– Матвей Георгиевич, я могу быть на сегодня свободной?

 Смотрю на нее: руки немного дрожат, глаза опущены. Боится чего-то?

– Нам надо еще Саше сегодня позвонить, с отчетом, – напоминаю я.

– Мне... срочно уехать надо... – вздыхает она, поднимая на меня глаза. Красные, заплаканные.

– Что-то случилось?

– Ребенок заболел, надо лекарство в деревню отвезти, – отвечает девушка.

– У тебя есть ребенок? – с удивлением спрашиваю я.

– Да, дочка... – голос Славы дрогнул.

 Надо же! Никогда бы не подумал! Слава сама как ребенок... ей лет-то не больше двадцати, а уже дочка. Н-да, все-таки деревенские такие деревенские. Ранние... но не мне судить. Да и дети – это святое.

– Серьезное что-то? – зачем-то спрашиваю я.

– У нее кашель, температура высокая, бабушка не справляется и боится оставлять ее одну... Мне надо ехать, Матвей Георгиевич, я постараюсь обратно успеть на последнем автобусе, – слезно просит она. И вся такая, как оголенный комок нервов. Да и глаза мокрые, вот-вот разрыдается или забьется в истерике.

– Значит так, – говорю громко, поднимаясь из-за стола. – Я тебя отвезу.

 Слава смотрит на меня испуганно. От ее взгляда и мне становится не по себе. Но, блядь, поздно. Уже предложил... Вот что на меня нашло? Ребенка жалко стало? Сам не понимаю.

Стася

Меня накрывает истерика.

 Да такая, что я сама от себя не ожидала.

 Бедный мой ребенок! Представляю Марту, маленькую, хрупкую, беззащитную, кашляющую и с температурой – и у меня самой температура поднимается, а перед глазами все плывет. И от накатывающих слез, и от нервов.

 Так, собраться! Еще лекарство надо купить, хорошо, что название записала, а то понимаю – уже забыла. А бабушке перезванивать как? Она ж с соседкиного номера звонила. Себе телефон покупать отказывается, говорит, что на другое деньги нужней и важней.

– Готова, поехали? – спрашивает Матвей Георгиевич. Я киваю. И продолжаю удивляться его альтруистичному позыву. Никогда бы не подумала, что он вызовется помочь. Нет, он человек вроде неплохой. Но кто ему я? Кто ему мой ребенок... ой. Так-то Марта его дочь, конечно. Только он об этом не знает. Поэтому и странно.

 Мы выходим из дома, и Матвей Георгиевич, бросив мне:

– Жди здесь, – идет в гараж. Заходит и буквально через минуту ворота гаража открываются и из него выезжает автомобиль. Большой. Черный. Мерседес. Тот самый. Но видеть его уже не страшно. Он всего лишь помощник, средство передвижения.

 Согнувшись в салоне, Матвей Георгиевич открывает мне пассажирскую переднюю дверь. А я, наклонившись, спрашиваю:

– А можно мне сзади?

Он усмехается:

– Любишь сзади?

 Я не обижаюсь на его усмешку, наоборот, почему-то мысленно соглашаюсь, что мой вопрос прозвучал двусмысленно. Поэтому ничего не отвечаю и сажусь спереди.

Мы выезжаем на улицу.

– В аптеку еще надо... – произношу я. Матвей Георгиевич задумчиво кивает.

 И вскоре мы тормозим у торгового центра. Аптека в нем располагается почти сразу возле входа. Матвей Георгиевич зачем-то идет со мной. Я занимаю очередь, в которой два человека, а мой работодатель прогуливается вдоль стеллажей, разглядывая витрину.

 Очередь доходит до меня. Я молча протягиваю фармацевту листочек с названием лекарства.

– Рецепт от врача, – говорит мне женщина.

– Так... нет... – теряюсь я, а потом пытаюсь объяснить: – Понимаете, ребенок в деревне, с бабушкой...

– Я не могу дать вам это лекарство без рецепта.

– Но как же, – чувствую, как слезы вновь накатывают. – Неужели ничего нельзя сделать?

Женщина за прилавком равнодушно качает головой.

 Матвей Георгиевич все слышит и велит мне:

– Слава, подожди на улице.

 Я открываю рот, чтобы сказать что-то, но не решаюсь, видя выражение лица мужчины. Молча иду к выходу. А там, за дверью, пытаюсь разглядеть все происходящее в аптеке через полупрозрачную дверь. Тщетно. Вижу только спину Матвея Георгиевича. Еще вижу, как он лезет в карман и достает из него кошелек. И тут же резко разворачивается и идет ко мне, держа в руках упаковку.

– Вот, – говорит он мне и отдает нужное лекарство.

– Спасибо, – отвечаю.

 Опять садимся в машину и быстро едем. Проехав минут пятнадцать, я вдруг соображаю, что не назвала мужчине адрес. Однако, посмотрев по сторонам, понимаю, что едем мы в правильном направлении.

Помнит? Неужели?

– Как дочку зовут? – спрашивает вдруг Матвей Георгиевич.

– Марта.

– Красиво, – кивает он. – Сколько ей?

 Этот вопрос немного пугает... хотя, вряд ли он предположит что-то, узнав возраст ребенка.

– Почти три месяца.

– Малышка совсем, – подмечает он. – Не страшно было оставлять такого маленького ребенка?

– С бабушкой – нет, – отвечаю. – Да и выхода не было. Нужны деньги.

– А папаша ее где?

 Вот он, второй вопрос, пугающий меня. Как? Как на него отвечать?

– Нет его, – произношу я тихо, отворачиваясь к окну.

– Бросил?

 Я молчу. Напрягаюсь, сжимаюсь вся, боясь признаться. Вот сейчас, взять и сказать: всего одна ночь, не первая такая в вашей жизни, зато первая в моей, самая страшная в моей судьбе, проклятая не раз... и на свет появилась девочка с вашими глазами... плод нелюбви.

– Вообще, девочки – это здорово, – весело заявляет Матвей Георгиевич, наверное, почувствовав мое напряжение. – Я бы тоже хотел дочку.

 Сердце екает. Потом резко замирает и начинает противно стучать в ушах. Поворачиваюсь, внимательно смотрю на мужчину.

– Почему? – спрашиваю я сипло.

– Они лучше мальчиков! Еще вырастет таким же оболтусом, как и я. Нет, девочки тоже могут быть разными… Шлюх я видел предостаточно. Но они такие забавные, когда маленькие. На принцесс похожи. Главное, чтобы принцессами и оставались.

 Господи! Он даже улыбнулся, произнося последнюю фразу. Непривычно видеть его таким. Словно сейчас рядом со мной сидит другой человек. А может, я просто мало и плохо его знаю?

– Почему вы мне помогаете? – спрашиваю после затянувшейся паузы, переварив все, сказанное ранее.

– Ты помогаешь мне, я – тебе, – пожимая плечами, отвечает Матвей Георгиевич. – Кстати, звони пока Шурику, чтобы ничего не заподозрил.

 Я киваю и достаю телефон. Нахожу нужный номер и, уже не ожидая просьбы, ставлю сразу же на громкую связь. Саша отвечает почти сразу и кричит сквозь музыку на фоне:

– Перезвоню через пару минут.

Не успеваю ничего ответить – звонок прерывается.

– В клубе бухает, – говорит Матвей Георгиевич. – Сейчас выйдет на улицу и перезвонит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Да, телефон в руках начинает вибрировать через минуту. Я отвечаю и снова ставлю на громкую связь.

– Ну что, Слава? – спрашивает Саша и шумно выдыхает в трубку, скорее всего, дым от сигареты.

– Матвей Георгиевич сегодня вернулся как обычно. Один. По телефону в моем присутствии ни с кем не разговаривал.

– Это все?

– Все, – выдыхаю я.

– Слава, а что так фонит? Ты не на громкой связи случайно?

 Телефон почти выскальзывает из вспотевших ладоней. Я затравленно смотрю на Матвея Георгиевича, и он показывает указательным пальцем на ухо. Наверное, в стрессовой ситуации я начинаю соображать лучше, что совсем на меня не похоже. Понимаю, что Матвей Георгиевич имеет в виду.

– Я через наушники говорю.

– Вот оно что, – протягивает Саша. – Ладно, жду в следующий раз интересных новостей. Не хочешь сейчас в клубе оторваться, крошка? Приезжай, у нас тут весело.

– Нет, спасибо, – резко отвечаю, но потом мягче и так, как учил мой работодатель: – Может быть, в другой раз.

 Саша усмехается и говорит:

– До связи, крошка.

– До свидания.

 Повесив трубку, я выдыхаю. Кажется, до этого момента даже не дышала – так волновалась.