При впадении реки Лыбедь[1] в Днепр, мы вновь встали на стоянку. Место здесь было примечательное, я заметил, что Яс долго стоял на берегу, всматриваясь в окрестности.

Лыбедь — река своенравная. Ласково журчащая летом в ясную погоду, в ливни и по весне она широко разливалась, сметая все на своем пути.

У костра мы сидели в этот вечер долго, паренёк сидел, и всё так же стесняясь прятал глаза. К его необычной стеснительности и неуверенности, все уже привыкли. Я заметил, он больше слушал, чем говорил.

— Яс, ты на меня не сердись, — произнёс Рёрик.

— Я для своих людей стараюсь, — продолжил.

— Понимаю, — тихо ответил Яс.

— Ты помнишь, обещал узнать у вашего гриве, про женитьбу мою? — он поднял на меня глаза.

— Да, я узнал. Женись конунг ты будешь счастлив.

— Благодарю.

Мы так и сидели у костра, в ночной темноте звучали наши песни, и вдруг в наступившей тишине, зазвучала песня на языке словен. Хват пел песню о потерянной любви.

Вспоминаю о тебе, Каждый вечер при луне, Вижу нежный образ твой, Он всегда в душе со мной Я не могу тебя забыть, Нет у меня сил разлюбить Я вижу нежный образ твой, И он всегда в душе со мной[2].

Я слушал и каждое слово болью отражался в моей груди, перед глазами плыл образ любимой Яси. Ничего не сравнимо с болью неразделённой любви, всё что я мог себе позволить это жить с ней рядом, хот иногда видеть её голубые глаза, видеть как она будет входить в годы созревания, как появятся её дети…

Смирившись, я уже согласился, что хочу просто видеть её, знать, что здорова.

Этим вечером, мне не сиделось больше у костра, встав я ушёл на берег реки. Здесь в темноте я стоял и смотрел на черные воды реки, пытаясь затушить огонь боли, что сжигает меня изнутри.

— Почему ты печален конунг? — голосок паренька за спиной, вновь вызвал в памяти образ Яси.

— Ты не поймёшь Яс, подрасти тебе надо.

Парень молчал, но так и не уходил.

Мы ещё немного постояли и я так и не обернувшись к нему проговорил.

— Иди, спать. И спасибо за поддержку.

— Всё будет ладно конунг, я уверен она ждёт тебя.

Он тихо шелестя травой убежал, а я резко развернулся, уперевшись взглядом, в его спину.

От его слов, от капли надежд, что он мне дал, я не сдержался и подняв глаза к небу, закричал.

С утра мы продолжили путь, путь к месту где Днепр приблизится к Западной Двине.

[1] Лыбедь — река, правый приток Днепра. Протекает по территории Киева, впервые упоминается в летописях под 968 годом: «не бяше лзъ коня напоити на Лыбеди».

[2]Текст песни Алексей Хворостян — Потерянная Любовь

Липень, дорога домой.

ЯСИНА

Мы вновь стали на привал при впадении реки Лыбедь в Днепр. Место здесь было примечательное, я долго стояла на берегу, всматриваясь в окрестности здесь очень красиво, хочется остаться и любоваться этим вечно.

Вечер и вновь песни у костра. Мы сидели в этот вечер долго, я украдкой наблюдала за Сверром, пропуская через себя каждое мгновенье. Мои глаза видели только его, только моего любимого, только Сверра.

Неожиданно со мной заговорил конунг Ладоги.

— Яс, ты на меня не сердись, — произнёс Рёрик.

— Я для своих людей стараюсь, — продолжил.

— Понимаю, — тихо ответила

— Ты помнишь, обещал узнать у вашего гриве, про женитьбу мою? — он поднял на меня глаза.

— Да, я узнал. Женись конунг, ты будешь счастлив.

— Благодарю.

Мы так и сидели у костра, в ночной темноте звучали песни варягов, и вдруг в наступившей тишине, зазвучала песня на языке словен. Хват пел песню о потерянной любви. Хват пел и слёзы искрились на моих глазах…Я не могу тебя забыть, Нет у меня сил разлюбить… И он всегда в душе со мной.

Я слушала и каждое слово болью отражался в моей груди, перед глазами плыл образ любимого. Ничего не сравнимо с болью неразделённой любви.

Этим вечером, мне не сиделось больше у костра, встав я ушла на берег реки. Там у темных вод реки я увидела Сверра, и забыв про всё на свете, подошла.

— Почему ты печален конунг? — голос дрогнул. я не смогла сдержаться.

— Ты не поймёшь Яс, подрасти тебе надо.

Рядом с ним я чувствовала себя счастливой.

Мы ещё немного постояли, конунг не оборачивался и не смотрел на меня. Я понимала он скучает по своей жене, что ждет его дома. Наверно переживает, как она? Ждёт ли его?

— Иди, спать. И спасибо за поддержку.

— Всё будет ладно конунг, я уверен она ждёт тебя, — я хотела его поддержать, большего я не могла для него сделать.

А потом я убежала, потому что слезы потекли из глаз. я не смогла их сдержать.

С утра мы продолжили путь к месту где Днепр приблизится к Западной Двине. Он занял не мало времени, несколько дней шли проливные дожди, заливая палубу. Я промокла до нитки, и когда мы встали на привал, после которого начнется волок до Двины, свалилась с ног, меня поедал озноб и жар.

С трудом я смогла следующим утром открыть глаза, горшочек с натиркой, бабушки Дорте, принес Эльрик. Я растерлась, обильно смазав шею и грудь, и отправила Хвата в лес принести травы бадан и багульника, листа брусники. а сама вновь свалилась в сон.

Как от вернулся и как заваривал отвар, я не видела, потом он разбудил меня и напоил отваром, и растер мне спину натиркой.

На следующий день вышло солнце и мне полегчало, жар спал. Начался волок до Двины, я ехала на телеге, что выменяли на месте волока, у проживающих у реки. Это были земли западных кривичей, то есть земли моего племени.

Этот волок был тяжёлый, он занял пять дней, мне он показался намного тяжелее предыдущих, сказался недуг и усталость от долгого пути. Ряд кораблей шёл медленно, это был сухой волок, корабли тащили по суше, перекатывая по брёвнам.

— Мы пойдём по Двине, проходить будем недалеко от Кривитеска, — это проговорил Хват, подойдя ко мне.

— Недалеко? — я не поняла.

— Торопа река, и озеро на которых стоит Кривитеск, впадает в Двину. От Торопы, идёт длинный волок из реки Желны в реку Сережу, и там уж Кривитеск.

— А варяги, как идти собираются? — я растерялась, сомневаясь, заходить ли в наш священный город.

— Они пойдут в своё море и через него вернутся в Ладогу, — объяснил он мне.

— А мы сможем сами дойти по Торопе?

— Да, наши же нас на лодках доставят, — Хват смотрел на меня ожидая, что я приму решение.

— Сколько ещё хода, до того места?

— Княгиня, нам лучше не ходить с ними в море, а идти через Кривитеск, до Плескова, — пытался уговорить меня.

— Сколько хода? — произнесла жестко.

— Семь иль восемь дней, — опустил голову.

— Я приму решение, до того времени.

Хват ушёл, а я думала о том, что у меня есть ещё семь дней. Чуть погодя нашла взглядом Сверр, он командовал выгрузкой кораблей на воду.

Семь дней, мы ещё будем рядом, а что потом? — задаю я сама себе вопрос.

А потом…

Я уже знаю, что возможно никогда не увижу Сверра. Может быть издали, когда он придёт в Ладогу. Тот за кого меня выдадут замуж живет там, и возможно когда Сверр будет ходить в поход, мои глаза найдут его и я хотя бы буду знать жив ли он, здоров ли он.

Издали… Подойти ближе я не смогу, не смогу быть неверной мужу.

Нет, не смогу…

Последние дни пролетели, как один миг.

За день, до места где мы должны были уходить от варягов, Хват известил меня.

— Уходим?

— Да, уходим, мне нужно встретиться с гриве.

— Разве он не передал тебе…

Хват не понимал, ведь меня давно уж нарекли гриве.

— Пока он жив, он гриве. И я хотела бы, чтобы он подольше пожил, потому, как даже не понимаю, что будет дальше.

— Что не понимаешь? — друг удивлённо поднял брови.

— Как буду одновременно гриве и женой варяга.

Хват тоже задумался, и не нашёл. что ответить.

Когда корабли остановились у небольшого поселения кривичей, Хват пошёл искать лодочников для доставки нас в Кривитеск, я же направилась прощаться с конунгами.