Прошел студень, наступил сечень[2], мы стояли с отцом обнявшись у ворот Плескова, я уходила в Кривитеск, то была дальняя дорога.

— Доча, со мной всё ладно. Обо мне не беспокойся. Будь осторожна в пути, как с делами управишься и с гриве поговоришь, возвращайся.

— Да, отец, и ты не волнуйся, чай не маленькая уж, шестнадцатое лето идёт. Всё выполню и домой. Весточки буду отправлять, ты отец не перетруждайся, меч пока не бери, рану только расшевелишь.

Мы обнялись, и я сев на коня, выехала вместе с дружинниками за ворота.

[1] Гриве — верховный жрец. Жрецов высшей касты кривичи называли чуть иначе — гриве , подразумевая, что грива — это шея, которая соединяла голову (бога) с телом (народом). Гриве жили в священных рощах, позже священном городе, и показывались народу всего лишь несколько раз в году, что придавало ореол таинственности. А еще хорошо работал и эффект ожидания. который позже с успехом использовали цари, императоры и вожди народов. Высокий сан обычно передавался по наследству, и только если гриве не имел детей, то место мог занять кто-то из более низкой касты.

Кривитеск, в первых исторических упоминаниях (затем Торопец) — город в Тверской области, священный город кривичей, главные и самые древние капища находились там. Первое достоверное упоминание о Торопце — под 1074 годом в Лаврентьевской летописи, то есть он в любом случае старше Москвы. В 1167–1320 годах — центр Торопецкого княжества, первый князь которого Мстислав Храбрый прославился успешными войнами и успел стать за год до смерти в 1180-м году князем Новгорода. В Торопце Александр Невский обвенчался с полоцкой княгиней Александрой Брячеславной, в память о чём супруги даровали городу Корсунскую икону Богоматери.

[2] Студень — месяц декабрь, сечень — месяц январь.

Зима, дорога в священный город кривичей Кривитеск.

В дорогу мы вышли морозным утром сеченя, долго ехать верхом на коне было невыносимо. Ветер хоть и не сильный, обмораживал лицо и руки, пусть я и была закутана по глаза. Немного стало потеплее, когда мы въехали в лес.

Проехав ещё недолго по дороге, ко мне подъехал воевода.

— Княжна, ты бы в чунки пересела, шкурами укрылась.

Я не стала противиться, пересела, и с головой укрылась большой медвежьей шкурой. Потихоньку согреваясь, стала дремать. Дорога нас ждала длинная, а мне никогда не приходилось уезжать так далеко от родных земель. Пять дней в дороге, ещё и по зиме, нелегко мне придётся.

Пока размышляла уснула, крепким сном.

Сквозь сон мне почудилось будто слышу я разговор на языке гётов, и знакомый голос, только понять не могу чей он. А дальше голоса на родном языке, слышу будто ищут кого-то, потеряли должно быть. Хочу проснуться, расспросить, но сон не выпускает из своих крепких объятий. А голоса всё тише и тише, и совсем исчезают.

Как просыпаюсь вылезаю из-под шкуры и осматриваюсь, рядом только дружинники кривичи, нет никого из гётов, понимаю что причудилось это мне. Откуда здесь быть гётам?

Это, думается мне, оттого что скучаю. Я очень скучаю, невозможно больно мне без Сверра. Так хочу слышать его голос, видеть рядом, дотронутся рукой или чтоб он дотронулся.

Хоть бы рукой по голове провёл, хоть бы рядом сел, разложил камушки на столе, и учил бы меня считать, прикладывая их рукой из одной стопки в другую.

Или в поле, на коне, мы вдвоём и ветер, и мой крик над полем…

Я соскучилась…

Всю дорогу Гердень от меня не отходил, удушал своей опекой. Не давал ко мне подойти не Хору, не Хвату. Или нагружая их делами, то дров запасти, то лошадьми заняться, всё их направлял. Я терпела до последнего, но всё же не выдержала.

— Воевода, давай отойдём, поговорим, — проговорила я на одном из привалов в лесу.

— Да, княжна, — бросился со всех ног ко мне.

Я смотрела, как он, пока шёл, прихватил шкуру, и уже подходя накинул мне её на плечи, отчего я глубоко вздохнула. Наблюдая за воеводой, многое поняла.

О том как он мной дорожит, как оберегает, я важна для него и он это не скрывает. После его слов о паре, мне пришлось задуматься.

— Ясина, говори, я слушаю тебя, — воевода оторвал меня от моих дум.

Оглянувшись я поняла, мы слишком далеко отошли от места привала.

— Гердень, прошу тебя не гони лошадей, я устала от твоей усиленной опеки., ты мне ходу не даёшь.

— Яся…, - произнёс приближаясь.

Пар от его тяжёлого дыхания, доходил до меня.

— Яся, станешь моей, вообще никого не подпушу. В горнице посажу буду любоваться, нечего тебе среди мужиков…

Он не договорил, я не дала.

— Опомнись, чего говоришь, я княжна, и как ты меня закроешь в горнице. И с чего решил, что твоей буду?

— А кто нужен? Хор или Хват, они тебе не ровня, у Хвата жена…

— Воевода, они мне други…

— Яся…

Воевода придвинулся ещё ближе, и протянул руки ко мне, я отпрянула, с губ сорвалось:

— Нет, не трожь…

— Гердень, отойди от княгини, — чуть в стороне, послышался голос Хвата.

Замерев, воевода помедлил, развернулся и ушёл.

Проводив его взглядом, я повернула голову к Хвату. Тот шёл ко мне, и в глазах было беспокойство.

— Напужалась, княгинюшка — жалея меня, Хват подойдя, положил руку мне на голову. И пред моими глазами всплыл образ Сверра, так же положившего руку мне на голову.

— Зачем он так? Разве я этого хотела…

Подняла глаза на него, вопрошая.

— Что ж милая не видишь, как он по тебе сохнет? Ты княжна, красавица у нас… Там у варягов не женихалась? Иль по душе там никого не было?

Я задумалась на миг, вспомнилось, как Ангар сватался со слов Эльрика.

— Там сватался один, но мой… — я замялась, не зная как назвать конунга.

— Ты княжна с воеводой, одна не оставайся. Да и с женихом не тяни.

— Добро, буду думать…

— Тут не думать, тут чуять надо, — проговорил Хват, когда мы возвращались к месту ночёвки.

К обеду следующего дня, на горизонте появился город, для каждого кривича значащий очень много. Кривитеск[1] располагался в извилине реки, как мне виделось почти окруженный водой, а сейчас льдом. Красивое место, рядом хотелось дышать.

Кривитеск был небольшим по размеру городом, поделённым на две части, центр города называли священным, он был окружён водами озера Соломенного (Соломено) и некрепкими деревянными стенами. Вокруг священного острова, было озеро, покрытое льдом, Затем уже город, где жил простой люд, мастера-ремесленники, немного торговых людей.

Я направилась в священный город одна, моим людям это было запрещено. Летом озеро переплывали на лодке, а вот зимой, на санях или верхом на коне. На коне я и направилась, замотав лицо от ветра куском холстины. На берегу меня ждали, три волхва, уже преклонных годов.

— Гриве, добра. Легким ли был твой путь?

— Добра и вам, уважаемые, — как точно к ним обратиться я не знала.

— Мы ждём тебя.

Я шла за тремя старцами, по узкой тропинке вглубь леса. Откуда у меня взялась смелость, не знаю. Но мне не было боязно, мне было любопытно. Узнать, что-то новое, это вело меня по жизни и именно это дал мне в дар Сверр. Это он поставил меня на путь познания жизни.

Воспоминания о Сверре сбило моё дыхание, и только с силой сжатые кулаки, помогли мне справиться с собой. Я вновь сосредоточилась на мире вокруг меня.

Старцы привели меня на большую светлую поляну, уставленную деревянными статуями богов.

Мне показали рукой, что я должна войти в круг и я это сделала, несколько шагов и впереди я увидела старца. Он сидел на большой деревянной колоде и его глаза смотрели на меня.

Я не сомневалась передо мной гриве.

[1]Кривитеск — позднее Торопец, — второе название связано с расположением города на реке Торопе. Вероятно, Торопец — ровесник Ладоги, одного из древнейших городов Руси. Правда, как он назывался в те далекие времена, не меньше 12 веков назад, доподлинно неизвестно. Поздние предания или легенды донесли до нас имя Кривитеск, Кривечь. Славянское племя кривичей сидело на этих болотистых, мокрых землях. От воды и богатело — по рекам шли ладьи, груженные мехами, серебром, янтарем, жемчугом, тканями.