Она сделала шаг назад, затем еще один.

— Мне очень жаль, — сокрушенно признался я, но она лишь покачала головой.

Бебе

Романтическое волнение (сущ.) — бабочки в животе.

Невозможно было поверить в то, что я видела.

Мужчина, который держал меня в своих объятиях всего несколько часов назад, стоял в своей собственной квартире, его пальцы сжимали чемодан, готовый, черт возьми, уехать. Было ясно, как день, что это из-за меня, ясно, как мое собственное гребаное отражение в зеркале, что он хочет убраться от меня подальше, и я ненавидела его за это.

— Пожалуйста, — сказала я жалобно, мой голос срывался. — Майлз, пожалуйста, что ты делаешь?

Он стоял посреди комнаты, смотрел на меня и не мог ничего сказать. Я ненавидела его за это, за то, что он не ответил мне и притворялся, будто это не самое худшее, что Майлз когда-либо делал со мной. Хуже даже, чем двое мужчин, которых он прислал, чтобы безжалостно трахать меня, хуже, чем игры, в которые он играл со мной неделями. Это был момент, когда Майлз собирался сломать меня, и он собирался заставить меня справиться со всем этим самостоятельно.

Я подняла на него обвиняющий взгляд, и мы встретились глазами. В них я увидела столько вещей, чего никогда не видела раньше. Но ни одна из них не помогла мне понять, что он делает, и моя кровь закипела от гнева и страха.

Мне понадобилось меньше секунды, чтобы добраться до него, и мои кулаки ударили в его грудь, сердито ударяя по нему, пока я проклинала его, ненавидя его за все, через что он заставил меня пройти. Сейчас было совершенно очевидно, что мне давно следовало уйти, но как бы я ни хотела ненавидеть себя за то, что не сделала этого, я, черт возьми, не могла. Я была зависима от Майлза, пьяна от своей любви к нему, любви, которую он, очевидно, не испытывал ко мне.

— Бебе, — сокрушенно сказал он.

Майлз даже, бл*дь, не пытался защищаться, прекрасно понимая, насколько это дерьмово.

— Ты что, просто собирался уйти? — закричала я ему в лицо. — Ты собирался просто оставить меня здесь, не так ли? Ничего не объяснив, ты, гребаный ублюдок!

Я чувствовала, как слезы скатываются по моим разгоряченным щекам, но я отказывалась признавать их, вместо этого просто била Майлза по груди снова и снова, пока он не застонал, все еще даже не пытаясь остановить меня или прикоснуться ко мне.

— Защищайся! — закричала я на него, чувствуя себя банши, желая разорвать его на гребаные куски. — По крайней мере, скажи мне, почему ты это делаешь, Майлз! Почему ты, бл*дь, делаешь это со мной? Как ты вообще можешь так поступать со мной?

Майлз даже не пытался отрицать это. Просто судорожно сглотнул, при этом его кадык дернулся, и посмотрел на меня с чувствами в глазах, которые я не могла объяснить.

Мне казалось, что я только что разобралась с одним сломанном аспектом своей жизни только для того, чтобы другой был сломан и разлетелся на куски. Майлз отвернулся от меня, как будто не мог даже смотреть мне в глаза, и я ненавидела его всеми фибрами своего тела. Но я знала одно — не собиралась покидать это здание без объяснений.

Я смотрела на него, пока Майлз, наконец, не поднял свои глаза, и когда он это сделал, я вдруг все поняла.

Никогда раньше не видел такой боли. Очевидную, чертовски душераздирающая боль, которая грозила разлучить нас обоих своей интенсивностью. Я хотела спросить Майлза, почему это произошло, кто заставил его чувствовать себя так, но была слишком чертовски напугана, чтобы задавать какие-либо вопросы. Я просто хотела убедиться, что с ним все в порядке.

Его глаза говорили о боли, которую я никогда не знала, пока мы не потеряли Пози. Майлз тоже кого-то потерял, и я увидела это только сейчас, только в тот момент поняла, что он был еще более одинок в этом мире, чем я. У него не было никого, кроме меня, и теперь он бежал и от этого.

— Майлз, — вздохнула я, слово вышло неровным и испуганным. — Майлз, не уходи.

Он издал нечто среднее между рыком и стоном, когда я коснулась его лица, мои пальцы ласкали его щеку и нежно касались лба, вытирая намек на влагу в его глазах.

— Мне так жаль, — прошептала я. — Мне так жаль, что это случилось с тобой, Майлз.

— Ты… — начал он, но слова оборвались на полуслове.

— Я помогу, — пообещала я ему. — Я собираюсь убедиться, что с тобой все в порядке. И если ты все еще будешь чувствовать себя так, если ты все еще захочешь уйти, когда я удостоверюсь, что с тобой все в порядке, то отпущу тебя. Я обещаю, что отпущу, хорошо? Хорошо, Майлз?

Он не отреагировал, его глаза остекленели и заблестели от страха, которого я не узнала.

— Я люблю тебя, — сказала я ему, а потом продолжала повторять это.

Когда я вырвала плохо упакованный чемодан из его пальцев, осторожно опустив его на пол и отодвинула подальше от его взгляда, я увидела, что в нем было, — беспорядочный набор вещей, который сказал мне, что он не планировал этого, что он позволил собственной панике взять верх и в безумной спешке упаковать все, что попалось под руку.

Я поцеловала его в уголок рта, мои губы были нежными и обещали ему, что все будет хорошо, когда подвела его к дивану, усадила и налила ему большой стакан воды.

И наконец, я опустилась на колени рядом с ним и взяла его руку в свою, сказав Майлзу, что останусь, несмотря ни на что.

Но его больше не было рядом, и я чувствовала, что осталась одна в комнате. Его тело было просто пустой оболочкой, его разум был далеко отсюда.

— Есть ли кто-нибудь, кому я могу позвонить? — спросила я его. — Кто-нибудь, кто может помочь мне… помочь нам? Убедиться, что с тобой все в порядке?

— Таблетки, — пробормотал Майлз. — Таблетки.

— Таблетки? — повторила я, мои глаза выражали замешательство, затем, наконец, я поняла, что он имел в виду. — Ты должен принять таблетки? Я принесу их, только скажи мне, где они, хорошо?

Я сжала его руку, чтобы утешить, и Майлз рассеянно кивнул, не в силах даже взглянуть мне в глаза.

— Т-тумбочка, — пробормотал он.

Я вскочила на ноги и побежала в его спальню, роясь в тумбочке. Нашла пузырек с лекарствами и открыла его, мои трясущиеся пальцы рассыпали ярко-белые таблетки по полу. Я вскрикнула от отчаяния и упала на колени, подобрав одну из таблеток, и помчалась обратно в гостиную.

На секунду я смертельно испугалась, что его там больше не будет, подумав, что, возможно, он просто схватил свой чемодан ушел к черту из моей жизни, как и собирался сделать всего несколько минут назад. Но когда я увидела, что Майлз сидит на том же месте, где я его оставила, мое сердце сжалось от этой мысли. Я снова наполнила стакан водой и поднесла к нему вместе с таблеткой. Майлз беспомощно посмотрел на меня, и я поняла, что он настолько растерян, что, вероятно, не может самостоятельно удержать стакан.

— Вот, — пробормотала я. — Я помогу.

Я откинула его голову назад и открыла ему рот. Он словно робот следовал моим движениям, и я положила белую таблетку на кончик его языка, резко вспомнив о контрасте между таблетками, которые нравились мне, и теми, которые он был вынужден принимать. Мне казалось несправедливым даже думать о наркотиках, которые я принимала, когда Майлз переживал все это.

Он сглотнул, и я приложила стакан к его губам. Я наблюдала за щетиной на его кадыке, когда он сделал большой глоток жидкости, и ободряюще улыбнулась ему.

— Ч-что теперь? — спросил он с нервозностью в голосе, и снова мое сердце разбилось из-за него.

— Есть ли кто-нибудь, кому я могла бы позвонить? — спросила я. — Есть ли кто-то, с кем можно поговорить? Например, с членом семьи?

Майлз отрицательно покачал головой, и я нервно прикусила нижнюю губу.

— Может быть, друг?

Еще одно легкое покачивание головой. Это расстраивало его, и теперь я чувствовала себя еще более нервной и напуганной.