На следующий день после совета, в дом приходит женщина и говорит, что теперь она с детьми, будет жить здесь. Как то противиться этому не смею, я чужачка среди гётов, принятая ими, куда мне. Я не имею среди них не прав, и не голоса.

Собрав свои пожитки, несколько рубах, да теплую короткую олпу, что сшила себе из остатков шкур, завернула все в холстину, и завязав пошла на выход из избы.

— Ты куда? — это новая хозяйка.

Я пожала неопределённо плечами, куда идти не знала, да и как жить дальше, тоже не знала.

— Не гоню тебя, оставайся. Дети у меня малы, поможешь с ними.

Сказать, что я была рада предложению не могу, но это было хоть что-то. Если не остаться, куда идти? Вновь в сарай? Понимая, что другого, более лучшего меня ничего не ждёт, приняла это, как ещё один этап своей жизни.

— Останусь, — опустила узел, что собрала до этого.

И я осталась, работая не покладая рук, ухаживала за двумя детьми, качала люльку, готовила, стирала, шила одежонку. Я делала всю работу по дому, а за это только и получала тычки и оскорбления.

— Криворукая, опять за кашей не уследила — кричала Улфа, так звали женщину, новую хозяйку избы Дорте.

А когда мне с двумя детьми на руках? Были ещё корова и лошадь, их тоже нужно накормить, напоить, вычистить стойла?

Как только пошли первые грибы и ягоды, я полдня проводила в лесу, не разгибаясь занималась собирательством. А возвращаясь домой, всё шло по кругу.

Уборка в сарае, дойка в коровы…

Сготовить еду на печке…

Накормить детей…

Постирать…

И сесть за рукоделие.

Улфа наслышанная, что я искусна в рукоделии, брала для меня у соседей работу. У меня ежедневно были иль шитье, иль вышивка. Я беспрестанно пряла, вязала и ткала.

Мой день начинался на заре и заканчивался только когда, я уж когда засыпала, при свете лучины, сидя за веретеном или у прялки, или подшивая, что-то из одежонки детишек.

Я сильно похудела, как сказала соседка Фиора:

— Ой Яська, от тебя одни глаза остались. Замучила тебя совсем, Улфа.

Она покачала неодобрительно головой, только легче мне от этого не стало.

Так проходило моё лето, в сплошной круговерти, суете, и работе.

Когда лето подходит к своему завершению, я внезапно заболела, силы покинули меня, я стала терять себя, проваливаясь в темноту. Это могло случиться внезапно, темнота накрывала, и меня начинало трясти.

— Припадошная, — начали говорить люди вокруг.

Я совсем перестала выходить из избы, стыдясь, что это могло случиться на людях. Только ранним-ранним утром, когда солнце ещё не встало, можно сказать по темноте, я убегала из дома и проводила большую часть дня в лесу, собирала грибы, стирала бельё и потом долго сидела на берегу ручья.

Уже по темноте я возвращалась в дом когда все спали, тихо готовила еды, чтобы на следующий день вновь уйти. Недовольная тем, что я отлыниваю от того, что было до этого взвалено на меня, в один из вечеров укараулила меня возвращающуюся с корзинкой грибов.

Она встретила меня в темноте сеней, долго била меня деревянным черенком ухвата, я кричала от боли. А потом, когда я упала на пол, ещё чем-то, похожим на визжи. Когда она успокоилась и ушла в дом, не смогла встать, силы покинули меня и я погрузилась в темноту.

Очнулась я от боли, что раздирала моё тело. Попробовала подняться, но больно было опереться на руки, я ими защищалась когда меня били черенком ухвата. С трудом села, слёз не было, была только боль.

Долго сидела пытаясь прийти в себя, по стеночки тихо встала и медленным шагом направилась по сеням на выход, на крыльце села. Немного отдохнув, пошла в сторону леса, я не могу остаться, здесь меня или добьют, или всё равно выгонят.

О чем-то жалеть и оборачиваться я не стала, главное для меня сейчас было только желание выжить. Как дикий зверек, я лишь хотела скрыться от того, что причиняет мне боль.

Лес встретил меня тишиной и темнотой, медленно я шла в сторону ручья, но не дойдя обессиленно опустилась на траву, и склонив голову легла. Долго лежала, слёзы отчаянья текли по щекам, иногда я засыпала, иногда лежала с открытыми глазами, уперев их в небо.

Только когда вновь наступила сначала ночь, а потом уж и утро, я смогла доползти до ручья.

Умывшись, попив воды я смыла с рук и ног кровь, оставаться здесь я не решилась, боясь осуждения людей и новых побоев. Отчаявшись, я долго лежала под кустом ивы.

А потом решилась, мне нужно уйти подальше от селения, возможно я найду в лесу, какую-нибудь старую сторожку. Поднимаюсь и решаю пойти ниже по ручью, насколько смогу, приблизиться к Избор-озеру.

Чем дальше отхожу от знакомых мест, тем страшнее мне становится. Устроив привал, я развожу костер благо, что лето и солнце жаркое стоит высоко, нанизав на палочку грибы, я зажариваю их на огне. Как только наедаюсь, пью ключевую воду, черпаю ладошками из ручья.

Всмотревшись в ручей замечаю. что внутри камушки блестят на солнце. Поймав несколько из них, рассматриваю. А потом вновь опускаю в ручей, зачем мне камни и какой в них прок.

Три луны, я обитаю в лесу, каждый день всё дальше отходя от поселения, спускаясь по берегу ручья.

[1] Олпа — плащ снабженный только прорезями для рук, изготовлявшийся из волчьей и медвежьей шкуры, для походов.

[2]Биулфи — куртка с прикрывавшим шею воротником (надо полагать, из кожи), также служившие только для походов.

[3]Фалдонами — назывались плащи из меха или шерсти, которые накидывались на плечи.

[4] sponn — (пядь): расстояние от конца большого пальца до кончика среднего.

[5] Здесь говорится о первых плаваньях по известному пути " Из варяг в греки", так же он назывался Варя́жский путь или Восто́чный путь — водный (морской и речной) путь из Балтийского моря через Восточную Европу в Византию.

[6] Чудьское море — в те времена это было объединённое вместе Чудское и Псковское озера, бытует мнение части археологов и геодезистов, что это было одно большое озеро, в наше время осталась только большая протока. Название озеро связано с одним из близких к русичам племени финно-угров веси или эстов, которых русичи именовали обобщённо чудь.

[7] Хельмский залив — Финский залив

[8] Эйстрасальт- Балтийское море, река Алукса это древнее название реки Нарва.

[9] Для погребальной традиции викингов было типичным, сожжение тел на погребальном костре.

[10] Сьюунд (др. — сканд. sjaund) или погребальный эль

[11] В Хель попадали умершие от старости или от болезней.

Моя четырнадцатая осень, канун моего обряда совершенолетия. Поселение варягов.

В лесу время течёт медленно, потихоньку идут дни за днями.

Семь лун прошло, лето в этом году теплое, и его последние дни да ночи, такие же. Немного обвыкнув, смогла постирать свои рубахи, раны затянулись и я немного взбодрилась.

Я знала по осени должны вернуться воины во главе с конунгом, и с ними Эльриком и Кнут, но так как поход дальний, мне думается, что они появятся только с появлением первого снега.

Мне хотелось увидится с Эльриком и Кнутом, но возвращаться в поселения, я и побаивалась, и не хотела, не зная, что меня там ждёт.

Ранним утром, я ещё сплю, в поставленной своими руками вежке. Капли росы легли на листья и травы вокруг, и вежка моя вся покрыта прозрачными каплями.

Во сне мне снится женщина, светло-русая как и я, она берёт меня на руки, и несёт навстречу с мужчиной, темноволосым и кареглазым. Мужчина тянет ко мне руки…

Просыпаюсь от того, что задеваю ногой стенку вежки, и капли росы срываются мне на лицо. Улыбаюсь сама себе, растирая влагу по лицу. Потянувшись с удовольствием, вдруг слышу невдалеке звуки рога. Удивляюсь, никогда такого не было, чтоб гёты трубили в рог на охоте.

Нет, звук рога я слышала и не раз. То опробовали его воины перед походами, пару раз слышала, как им созывали на совет, когда важное, что-то решалось. А главное, рог должен в бой звать и ушедшие воины его с собой увезли, по весне.