— Джаспер, разыщи-ка нам всем по блюдцу и налей немного молока.

— Да, сэр, — он быстро осмотрел содержимое шкафчиков и выставил на стол три стакана и тарелки.

Его мама стояла у электрической духовки, снимая печенье с противня, одно за другим. Медленно и сосредоточенно. Косясь на нее, Джаспер открыл холодильник и вынул молоко. Когда все печенье было выложено, она так и осталась стоять у плиты, будто привязанная. Чтобы не потекли слезы, Джаспер до крови прокусил губу изнутри. Это была вовсе не она.

Глубоко вдохнув, он подошел. Мама стояла, глядя на духовку. В руке она так и держала лопаточку, которую Джаспер мягко вынул из ее пальцев и отложил на столешницу. Ее глаза так и остались устремлены на что-то далекое, чего он никак не мог разглядеть. Внутри запертой комнатки у себя в голове Джаспер слышал, как мальчишка, каким он некогда был, бьется в истерике от ужаса при виде своей мамы, изменившейся так сильно. Набравшись отваги, он обнял ее за талию и опустил голову на ее плечо.

— Я очень рад тебя видеть, — тихо сказал Джаспер. — Хорошо, что ты вернулась.

Неделей позже Джаспер переехал в домик на Клосен-стрит. Открыл дверь в свою собственную, отдельную спальню и выложил на кровать чемодан. Тот самый, что двумя годами ранее для него собрала мама, но теперь уже набитый поношенными комбинезонами Уэйна, теплыми рубашками и единственной приличной парой брюк. Пока он вынимал их, по очереди, с ними в комнату ворвались запахи фермы. Джаспер поднес к лицу одну из рубашек, чтобы вдохнуть ароматы сена и свежескошенного ячменя, смешанные с более насыщенными нотами пота и августовского солнца. Рубашка пахла домом.

Он оглядел доставленные из магазина матрас, бюро и пустой книжный стеллаж, опустился на кровать. В любое время, когда захочет, он сможет вернуться и навестить Уэйна, тетю Вельму и дядю Лео. Отец обещал.

Джаспер опустил глаза на лежавший рядом чемодан. Он распаковал уже все, за исключением нескольких книг, подаренных мисс Бэбкок. Сверху лежала «Моя первая книга об индейцах» с улюлюкающими воинами на глупой обложке. Он подобрал ее заодно с остальными и поставил их все на пустую полку. После ужина он засядет за письмо мисс Бэбкок. Он дал ей слово.

В чемодане не осталось уже ничего, кроме маминого ожерелья.

«Ты выплатил свой долг, Огичидаа. Ты вырос сильным», — сказал ему доктор Уайтберд, когда клиника была восстановлена. Джаспер добровольно вызвался помогать и проводил в резервации каждую свободную минуту. В день окончания работ Мотега вложил ему в руку медальон из бисера. «Верни ей это. И скажи…» — но затем он умолк и просто покачал головой. Индеец не знал, что сказать.

Джаспер поднял тяжелый медальон со дна чемодана и положил на ладонь. Это ожерелье было у мамы самым любимым. Он водил пальцем по тесно уложенным бисеринкам, и по щекам текли беззвучные слезы. Нимаамаа. Он скучал по ней. Скучал по женщине, которая так и не вернулась. По женщине, носившей красные туфли и смеявшейся во все горло, когда она выпивала, и ругавшейся, как сапожник, когда думала, что ее никто не слышит.

С ожерельем в руке он проскользнул по коридору к ее комнате. Она спала. Каждый день она надолго засыпала, пока отец Джаспера ходил по магазинам или был на работе. Сквозь дверь мальчик услышал, как она тихонько сопит, и приоткрыл дверь.

Она мирно лежала на кровати, бледно-голубая тень себя прежней. На столике у подушки — несколько баночек с пилюлями. Джаспер уставился на них, пытаясь разобрать надписи на этикетках. Ей все еще приходилось посещать врачей дважды в неделю, и Джаспер, пересчитав баночки, засомневался, что когда-нибудь в будущем она сможет обходиться без них.

На цыпочках он обошел кровать, направляясь к шкатулке для украшений на туалетном столике. Тот самый ларчик, который он нашел рассыпанным на полу старой квартиры. Глядя на нее, Джаспер легко мог представить себе родительскую спальню, какой увидел ее в тот день: перевернутая вверх дном, с разбитыми светильниками и разорванной одеждой. На стене была кровь — кровь полицейского. Джаспер покосился на пустую штукатурку стены, почти ожидая увидеть пятна, а затем вновь устремил взгляд на тихо сопящую фигурку на кровати. Об очень многом он никогда не узнает, о многом не отважится спросить.

Джаспер открыл ящичек сбоку шкатулки, где всегда хранилось бисерное ожерелье, по соседству с брошками в виде цветочных бутонов и ниток искусственного хрусталя, которые мама никогда не носила. Он тихонько опустил медальон внутрь и окинул прощальным взглядом, прежде чем задвинуть ящичек на место. Тот издал протяжный писк.

— Джаспер? — прозвучал с кровати сонный вопрос. — Джаспер, это ты?

— Прости, мам. Уже ухожу, — прошептал он в ответ и поспешил к двери. Мама, которую он помнил, пришибла бы его за то, что он переступил порог без разрешения.

— Не торопись, — она с усилием открыла глаза, но они быстро закатились, прежде чем захлопнуться снова. — Есть кое-что… Мне что-то нужно тебе сказать.

Джаспер робко вернулся к кровати, на которой она лежала.

— Что такое, мам?

— Я просто… мне так жаль. Если с тобой что-то случилось… — Из-под ее закрытых век сочились слезы. Рот продолжал ронять сдавленные, невнятные слова. — Не могу позволить, чтобы случилось… Только не с тобой. Он едва не убил тебя. Ты не должен… Держись от меня подальше, Джаспер. Я плохая… Под кровавой луной… Ты должен держаться подальше.

— Это ничего, — прошептал Джаспер. — Со мной все хорошо. Теперь все будет хорошо.

Она покачала головой и поджала ноги.

— Не говори… Не рассказывай о нем папе, Джаспер. Он… Не должен знать, что я сделала. Я сделала… Он бы никогда не простил.

Обеспокоенно хмурясь, Джаспер вгляделся в ее искаженное лицо.

— Сделала что, мам? Что ты сделала?

— Это я тогда… Пистолет. Это была я… Я это сделала, — она начала смеяться сквозь слезы. — Ты бы только видел выражение на его лице. Он поверить не мог. Когда я спустила курок. Он просто не мог в это поверить… Этот сукин сын.

Она зарылась головой в подушку и всхлипнула.

Джаспер осторожно присел на кровать.

— Ничего. Все уже кончено. Ты сделала, как надо. Он тебя поранил.

— Как ты можешь… выносить меня? Держись подальше… как можно дальше. Я плохая… такая плохая… Они мне не поверили… Никто мне не поверит, — простонала она.

— Ш-шш… Я тебе верю. Он был плохой человек.

Ее слезы все не унимались.

— Он никогда не простит меня. Никогда, никогда, никогда…

Джаспер поморщился, не понимая, говорит ли она о муже, о дедушке Уильямсе или…

В трех комнатах от них щелкнула, закрываясь, входная дверь. Отец вернулся домой. Если он застанет сына в спальне, а жену — в слезах, поднимется грандиозный скандал. Джаспер погладил маму по спине, пытаясь успокоить.

— Ш-шш… все хорошо, мам. Даю слово.

Она так и плакала в подушку, утыкаясь в нее лицом.

— Джаспер! — позвал отец из гостиной. — Ты дома?

— Все хорошо, мама, — прошептал он ей на ухо. — Он простит тебя. Обязательно простит.

Она перестала дрожать и затихла.

— Какого черта ты тут делаешь? — прошипел отец в приоткрытую дверь спальни.

Джаспер вскочил с кровати.

— Она, э… она плакала во сне. Я просто зашел взглянуть, все ли в порядке.

Отец вошел, оттолкнув Джаспера в сторону, и положил ладонь на мамин лоб. Она издала тихий стон и снова задышала ровно. Выждав еще с минуту, отец шагнул назад и за локоть вытащил Джаспера за дверь.

— Ты не должен сюда входить. Врачи сказали, сейчас переломный момент для ее выздоровления. Тебе это понятно? Ей нужны покой и тишина.

— Да, сэр.

— Проклятье! Учти, это очень серьезно, — отец сунул под нос Джасперу дрожащий указательный палец. — Ее опять донимают кошмары. Она бормочет во сне самые страшные, самые невозможные вещи. Которых ты не должен слышать.