И для пущего эффекта ещё и руки в стороны развёл.
Я невольно прыснула.
— Странная какая-то причина.
— А для них, — ткнул пальцем куда-то в небо, — более чем весомая.
— Но почему?
— Понимаешь, существуют определённые требования к кандидату. В том числе там есть пункт «Благонадёжность», оставшийся нам, видимо, от СССР. Мол, должна быть гарантия, что я захочу вернуться на родину. Вот если я молод и холост, то это беда, потому что возьму и предам завтра страну. А будь я женат, то у меня якобы была бы веская причина вернуться.
Всё это говорилось таким тоном, что я не сумела сдержать рвущийся наружу смешок.
— Вот… и ты туда же. Ещё одна ехидна на мою голову.
— Прости, — улыбаясь, попросила я и села рядом с ним на скамейку. — Просто… проблема какая-то странная. Вот что тебе мешает жениться?
Белов тряхнул своей кудрявой головой и удивлённо спросил:
— Неужели ты думаешь, что это так легко?
— Ну не знаю, у мужчин это обычно всё гораздо легче случается.
— Не случается, — непривычно резким тоном отчеканил он. Отчего стало ясно: я умудрилась наступить на больную мозоль.
— Извините, я не хотела вас… тебя обидеть.
Он окинул меня долгим изучающим взглядом и расслабился.
— Да ты-то тут при чём? Просто… просто всё сложно.
Мы замолчали. Был уже вечер, и солнце потихоньку садилось за горизонт, погружая нас в сумерки. Поразительно, насколько порой окружающий мир гармонировал с тем, что творилось на душе.
— Это как-то связано с непрощённым замужеством? — не удержалась я от вопроса.
Денис выругался под нос и накрыл своё лицо ладонями, с силой надавив на глаза.
— И вот кто меня, спрашивается, за язык тянул?
— Я? — несмотря на то, что самого Белова колбасило, мне странным образом становилось чуточку, но светлее.
— Ты, — здесь он усмехнулся, но отнюдь не весело. — Знаешь, а ведь ты на неё похожа.
— На ту, что тебе сердце разбила?
— Разбила… как-то это слишком мягко сказано.
В его голосе сквозило столько печали, что я успела пожалеть, что вообще подняла эту тему. Но Денису хоть и было непросто, он всё равно продолжил:
— Когда-то я был зелёным студентом. Бедным как церковная мышь, упрямым как осёл и наивным как… четырнадцатилетняя девица.
— Однако, ну и сравнения у тебя.
— Какие есть. Короче… ты слушать будешь?
Быстро закивала головой, проведя пальцами по губам, мол, рот держу на замке.
— На самом деле история стара как мир. Мы оба были молоды и неопытны. Она училась со мной в одной группе. Только если для меня инженерное дело казалось чем-то невероятным, то Аню на факультет запихнули родители. Поэтому на происходящее ей было глубоко фиолетово. Поначалу она безумно меня бесила своими огромными глазами. Ни хрена не знает, а ресницами хлопает. «Ой, Дениска, а как это решать… А как это чертить?» — передразнил он девичий голос. — Меня даже не столько её незнание бесило, сколько нежелание разбираться в этом самой. В общем, злился я на неё, злился, пока…
— … не влюбился, — подсказала я.
— Да. Влюбился. Как дурак. Мы встречались что-то около года. А потом она всё-таки решила уйти с факультета, а я… а я ударился в науку. В общем, всё развалилось само собой. Я хоть искренне скучал, но мне уже тогда хватало понимания, что вместе мы не сможем. А потом… Анька встретила новую любовь, и я… попытался забыть о ней.
— То есть это не она вышла замуж? — вдруг вспомнилось мне его странное признание.
— Она.
— Но вы же расстались.
Я старалась говорить легко, но Денис с каждым моим словом становился всё мрачнее.
— Она позвонила как-то ночью. Я почти ничего не понял, кроме того, что рыдает. Выскочил из дома, на последние деньги заказал такси, примчался к ней… Она сидела на кухне, вся такая бледная и напуганная… Короче, не буду вдаваться в подробности, но в ту ночь Егор впервые её избил.
— Муж?
— Тогда ещё жених. Она так горько плакала, что я был готов лично придушить его, но Егора не было дома, а Аня… Аня умоляла ничего не делать. Всё время твердила, что она сама виновата, что разозлила его… В общем, тогда мы спустили ситуацию на тормозах. Но… он раз за разом поднимал на неё руку. Они ругались, он её бил, она рыдала… он уходил, потом возвращался… она прощала. Правда, я об этом не знал. Если бы знал… то, наверное, ты бы сейчас со мной не разговаривала. Я бы его просто убил, а сейчас мотал бы срок в тюрьме.
— Мне жаль…
— Нееет, это ещё не жаль. Настоящее жаль началось, когда она сообщила мне, что собирается за этого урода замуж. Я тогда на неё так орал, что… что она развернулась и ушла, пообещав больше мне никогда не звонить. А я крикнул ей вдогонку, что никогда не прощу ей этого дурацкого замужества. А через пару недель после их свадьбы он избил её до смерти.
— О боже! — только и сумела воскликнуть я.
— Вот… да, — мрачно закончил он. — Вот да…
До меня только сейчас дошло, насколько он был пьян, раз решился поведать эту историю. Мне было грустно от услышанного, его боль была такой яркой, словно прожигала насквозь, сметая все мои защиты. Поэтому я не придумала ничего лучше, чем несмело обнять Дениса за плечи.
Мы какое-то время просидели вот так, пока на улице не стало совсем темно.
— Ты только не грусти, хорошо? — попросила его. — Если уж совсем приспичит свалить в штаты, то я с радостью выйду за тебя замуж.
Конечно же я шутила, пытаясь приободрить его. Тогда никто не знал, к чему в итоге приведёт нас эта шутка.
***
Наши дни
Рома
— Только не говори, что ты собралась за него замуж из жалости, — честно старался держать себя в руках, но получалось откровенно плохо. Не знаю, чего хотелось больше: рвать и метать либо же просто забиться в угол, отдавшись во власть печали и страданий.
Соня отрицательно мотнула головой. Чем взбесила ещё сильнее.
— Тогда что?!
Её нежелание говорить убивало. Уж слишком огромен был соблазн напридумывать себе невесть что. Отчего-то сознание продолжало упорно рисовать бурный роман между этими двумя, хотя интуитивно я уже чувствовал: между Соней и Денисом ничего не было, кроме странной дружбы, понятной одним им.
— Я… — начала она и замолчала.
— А-а-а-а! — закричал, хватаясь за голову. — Я сейчас либо сам рехнусь, либо тебя… стукну.
— Стукни, — дрожащими губами попыталась улыбнуться она.
И опять этот острый укол сочувствия к ней, когда до одури хочется обнять её и… успокоить, пообещать, что непременно всё будет хорошо и мы обязательно со всем справимся.
Она сидела совсем рядом со мной на земле, пропуская струйки песка сквозь пальцы.
— Не знаю, как тебе объяснить… Не знаю, как сделать так, чтобы ты понял.
— То есть я настолько дурак.
Романова опять мотнула головой.
— Соня, убери эту жертвенность, пожалуйста, — потребовал у неё — выносить это раскаянье становилось невыносимо.
Если честно, то я её не узнавал. Моя Соня всегда отличалась смелостью и боевым характером, постоянной готовностью к великим подвигам и свершениям… А сегодня её словно подменили. Или же это отголоски её депрессии? Соблазн свалить всё на болезнь был слишком велик.
Судорожно сделала вдох и вдруг начала:
— Знаешь, меньше всего на свете я хотела жаловаться тебе на жизнь.
— Да, я это уже понял.
— Но и объяснить тебе своё решение, минуя всё случившееся, было… невозможно.
— Ну, спасибо, что хоть это рассказала, — фыркнул я, на что Романова вдруг резко вздёрнула голову, словно позабыв, что только что пыталась хоть как-то оправдаться передо мной.
— Ну да, наивно было полагать, что ты поймёшь.
— Пойму ЧТО?! — вконец сорвался я.
— Что я сама решила, что должна от тебя уйти, а замужество было лишь предлогом…
***
Месяц назад
Соня
Решение пришло как-то совсем неожиданно… Настолько, что сама оказалась не готова к нему.
Просто шла однажды с пар и наткнулась на Александру Сергеевну, гуляющую в сквере с Никитой. Пока младший Чернов наворачивал круги вокруг фонтана, Саня сидела на лавке и счастливо улыбалась. Было в этой улыбке что-то такое… таинственное и искреннее, невольно наводящее на воспоминания о полотнах великих мастеров, посвящённых Мадонне.