— Эмма Ферн написала книгу, которую ты только что закончила, — повторила я.

— Именно! — она хлопнула в ладоши.

Тут до меня окончательно дошло.

— Забудь. Ты должна понимать, что это не мое. Как, скажи на милость, я справлюсь с таким делом? Я? Да ты прикалываешься.

Она сжала мне руку, по-прежнему глядя прямо в глаза.

— Представь, что ты опубликовала собственный роман. Ну какая тебе разница? Ведь ты издала бы свой роман, так?

— Разница огромная, Беатрис! О своем романе я смогла бы рассказать. Я знала бы его изнутри, вдоль и поперек, потому что сама его написала, — и в этом вся разница!

— Никаких проблем. Уж конечно, я тебя подготовлю. Расскажу о каждом предложении, каждой идее, каждом нюансе.

— И я буду выступать по радио? На телевидении?

— Ну, я надеюсь на это. Надеюсь, что книга вызовет достаточный интерес, хотя обещать не могу. Может, дело ограничится всего парочкой интервью для газет. Но в том-то и смысл, понимаешь? Если ты окажешься в кресле писателя, то сможешь говорить о романе от своего имени. Ты ведь свободна, у тебя нет сложившейся репутации, ты, так сказать, явилась без багажа.

— Беатрис, это безумие. — Я откинулась на спинку стула и отодвинула тарелку. — Давай просто дискуссии ради предположим, что я согласилась вписаться в этот безумный и очень сомнительный прожект. Учти, кстати: я не желаю вписываться и вряд ли передумаю. Но давай предположим. Что тогда будет?

— Ну, дашь одно или два интервью, а доходы поделим пополам. Можешь особо не возбуждаться, прибыли выйдет негусто. Чтобы книга стала успешной, нужно запустить чертовски серьезную машину, мы этим заниматься не будем. Смотри на дело так: я даю тебе возможность освоиться в ремесле. К тому времени, как твой собственный роман приблизится к публикации, у тебя уже будут и издатель, и агент, и ты научишься обращаться с рекламными механизмами.

— Какой роман, Беатрис, какая публикация?!

— Да ладно тебе, Эмма! Ты человек, которому я доверяю больше всех на свете, не считая Джорджа. Кстати, ясное дело, Джордж не знает о книге. Я никому не показывала рукопись и ни с кем ее не обсуждала. Ты единственное существо в мире, которому о ней известно.

Надо признать, мне невероятно польстила такая честь.

— Твоя тайна умрет со мной, — пообещала я. — На самом деле я умею хранить секреты. Так что тебе не о чем беспокоиться, клянусь.

— Так ты мне поможешь?

— Конечно, нет! Я категорически отказываюсь. По-моему, это бред, Беатрис, и ты совершенно неправильно оцениваешь прием, который ждет твою книгу. По-моему, ты сама должна ее опубликовать.

— Дорогая моя, ты не понимаешь, как устроен издательский мир, — сухо сказала Беатрис.

— Чего я не понимаю, так это откуда у тебя такая паранойя.

Она вздохнула.

— Конечно, не понимаешь. Но прошу, хотя бы подумай над моей просьбой. Поживи с этой идеей некоторое время, с недельку, допустим. Поразмышляй, позадавай мне вопросы — какие захочешь.

— Я смогу прочитать книгу?

— Только если согласишься. Тогда ты ее, разумеется, прочтешь.

— А вдруг она мне не понравится?

Беатрис подняла одну бровь и молча воззрилась на меня.

— Хорошо, поняла. Она мне понравится. Видимо, очень.

— Скорее всего, так и будет, — подтвердила она. — Так что? Значит, ты подумаешь?

— Нет. Категорически нет, Беатрис. Прости, но ты затеяла кошмарный балаган, и я в нем не участвую. Нет, и точка.

Беатрис отвернулась.

«Она расстроилась из-за меня», — подумала я и подалась вперед:

— Прости, мне очень жаль, честное слово. Я что угодно для тебя сделаю, ты же знаешь. Но это? Тут мне не справиться.

Она кивнула.

Впервые с нашего знакомства я целую неделю не видела и не слышала Беатрис, а потом она позвонила и спросила:

— Ну как? Обдумала мое предложение?

— Ага, и тебе тоже здравствуй! Где ты пропадала? Ты получила мои сообщения?

— Да, милочка моя, прости, конечно же, я их получила, но была безумна занята и, если честно, хотела оставить тебя на недельку в покое и не дышать в затылок, чтобы ты могла как следует поразмыслить над моей просьбой.

Я почувствовала себя ужасно. Честно говоря, после того разговора я ни секунды не думала над ее предложением. Тогда я сказала правду: это дурацкая идея, и мне не нужна неделя, чтобы понять: я не передумаю.

— Я в этом не участвую, Беатрис, как и говорила раньше. Мне правда кажется, что ты должна…

Она перебила меня:

— Ладно, поняла. Но я рассчитываю, Эмма, что ты не предашь моего доверия и не проболтаешься. Договорились?

— Конечно! Господи, Беатрис, ты можешь полностью на меня рассчитывать. Честное слово!

— Отлично.

— Мне очень жаль, напрасно ты подумала, что я с этим справлюсь. Правда жаль.

— Да ничего, Эмма, я понимаю. Серьезно.

— Здорово! — Я почувствовала облегчение. — Ну так во сколько мне тебя завтра подхватить?

— Завтра?

— Ну, знаешь, завтра ведь обед у Крейга. Хочешь, заеду пораньше?

— Нет-нет, не беспокойся, я туда не собираюсь. Только что пришла правка от редактора, до конца недели нужно отсмотреть ее и вернуть рукопись.

— Ох.

— Почему бы тебе не взять с собой Джима? Мне кажется, приятно выйти куда-нибудь с мужем.

— Может быть. — Я постаралась, чтобы в голосе звучал энтузиазм, но не особенно преуспела.

— Извини, дорогая, мне надо бежать, но спасибо, что сообщила о своем решении.

— Не за что. Мы ведь скоро поговорим, да?

— Конечно.

Я была ужасно разочарована тем, что не увижу Беатрис завтра. Вряд ли я пошла бы на обед у Крейга с Джимом, и она об этом знала. Я не привыкла к тому, что Беатрис занята, и это, конечно, было глупо: должна же она когда-то работать.

Однажды она обмолвилась, что работает наскоками.

— Я только полгода пишу, — объяснила она тогда, — а вторые полгода мысли просто пузырятся в голове, как хотят, как что к тому времени, когда пора браться за работу, у меня уже есть готовая история.

Нет, обижаться несправедливо. Нужно оставить ее в покое. Я только надеялась, что перерыв продлится не шесть месяцев — столько мне не вынести. Но были и положительные моменты: мы с Джимом сможем проводить вместе гораздо больше времени. И начать можно с короткого путешествия в Монреаль, благо выезжать уже завтра вечером.

Вот только я ожидала услышать от Беатрис что-нибудь про набросок моей истории, а она ни слова о ней не сказала. Поэтому я перезвонила.

— А мой план романа — ты до него добралась? Прочла? Что ты о нем думаешь? — выпалила я.

— Да, конечно. Прости, дорогая, я сделала для тебя кое-какие заметки. Приходи их забрать.

— Как здорово? Сейчас? Могу подъехать. — Я сверилась с часами. Пришлось бы закрыть магазин пораньше, но какая разница.

— Нет-нет, сейчас мне неудобно. Давай завтра, хорошо?

«Да! Да-да-да! Завтра!» — возликовала я. Джекки меня подменит. Мы с Беатрис повидаемся, поговорим о моей будущей книге и — как же это замечательно! — сможем одновременно работать каждая над своей историей! Я прямо увидела, как мы вместе сидим у нее в кабинете!

Я забыла спросить, во сколько лучше приехать, и решила, что время не имеет особого значения. Дергать ее еще раз звонком я не собиралась. Если бы она имела в виду определенный час, то так бы и сказала. Поэтому я сочла, что лучше встретиться после обеда, тогда в процессе мы сможем еще и выпить коктейль-другой. Беатрис никогда не ждет пяти часов, чтобы приступить к коктейлям.

Беатрис не знала, во сколько меня ждать, и поэтому неудивительно, что, когда я приехала на следующий день, дверь открыла горничная, имени которой я не помнила.

— Миссис Джонсон-Грин оставила вам конверт, мэм. Сейчас принесу.

— Вот и хорошо, значит, она меня ждет, — сказала я, проходя в коридор.

— Она работает у себя наверху, мэм. Ее нельзя беспокоить.

— Она знает, что я пришла? — Даже для моих ушей это прозвучало заносчиво, чего я вовсе не хотела. Я была скорее озадачена, чем обижена.