Ускорив шаг, свернул от дороги, обогнул знакомые двухэтажки и оказался перед до боли знакомым домом. В этом дворе жизнь всегда словно вставала на паузу, за тот срок, что мы жили в этом городе, конкретно здесь не изменилось ровным счётом ничего. Разве что старенькие двухэтажки стали ещё обшарпаннее. Иногда мне думалось, что жизнь тут текла по своим законам, понятным лишь местным жителям. 

Вот необъятная тётя Люба — неизменная подружка Сониной бабушки — по старинке на турникете выбивает пыль из повидавшего многое потрёпанного коврика; очередная смена мелких детей брала приступом кривой клён, росший под окнами нужного мне дома. А сбоку от подъезда Романовой в палисаднике за покосившимся забором в траве сидела трёхцветная кошка.

Медленно подошёл к изгороди и, присев на корточки, позвал свою давешнюю знакомую.

— Муся, кс-кс. 

Та подняла на меня свою мохнатую морду и… осталась сидеть на месте.

— Ну Муся, — закатил я глаза, — вот только не говори, что и ты меня знать не желаешь.

Говорить она не стала, но хвостом предостерегающе дёрнула.

— Да ладно тебе, а как же «понять и простить»?

Кошка зевнула и со скучающим видом принялась мыться, притворяясь, что не замечает меня, но то и дело замирала, прислушиваясь к моим движениям.

— Муся! — возмутился я по-настоящему, — вот фиг я тебе ещё за кормом в три часа ночи ходить буду!

Сказал, а сам подумал, что, скорее всего, так оно и будет, и вовсе не потому, что я выполню свою угрозу, а потому, что прав на эту кошку у меня не будет никаких. Но хвостатой это было невдомёк, поэтому, вскинув на меня любопытный взгляд, она-таки перестала вылизываться и принялась пробираться сквозь лопухи ко мне. Я хотел её погладить, только она не далась, но зато принялась обнюхивать мою обувь. Неужели меня так давно здесь не было, что она стала меня забывать?

Не спешил заходить в подъезд, набираясь смелости столкнуться с Соней и её семьёй. За это время Муся сумела признать во мне своего и пару раз боднула меня головой.

— Ну слава богу, — невесело улыбнулся я и, присев, начал чесать ей за ушами, но этот момент длился недолго.

За спиной послышался звук подъезжающего автомобиля, я бы и не обратил на него внимания, если бы кошка не замерла, глядя куда-то мимо меня, после чего издала протяжное «мяу».

Я голову повернул назад и увидел, как из синей Kia вышел какой-то мужчина, поначалу не вызвавший у меня никакого интереса, я уже собирался вернуться к разговору с кошкой, но мужчина успел обогнуть машину и, открыв пассажирскую дверь, протянул руку, помогая выйти из салона авто… Соне.

Три года назад

Соня

Та весна была самой счастливой в моей жизни. Мы были юны, наивны, влюблены и полны надежд на будущее, мир виделся огромным и завораживающим, а жизнь долгой и увлекательной.

Поступать решили в Питер. Вдвоём. Северная столица была моей мечтой, манившей своим флёром таинственности и аристократизма, и всегда казавшейся мне чем-то недосягаемым. Однако Черновы в который раз доказали мне, что нет ничего невозможного, нужно лишь захотеть. Ромка — тот вообще был согласен на всё. Наверное, если бы не я, то его выбор всё же пал бы на Москву, поближе к братьям, но стоило однажды поделиться с ним своими смешными надеждами, как он тут же встрепенулся и, махнув на всё рукой, заключил: «Питер так Питер».

Его родители тоже вполне спокойно восприняли известие о нашем намерении уехать учиться в другой город. Мне вообще казалось, что после отъезда старших сыновей они уже мало чего боялись. Да и в целом мысли Сашек на тот момент были заняты другим: они обдумывали возможность родить ещё одного ребёнка, но мы об этом, конечно же, ещё не догадывались.

— Сдавайте экзамены, — подытожил наш разговор Александр Дмитриевич, — а мы поможем, чем сможем.

Это и явилось отправной точкой наших планов на жизнь. Сама бы я в жизни не решилась на такую авантюру, но рядом был Рома и… всё нам было по плечу.

Бабушка не столь восторженно отнеслась к возможному отъезду в Питер. В первую очередь потому, что она понимала: помочь мне чем-либо там она не сможет.

— Соня, но это же такие деньги! — схватилась ба за голову. — Где же мы их возьмём?

— На бюджет поступлю, — самоуверенно заявила я, хотя сомнений у меня хватило бы на десятерых.

— Да, но на что ты там жить будешь?

— Общагу дадут, работать пойду… — тут я запнулась, не зная, стоит ли продолжать свою мысль, но всё же решила быть честной с бабушкой до конца: — Да и Рома будет там квартиру снимать…

— То есть ты собираешься с ним жить? — поразилась ба.

Я густо покраснела, но всё же проблеяла «да».

На что бабуля тяжело вздохнула и обречённо покачала головой:

— И ты туда же.

— Куда? — моментально напряглась. Посвящать её в подробности своей личной жизни я не планировала, но… совесть подсказывала, что как-то объяснить всё-таки нужно.

Она посмотрела на меня долгим выразительным взглядом, после чего печально заметила:

— Любовь порой бывает безрассудной, и это… причиняет боль. По крайней мере, твою мать она не сделала счастливой. Пообещай мне одно: что бы не происходило в твоей жизни, ты постараешься сохранить здравомыслие.

Разговор, а вернее, его окончание мне не понравился, но я всё же заверила бабушку, что в первую очередь буду думать головой, а уже только потом поддаваться эмоциям.

В конце концов бабуля смирилась с моим отъездом, даже найдя какие-то плюсы в этом:

— Правильно, нечего тебе всю жизнь здесь сидеть. Тебе расти надо…

Как же я была благодарна ей за это. В то время я ещё верила, что обязательно вырвусь из этой нищеты и обязательно заработаю достаточно денег, чтобы обеспечить бабушку и маму всем необходимым. А ещё где-то там, на задворках сознания, теплилась наивная детская мечта, что вот вырасту я и непременно найду способ… вылечить маму. Мечта была наивной и тупиковой, но именно она была целительной пилюлей для успокоения совести: я ведь не просто сбегаю из дома, оставляя свою семью, а выполняю великую миссию по их спасению…

***

Несмотря на гормональный компот в наших головах и розовый туман перед глазами, мы с Романом Александровичем каким-то чудом смогли неплохо сдать экзамены. И если в Роминых способностях у меня не было никаких сомнений, то собственные результаты приятно удивили.

Отгремел выпускной — неоправданно пафосный и до неприличия беспечный. Само торжество не особо отложилось в памяти, зато рассвет на набережной в надёжных Ромкиных объятиях стоил многого.

А уже в июле с подачи Черновых мы улетели в Питер.

Я ещё пыталась мяться и краснеть, заверяя их, что обязательно возмещу траты, но Александр Дмитриевич просто фыркнул и велел:

— Соня, выдохни. Это наш вам подарок на окончание школы.

С нами отправилась Саня. Вернее, Александра Сергеевна, но на тот момент меня настоятельно просили быть с ней на «ты».

— Не настолько я старая, — заверила меня Ромина мама.

На что он только фыркнул в своей высокомерной манере.

— Твоему старшему сыну уже двадцатник. Конечно, ты не стара, но давай будем честны — первая свежесть осталась несколько позади.

Я бы его убила, но Александра Сергеевна всегда отличалась поразительным спокойствием, иначе бы, наверное, просто умом тронулась со всем своим семейством.

— Посмотрю, как ты запоёшь, когда у тебя собственные дети появятся.

— Дети?! — возмутился Ромео. — У меня? Упаси господи…

Их перепалки всегда забавляли меня. У Черновых вообще была удивительная, неповторимая манера общения друг с другом. Однако в этот раз, вопреки улыбке на моих губах, в глубине души отозвалось что-то неприятное.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

***

Санкт-Петербург, как и полагалось по всем мемам, шуткам и клише, встретил нас дождём и хмурым небом. Но меня переполнял восторг. Это было моё первое путешествие, да я бы с бубном плясала под самым неистовым ливнем, лишь бы ничего не упустить!