Ступни то и дело норовили соскользнуть вниз, приходилось все время удерживать равновесие и при этом ещё скользящими движениями чертить кандзи и швырять в цути-гумо.

Те явно не ожидали такого выхода из кокона, думали уже отужинать перепуганной девчонкой, но она спутала им все планы, какие могла. Однако секундная заминка прошла, и цути-гумо, щелкая челюстями, кинулись за мной.

Теперь стало совсем не до кандзи. Только мчаться быстрее и быстрее, чувствуя, как начинает сбиваться дыхание.

Я выскочила в какой-то коридор. Ничего не разобрать. Паутина, паутина, паутина. И стены то есть, то нет. Всё перекручено, сплетено так, что разобраться не сможет ни одна прядильщица.

И кажется, что…

– Шичиро! – звонко крикнула я, а потом тут же исправилась: – Учитель!

Щелчок возле уха. Увернуться. Полоснуть огнем рёку. Тут же вздрогнуть от шипения и увидеть гаснущие навек красные глаза.

Откуда-то сверху снова донесся звон.

Думай, Аска. Пауки могут вить свою паутину везде, но вот потолок – одно из их любимейших мест. Поэтому я посмотрела наверх. Невольно сглотнула. Ничего не разобрать, сплошные плетения переливающихся перламутром серых нитей. Во рту резко пересохло. Если я сделаю что-то не так, хотя бы одно неверное движение, то рухну вниз и потом вряд ли встану. Но выхода нет.

Шичиро – добыча. Большая и сладкая добыча. Поэтому его будут оберегать. К тому же эта паучья дрянь прекрасно понимает, что за ним придут.

Зажав кайкэн в зубах, я ухватилась за ближайшую нить, которая поднималась ввысь, и начала карабкаться по ней, призывая всю рёку и ловкость.

Отключить мозг. Ползти. Выше, ещё выше. Ползти. Забыть обо всем.

Я – паук. Я – цути-гумо. Я – одна из них.

Перламутровая паутина больно врезалась в ладони. Главное – не до крови.

Внезапно вверху что-то мелькнуло. Чёрная ткань, рыжие пряди, свесившиеся вниз амулеты из камня и кости.

Шичиро!

Я не смогла сделать и вдоха, ибо черные глаза шамана, полные боли и какого-то немого укора, смотрели прямо на меня.

Губы кривились, словно он что-то хотел сказать, но не хватало сил. Он слабо дёрнулся, пытаясь высвободиться из пут.

Да! Давай, Шичиро, ты мне нужен! Давай! Помоги своей глупой ученице. Ты же учитель, ты обязан защищать ученика, я знаю! Эта связь священна!

Снизу зашипели, потом поскреблись. Паутина вдруг начала раскачиваться. Страх снова окатил с ног до головы. Перед глазами начало темнеть.

Я сжала паутину, молясь всем богам, чтобы не упасть.

За мной поднимались. Спокойно. Уверенно. Дав понять, что насмотрелись предостаточно и теперь идут закусывать Аской Шенгай.

Ногу внезапно пронзила дикая боль. Я шарахнулась в сторону и… не смогла больше шевельнуться. Ужас затопил с головы до ног. Я могла только скосить глаза в сторону пауков.

Их было слишком много. Намного больше, чем я рассчитывала.

– Аска… – донесся хриплый то ли шепот, то стон Шичиро.

Но я не могла даже ответить.

Много. Очень много. Поднимаются неспешно, давая полюбоваться каждым движением суставчатых лап, переслушать все щелчки, что издают агатово-черные хелицеры, на которых подрагивают вязкие и тянущиеся капельки. Посмотреть на надвигающуюся смерть, отражающую хитином гладких панцирей перламутровые переливы паутины вокруг.

Я просчиталась. Они оказались умнее, нарочно дали мне почувствовать себя быстрее.

Алые глаза цути-гумо оказались слишком близко. На их дне полыхала ненависть ко всему человечеству, которое по какому-то никому не известному недоразумению вдруг оказалось на территории Тайоганори.

Всё вышло из-под контроля.

И теперь стало по-настоящему… страшно.

Шиихон, столица Тайоганори

– Господин, вы сегодня так напряжены, – голос Ханако полон нежности и вкрадчивых обещаний.

Тонкие пальцы скользнули по плечу, осторожно коснулись ключицы, потянули за шнуровку, чтобы ткань свободно заструилась по телу. Острые коготки провели по груди.

Взгляд янтарно-карих глаз из-под черных загнутых ресниц. Губы, умело тронутые красящим порошком, выглядели так, словно цвет был естественным.

Но Эйтаро прекрасно знал уловки девушек дома госпожи Мидзуно. Всех работниц старательно отбирали, обучали игре на инструментах, поэзии, танцам и любовным играм. Каждая из них всегда должна выглядеть свежей, словно лепесток цветка, на котором замерла капля росы.

Обычно Ханако прекрасно справлялась со своей задачей – от неё Эйтаро выходил расслабленным, отдохнувшим и в хорошем расположении духа. Маленькая дочь камелии (именно так называли работниц госпожи Мидзуно) знала, что делать. Была мила, ласкова, покорна и улыбалась так, что на несколько часов можно было позабыть, что кругом интриги, кланы и цуми.

Но сегодня всё шло наперекосяк.

Из головы не получалось выкинуть, что к императору приехал глава клана Юичи. В другое время Эйтаро бы не особо задумался, но в свете того, что происходило… Аска Шенгай… Проклятые шахты. Шичиро…

Он глубоко вздохнул, запах благовоний, свежести и вишни (почему-то Ханако всегда пользовалась такой ароматической водой) больше не будоражил.

Несколько часов назад

– Что мне не нравится в Юичи, так это Юичи, – шагая по коридору, ворчал Ордо. – Вы его видели? С таким видом заехал, словно Дворец Фениксов принадлежит ему.

Эйтаро шёл рядом молча. Только что они были на приеме у его величества с докладом о шахтах Шенгаев. Шунске Кса-Каран выслушал молча, потом даже согласился, что принятое наследницей решение имеет право на жизнь. Никак не показал, что ему это не по нраву. С одной стороны, пожалуй, можно было выдохнуть. С другой… Эйтаро буквально кожей чувствовал, что все плохо.

Чувствовать чувствовал, а вот объяснить – не мог. И это ему совершенно не нравилось. И Юичи тоже не нравились.

Они вышли на улицу. В саду заливались певчие птицы, журчали фонтанчики в резных каменных чашах. Мелодично позванивали маленькие колокольчики-чисанакане, развешанные перед каждой дверью. Считается, что именно на них играют духи, принося в дом покой и тепло.

Солнце стояло в зените. Небо было настолько голубым, что аж хотелось, чтобы это гладкое полотно нарушило хоть что-то.

– Кадзуо не против посидеть на троне Кса-Каранов, – немного лениво произнёс Сант, приставив ладонь козырьком и глядя на солнце. – В общем-то, все главы не против. Просто у кого-то больше сил, у кого-то – меньше.

– Ты ещё скажи, что видишь там Аску Шенгай, – хохотнул Ордо.

– Не смешно, – глухо произнес Эйтаро таким голосом, что на него сразу посмотрели все: Ордо, Сант и не проронивший ни единого слова Йонри.

– Считаешь, у неё есть такие амбиции? – изогнул бровь Сант.

– Они есть у всех, – с каменным выражением лица сказал Эйтаро, глядя на трепещущее на ветру бирюзово-золотое знамя Кса-Каранов. – Это всё только вопрос времени. Время – единственный ценный ресурс, который дает возможность как стать выше всех, так и рухнуть камнем вниз.

– Думаешь, при желании Аска сможет претендовать на трон? – уточнил Сант.

В его голосе не было насмешки. Как ни странно.

– Вы же можете помочь ему, – звенит в голове.

Прямой взгляд карих глаз, упрямо сжатые губы. Она прямая как струна, рука лежит на рукояти кайкэна. На этой мерзкой кобре, на которую если посмотрел, то пропал. И в самой Аске Шенгай есть что-то от кобры. Ядовитое. Стихийное. Уничтожающее. Она пойдет до конца. Пойдет куда угодно, если будет понимать, что это ей нужно.

Эйтаро не нравится этот взгляд. Не нравится её тон. Не нравится Аска Шенгай. Он – сейванен, смотритель императора. Он может уничтожить её на месте, если посчитает нужным.

И в то же время пугается этих мыслей. Потому что они вызваны не тем, чтобы спасти Тайоганори. И не тем, что Аска Шенгай – угроза для мира империи. А тем, что заставляет его чувствовать себя ничтожеством. Слабаком. Ничем.