— У нас есть Джули, она делает уборку, — отвечает Джим, — и приходит каждые две недели.

— Джули не готовит, не ходит по магазинам, не гладит твои рубашки, а у меня тоже больше нет на это времени. Я вымоталась, Джим.

Он выпрямляется и поворачивается ко мне.

— Ты и правда выглядишь усталой, зайка. Тебе нужно сделать перерыв во всех этих писательских заботах.

— Поздновато, тебе не кажется?

Он вздыхает, как будто я нарочно усложняю ему жизнь.

— Конечно, ты права. Ты зашла слишком далеко. Прости, заинька. Я должен лучше о тебе заботиться.

От этих слов к глазам подступают слезы. Меня тянет положить голову ему на грудь и на миг забыть обо всем.

— Хотел поговорить с тобой кое о чем. Это важно, — сообщает он.

Силы небесные, ну что еще? Опять насчет Элисон?

— О чем?

— Ну вот, теперь на тебе лица нет! Не переживай ты так. О деньгах. — Вид у него нерешительный.

— Денег у нас полно. Как раз о них-то беспокоиться нечего.

— Вот именно, и я хочу, чтобы мы инвестировали кое-куда часть.

— Дорогой, этим у нас занимаешься ты. Со мной и советоваться незачем. Если честно, мне сейчас не до того. Совсем.

— Я хочу вложить твои деньги.

— Куда?

— В «Форум». — Он очень сосредоточенно раскладывает столовые приборы в соответствующем отделении посудомойки. — Мы уже очень близки к цели. Ожидается настоящий прорыв, нечто невероятное. Но нужны средства.

— И?

— Благодаря тебе у нас есть деньги в банке. Я хотел бы ненадолго их одолжить. Действительно ненадолго, на несколько месяцев. Потом верну.

— Как, сразу все? — Денег у нас на счету неуклонно прибывает — книга продается фантастически хорошо, — и мы пока что их не трогали. Необходимости не было. — Джим, у меня на них планы. Думаю, для начала нам надо хотя бы переехать.

Он снова смотрит на меня.

— Куда?

— Куда-нибудь на Манхэттен. Тебе на работу будет ближе, это ведь хорошо, правда? Ты часто об этом говорил, и вот теперь можно поменять жилье.

Джим жестом отметает мое предложение:

— А тут чем плохо?

Ну отлично. Год назад он бы мигом продал этот дом и переехал, а теперь, выходит, мы поменялись местами.

— Отсюда до всего годами ехать, хоть до твоей работы, хоть до тех мест, где я теперь бываю. Так или иначе, уверена, сейчас мы можем позволить себе что-нибудь получше, — заявляю я.

Некоторое время мы оба молчим, и тишина буквально висит в воздухе между нами.

— Всего на пару месяцев, Эм. Как только я достигну цели, ты получишь все назад.

— А вдруг ты не достигнешь цели?

— Такое может случиться, только если нам не хватит денег продемонстрировать, что впереди у нас большое плавание. — Джим наконец-то оставляет в покое посудомоечную машину, поднимается и смотрит на меня. — Нас ждет нечто грандиозное, заинька. Вообще-то об этом нельзя говорить, но ты моя жена, и я тебе доверяю, поэтому скажу вот что: мы в процессе подписания договора с одним из ключевых федеральных министерств. Вот столечко осталось. — Он почти сводит большой и указательный палец, показывая, как близок к успеху. — А потом, Эм, я на самом деле изменю мир, без дураков. Ты даже не догадываешься насколько.

— Но я не понимаю, зачем тебе деньги.

— Чтобы продемонстрировать, что мне по меньшей мере еще два года по карману оплачивать труд работников, накладные расходы и исследования. Это входит в контракт.

— А тебе по карману?

— Отчасти, но мне нужны еще деньги.

— О какой сумме мы говорим?

Он отворачивается и снова склоняется к посудомойке, хотя она забита под завязку.

— Миллион долларов.

— Что?

— Вдобавок к тому, что у нас уже есть. Тогда на все хватит.

— Ого! Недешево же обходятся исследования.

— Я верну, Эм.

— Надеюсь, с большими процентами. Ладно, это все теория, потому что миллиона у нас нет.

— Можно перезаложить дом. С твоими деньгами миллион наберется.

— Ты хочешь взять вторую закладную?

— Это ведь ради нас обоих, не только ради меня.

Тут я бы поспорила, но не хочу заострять внимание. А Джим тем временем подходит, берет меня за плечи и смотрит прямо в глаза:

— Так нужно поступить, чтобы все получилось, Эм. Но результат будет грандиозным. Это же масштабная цель — изменить мир. Посмотри, чего добилась ты! Нам обоим поперло. Пожалуйста, пойди мне навстречу. Будь мне партнером в этом деле. И у нас получится нечто невероятное, Эм.

Он и я. Мы изменим мир. Сердце у меня тает. Когда-то я мечтала услышать нечто подобное. Джим заключает меня в объятия, прижимает к себе. Я люблю его запах, ощущение его прикосновений, его физическую стать.

— Ты и я, — шепчет он мне в волосы. — Ради этого мы и старались.

От тепла его объятий высвобождается все напряжение, которое было заперто у меня внутри, и я ударяюсь в слезы.

— Эй, — отстраняется он, — ну ты чего? Ох, зайка, тебе нужно отдохнуть, ты страшно вымоталась. Я поговорю с Фрэнки, попрошу, чтобы он отложил все мероприятия на некоторое время и дал тебе прийти в себя. — Джим снова привлекает меня к себе, и я рыдаю ему в рубашку.

— Нет, — возражаю я между всхлипываниями, — все нормально, правда. Просто пока я привыкаю ко всему этому, как-то так. И сейчас не могу и не хочу делать перерыв.

— Когда я закончу, ты сможешь уходить на каникулы когда вздумается. Сможешь продать магазин. Переедем в какой-нибудь замок в Англии по твоему выбору, или в глубинку на юг Франции, в сельский дом из двадцати комнат. Наймем кучу прислуги, и спи хоть весь день, если тебе так захочется.

— Каждый день?

— Каждый день.

— Расскажи, как все будет, — бормочу я, прижимаясь к его груди.

— Я уже рассказывал.

— Расскажи еще раз. Расскажи побольше.

— Мы будем работать на правительство. Вся экономическая и социальная политика станет базироваться на нашей модели. Это огромные деньги, тебе даже не вообразить такие суммы.

— И мир благодаря тебе станет лучше?

— Гораздо, гораздо лучше.

Икнув, я вытягиваю из кармана смятый бумажный носовой платок и сморкаюсь.

— Решено, я в деле.

Джим обнимает меня еще крепче.

— Спасибо, любимая. — Его дыхание согревает мне ухо. Мы некоторое время стоим так, потом он ослабляет хватку. — Я тебя обожаю, — говорит он.

Я смотрю мужу в глаза и вижу, что это сказано всерьез. Я хорошо знаю Джима — каждый дюйм его тела, каждый взгляд, каждое непроизвольное движение, — и я ему верю.

— Что на самом деле надо Элисон? — спрашиваю я.

Он отодвигает меня, смотрит искоса, будто пытается что-то решить, и наконец заявляет:

— Я же тебе сказал, она на работу к нам хочет устроиться. Надоела хуже горькой редьки, уж поверь мне.

Я и правда хорошо его знаю и поэтому понимаю, что он врет. Впрочем, понять не слишком сложно: лгун из Джима никудышный.

— И что, ты ее возьмешь?

— Шутишь? Нет! Ни за что. У нас нет вакансий, а если бы и были, Элисон — последний человек, которого бы я нанял. Она та еще головная боль, Эм. Но поверь, я с ней разберусь.

— Ты говорил с ней обо мне?

— Нет! С чего бы вдруг?

— Ты уверен? Ты не рассказывал ей про мою книгу? Про Беатрис?

— Не говори ерунды. Зачем мне с ней про тебя разговаривать? — Он приподнимает уголок рта. — Она тебя тревожит, правда? Элисон.

— Да, немножко.

— Зайка, не надо! Элисон — не тот человек, о котором тебе надо волноваться, частное слово. — Джим снова заключает меня в объятия.

Я смогу простить ему ложь, решаю я. Уже простила.

— Пойду отправлю несколько писаем. Как же чудесно! — И Джим выходит из кухни, улыбаясь мне на ходу.

Половина грязных тарелок так и громоздится в раковине, так что я берусь за перезагрузку посудомойки.

Когда с этим покончено, я решаю расслабиться, забросить ноги повыше и посмотреть по телевизору что-нибудь бессмысленное, запивая это дело скотчем. По пути я сгребаю со стола телефон и привычно бросаю взгляд на экран со своей страничкой на «Амазоне».