— Мы можем продолжить разговор? — тихо спросила девушка. — Мне нужно с кем-то поговорить.

— Что случилось? — я пытался выяснить это и услышал неуверенность в ее голосе.

Я хотел сломить ее. Выжать из нее правду и заставить ее признать, что именно произошло. Но это должно было исходить от нее самой, а не от меня, заставляющего Бебе произносить слова.

— Ты можешь рассказать мне все, — неубедительно добавил я, задаваясь вопросом, правда ли это, даже когда слова покинули мой рот.

Действительно ли я пойму то, что она мне скажет? Я едва мог представить себе ее жизнь — шипучее шампанское и громкая музыка, таблетки, выпивка, наркотики и рок-н-ролл.

— Я поругалась, — наконец пробормотала Бебе в ответ. — Полемика.

— С твоей подругой? — спросил я инстинктивно.

— Да, — ответила она после небольшой паузы. — Арден.

— Ты хочешь поговорить об этом? — спросил я, чувствуя себя чертовски неловко.

Я не был хорошим посредником, и понятия не имел, что делать. Конечно, все подружки ссорятся, верно? Но по тону Бебе я понял, что этот конкретный спор был более серьезным, чем те ссоры, которые видел у девушек раньше.

— Нет, — резко ответила Бебе, и я выдохнул с облегчением. — Я действительно, действительно не хочу. Ты можешь отвлечь меня? Просто поговорить, о чем угодно, обо всем на свете.

Мой мозг завибрировал и попытался придумать вопрос.

— Что на тебе надето? — спросил я и почувствовал боль от ее молчания. — Мне жаль. Я… я не был уверен, что это то, чего ты хочешь.

— Нет, — сказала она печально. — Все в порядке. Думаю, это то, что мы делаем, в конце концов.

— Встань рядом с окном, — попросил ее. — Я хочу тебя видеть.

Я полнялся с кровати, и звуки из моего телефона сказали мне, что она делает то же самое. Я встал перед высоким окном в спальне, мои глаза нашли ее тело на другой стороне улицы.

Она была обнаженная. Полностью обнаженная, ее тело было открыто моему взору.

На мне все еще были боксеры, и я был благодарен за это. Если бы я был голым, Бебе увидела бы, как мой член дернулся в ответ.

Поднял руку и положил ее на окно, другой рукой я держал телефон. Жестом попросил Бебе сделать то же самое, и она сделала.

— Ты прекрасна, — сказал я ей.

— Ты все время это говоришь, — голос Бебе был низким, печальным.

— Это правда. Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

— Так почему же ты не… — ее незаконченное предложение повисло в воздухе, и я наблюдал, как она смотрит в пол.

— Почему я не… что? — спросил мягко, потому что был сторонником самонаказания.

— Почему ты не прикасаешься ко мне? — спросила она. — Почему ты не трахнешь меня, Майлз?

Как я мог это объяснить?

Как мог убедить ее, что внезапно она стала единственным человеком в моей жизни, на которого мне не наплевать, единственным, кто меня волнует, единственным, на кого я хочу произвести впечатление? Она бы подумала, что я сошел с ума, развивая связь с ней, которую она, возможно, даже не чувствовала сама.

— Мне страшно, — наконец ответил я. — Ты понимаешь, почему?

Наши глаза встретились через улицу. Я мог видеть тень, которую ее тело отбрасывало на пол. Она была маленькой и дрожащей, как ребенок. Я хотел обнять ее. Сказать ей, что все будет хорошо.

— Бебе, — ее имя прозвучало торопливо, отчаянно, но я был слишком далеко, чтобы беспокоиться о том, как звучу. — Могу я…

Я сделал глубокий вдох:

— Можно мне прийти?

Она уставилась на меня широко раскрытыми глазами, ее губы беззвучно шевелились, когда она ответила.

— Сейчас?

— Да.

— Зачем?

— Я хочу обнять тебя.

— Ты это сделаешь? Обещаешь?

— Да.

Я смотрел, как она прикусила нижнюю губу, как ее глаза устремились на мои, умоляя не нарушать обещание.

— Приходи, — сказала она. — Я оставлю входную дверь открытой.

Она прервала звонок и отошла от окна.

Мои руки дрожали, пока я натягивал джинсы и «Хенли». Если я остановлюсь хоть на секунду, чтобы подумать об этом, то передумаю, а я не мог себе этого позволить. Мне нужно было прийти туда и наконец-то обнять ее. Мне нужно было узнать, каково ее тело рядом с моим, прежде чем я потеряю свой гребаный разум.

Я посмотрел на входную дверь, которая дразнила меня уже столько раз.

Покидать квартиру становилось все труднее и труднее по мере того, как дни превращались в недели, месяцы и годы. Дошло до того, что я настолько уединился, настолько погрузился в свой собственный страх, что не мог выйти из квартиры даже для того, чтобы спуститься вниз и забрать почту. Но теперь я собирался рискнуть всем ради нее.

Микробы.

Страх.

Безумие идти туда, в ее квартиру, держать ее в своих объятиях. Ничем хорошим это не кончится.

Но в этот раз мне было наплевать.

Я запер дверь, когда выходил, и сунул ключ в карман джинсов. Каждое движение было похоже на проигранную битву, но я боролся с этим. Каждый шаг требовал усилий, о которых даже не подозревал. Каждый гребаный фут от моей квартиры был похож на хождение по булавкам и иголкам.

Швейцар улыбнулся мне, когда я вошел в вестибюль.

— Хорошо выглядите, мистер Рейли, — сказал он, и мне удалось слабо улыбнуться.

Я заставил себя выйти на улицу, посмотрел на ее окно и увидел слабый свет за стеклом. Она ждала меня.

Впервые за многие годы у моего существования появилась цель. Впервые за много лет мне было не наплевать на кого-то, кроме меня, и это глубоко ранило меня.

Мой следующий шаг был уверенным. Моя осанка была идеальной. Внезапно я понял, что больше не делаю это для Бебе.

Я делал это для себя, и я, бл*дь, не мог дождаться, когда заполню Бебе Холл. И я, бл*дь, не остановлюсь, пока ее сладкие соки не потекут по моим бедрам. Пока не почувствую вкус ее сущности на своей душе. Я бы не остановился, бл*дь, и она даже не представляла, что будет дальше.

Бебе

Coup de foudre (фраза) — любовь с первого взгляда.

Я оставила входную дверь открытой, и она впустила холодный ветерок из коридора. Дрожа от внезапного холода, накинула шелковый халат. Я колебалась перед окном во весь рост в своей спальне, раздумывая, завязать ли его свободно или так туго, чтобы почти перекрыть кровообращение. Мысль о том, что Майлз увидит меня в откровенном наряде, возбуждала меня не меньше, чем пугала.

Затем я почувствовала его электризующее присутствие, как удар под дых. Я обернулась, и мои глаза нашли его, когда он направился в спальню.

Он стоял в дверном проеме, его костяшки пальцев болезненно побелели, когда парень уставился на меня, мой халат слегка распахнулся спереди.

Я почувствовала дуновение ветерка из коридора на своей коже, вызывая появление мурашек по всей коже, которая теперь была так хорошо видна ему, находящемуся всего в нескольких футах от меня. Его глаза впились в мои, поглощая меня, словно я была куском конфеты, и он пытался определить, сколько лизнуть, чтобы добраться до моего расплавленного центра. Хорошо, что Майлз не знал, что он уже достиг его.

Быть уязвимой для него было проще всего на свете. Открыться ему было легче, чем раздвигать ноги каждую ночь для другого мужчины. Это происходило естественно, как будто я должна была делать это и ничего другого всю свою жизнь. Обнажить себя перед ним. Позволить ему увидеть каждый недостаток, каждый шрам, каждый кусочек багажа, который делал меня такой, какая я есть, когда стояла перед ним.

Майлз резко вдохнул, его глаза гневно нашли мои. Он был так чертовски близко, что я чувствовала его запах, и это сводило меня с ума.

— Привет, — тихо сказала я, и уголки его угрюмого рта дернулись вверх.

— Привет, Бебе, — сказал он просто.

Я потянулась к поясу халата, но он шагнул ближе, его рука задержалась над моей, так и не коснувшись моей кожи.