерьмо для богатых людей. В основном, женщины пытались выяснить, нет ли у их мужа интрижки. Но я использовал его для проверки биографий девушек, с которыми трахался, и теперь у меня было для него новое задание.

— Доброе утро, Майлз, — бодро ответил парень на звонок. — Еще одна проверка?

— Не в этот раз, — пробасил я, проводя рукой по волосам.

Я рискнул выглянуть в окно в сторону квартиры Бебе, но ее нигде не было видно. Наверное, она еще спала после поздней ночи.

— Я хочу, чтобы ты проследил за одним человеком, — сказал я, позволяя словам повиснуть на поверхности. — Это женщина. Она живет через дорогу от меня. Ее зовут Бебе Холл…

— Понял, — просто сказал Майерс. — На что мне следует обратить внимание? Тебе нужна какая-нибудь конкретная информация?

— Нет, — отрывисто кинул я. — Просто хочу знать, чем она занимается. Все. И принеси мне какую-нибудь хрень, чтобы я посмотрел. Фотографии, много фотографий, и что-нибудь выброшенное, например, квитанции, которые она оставила, и тому подобное.

— Договорились.

В голове сразу возник образ, как Майерс улыбается.

Он видел только огромную сумму денег, которую получит за помощь, а я видел только возможность получить больше ее. Больше Бебе. Мне нужно было гораздо больше.

— Увидимся вечером, — произнес я, завершая разговор.

Встал с дивана, на котором сидел, и прошелся по комнате. Флинт обычно приходил ко мне вечером, чтобы рассказать обо всем, что нашел. Но он также присылал мне обновления в течение дня, поэтому я решил держать телефон поблизости, чтобы видеть, чем именно занята моя Спящая красавица.

Но теперь день тянулся, и мне нечем было заняться. Я чувствовал себя тревожно и нервничал так, как не привык, и это меня беспокоило.

Обычно помогает дезинфицирующая ванна, но, как ни странно, в тот день у меня не было желания портить свою кожу. Мне просто нужна была информация, я хотел знать, чем занимается Бебе, чем заполнены ее дни. Мне это было нужно, как гребаному наркоману наркотик, и я злился на себя за то, что не могу сам ее отследить. Но я никак не мог выйти на улицу, никак не мог следовать за ней, думая о микробах, о гребаных отвратительных людях вокруг нее, когда все, на чем я хотел сосредоточиться — это Бебе.

Что она ела на завтрак.

В каком наряде выходила из дома.

Были ли ее волосы подняты, обнажая стройную шею, которую я хотел укусить, или опущены, спадая на спину.

Как она держалась при ходьбе, как подпрыгивали ее сиськи.

Как она улыбалась другим.

Что она ела на обед. Как часто она пи́сала.

Я хотел знать о ней каждую чертову вещь.

Я беспокойно ходил по комнате, в конце концов, решив, что могу немного поработать, пока жду первую находку Майерса за день.

Выйдя из гостиной, я прошел в полностью белую комнату, которую использовал в качестве студии. В стене за кроватью была потайная дверь, ведущая в комнату, о которой никто не знал. Комнату стыда. Единственное место во всей квартире, которое не мог позволить никому увидеть, потому что они, наконец, узнают, насколько сильно я испорчен.

Я открыл потайную дверь, уставился на этот гребаный бардак, и меня начало мутить от ужасной вони.

Это была крошечная комната, которую предыдущие владельцы использовали для хранения. Снаружи было только одно маленькое окошко, но оно было заляпано грязью, а потолок был настолько низким, что мне приходилось приседать, чтобы залезть туда.

И это был гребаный беспорядок.

Ужасный беспорядок.

Мусор повсюду. Не вещи, которые я использовал, а настоящий мусор, который я собирал во время редких вылазок на улицу. Мусор из мусорного бака, начиная от испачканных газетных обрывков и заканчивая салфетками, некоторые продукты питания, которые уже давно испортились, просто все, что попадалось под руку. В крошечной комнате ужасно воняло. Это было отвратительно. Чертовски мерзко, чертовски невероятно для человека моего положения.

Я спокойно вошел внутрь, к маленькому деревянному столу, стоявшему у стены. Сел на табурет перед ним и прислонился к стене, потому что комната была такой маленькой, что это все, что я мог сделать. А потом начал думать, вокруг меня был мусор, от гнетущей вони в комнате хотелось блевать.

Это был единственный способ работать. Только так я мог избавиться от постоянного гула в голове. И мне было чертовски стыдно за это. Никогда не позволял никому видеть эту часть меня. Мои родители заставили меня стыдиться того, что я там делал, и они позаботились о том, чтобы я хранил это как свой маленький грязный секрет.

Я услышал, как мухи жужжат в куче мусора на полу. Зловоние было невыносимым, но я заставил себя принять его, потому что это был единственный способ, который знал, как заставить себя включиться в рабочий ритм.

Мой телефон завибрировал, и я достал его из кармана, отчаянно проверяя наличие сообщения.