— Мне там не нравится! — наконец сдался Чернов. — Преподы родом из прошлого века, покрытые пылью и нафталином. А одногруппники — последние дебилы.

Его признание явилось открытием для меня. До последнего времени я считала, что его вполне увлекает выбранная специальность, Рома мог часами сидеть в планшете, водя стиком по экрану.

— Но почему ты об этом раньше не сказал?

— Расстраивать не хотел. Вам и так… всем проблем хватает.

В его вдруг проявившийся альтруизм верилось плохо.

— Раньше тебя это не останавливало.

— Раньше и планы на жизнь другие были, — фыркнул он и тут же осёкся, но было поздно — я и так всё поняла.

— Ты в Питер хочешь.

— Нет.

Пазл вдруг начал складываться воедино, образуя далеко не самую радужную картину.

Я всплеснула руками от досады: как же так вышло, что раньше ничего не смогла понять?

— Соня… — Рома попытался сопротивляться, но в глазах его читалась паника.

— Ты должен был поехать.

— Нет! Не смей на меня обижаться!

— Да не обижаюсь я, — вздохнула, пряча лицо в ладонях. И это не было ложью. — Просто… не хочу, чтобы ты был несчастлив.

— Ты не понимаешь! — стукнул он рукой по дивану. — Я не из-за Питера.

— Ром, я всё понимаю…

— Не понимаешь, — на этот раз уже рыкнул он. — Ты не понимаешь, каково это — каждый день видеть то, как ты страдаешь… как мечешься из-за матери. Видеть это всё — и не иметь никаких вариантов что-либо сделать.

Его слова прозвучали как гром среди ясного неба.

— Я не страдаю.

— Ну да.

— Правда! — подскочила с дивана. — Не могу сказать, что сейчас всё идёт по плану… Но я стараюсь. И… как бы смешно это ни звучало, но я, по крайней мере, чувствую, что моя жизнь в моих руках.

Звучало и правда странно, но я говорила правду — ненависти к собственной жизни у меня не было. Да, всё шло далеко не так, как хотелось бы мне, но по крайней мере сейчас я мало зависела от окружающих.

Чернов тяжело задышал, не представляя, как реагировать на моё признание. Он всё ещё не понимал, как можно было выбрать жизнь в провинции с больной женщиной вместо Северной столицы и тех возможностей, что она сулила.

Следующая неделя выдалась ужасной. Я переживала за него, а он за меня… и оба буквально задыхались от невозможности что-либо изменить. Боль за Ромку скручивала меня пополам.

В итоге решение за нас обоих приняла я:

— Ты должен уехать в Питер.

Наши дни

Рома

Знал ли я что-нибудь о шоке до этого момента? Нет.

Оцепенение сковало каждую мышцу. Я застыл на корточках, не в силах пошевелиться. Муся пару раз боднула мою руку, будто бы на прощание ударила хвостом, после чего, обогнув меня, направилась в сторону Сони и её спутника, стоявших подле синего кроссовера. В мою сторону они не смотрели, и я, прикрытый забором палисадника, не сводил безумного взгляда с этой сладкой парочки: он с упоением ей что-то рассказывал, а Соня теребила ручку рюкзака и смущённо улыбалась в ответ. И было что-то такое в этой улыбке — мягкое, кроткое — отчего всё внутри меня завязывалось морским узлом. Такой я её не знал, мне вечно доставался гордо вздёрнутый нос и слегка нахмуренный взгляд готовой к сопротивлению упрямицы. Неужели и вправду влюбилась?!

Последняя мысль ударила током, заставив резко подняться на ноги.

Должно быть, со стороны это выглядело немного безумно — как если бы я и в самом деле выскочил из кустов. Соня, стоявшая лицом к дому, нервно отпрыгнула назад, спутник же её, не сразу понявший причину испуга девушки, растерянно оглянулся назад, с непониманием уставившись на меня. Я невольно скривился: лет тридцать, с тонкими чертами лица, по-бабьи пухлыми губами и белыми кудрями на голове, в джинсах и пиджаке — и где Сонька только выискала такого?! И тут же где-то на фоне пронеслось сожаление о том, что сам-то я этим утром выглядел немногим лучше любого городского сумасшедшего. Ладонь сама легла на чёлку в попытке уложить ту на место.

Чувствовал себя раздетым перед этим хлыщом.

— Проблемы? — уточнил мужик, по-деловому скрестив руки на груди.

— Ещё не решил, — оскалился я, переводя внимание на Романову, которая, впрочем, уже успела прийти в себя и даже сделала шаг мне навстречу. У неё был какой-то совершенно безумный взгляд, выражение которого я никак не мог разгадать. И это злило. Мы были вместе почти семь лет, и выходило так, что я многого о ней не знал.

— Здравствуй, родная, — растянул я губы в своей самой «доброжелательной» улыбке.

— Рома, — едва слышно попросила Сонька. — Не надо…

— Даже не начинал ещё, — сплюнул себе под ноги, чувствуя, как волна гнева накрывает с головой.

— Точно проблемы, — вздохнул кудрявый. — Софья, это кто? — И, не дожидаясь ответа, дёрнулся в мою сторону, но Романова его зачем-то перехватила.

— Денис, не надо, я сама.

Значит, Денис.

— Что ж у тебя всё «не надо»? — ощетинился я. — Это не надо, то не надо — опять всё за всех решила?

— Чернов, — она сделалась вконец серьёзной и, судя по расширившимся зрачкам, уже успела сменить смущение на гнев.

— Чернов, — кивнул головой, — как мило, что ты помнишь!

Обида бурлила, затапливая сердце.

— Я сейчас, — бросила она своему Денису, после чего подлетела ко мне и, схватив меня за рукав, попыталась увести в сторону.

— Давай не здесь! — шипела она сквозь зубы, явно нервничая.

— Это почему?! — завопил едва ли не на всю округу. — Мне нечего стыдиться! Пусть все знают, какая… ты у нас замечательная.

Сонька предприняла ещё одну безуспешную попытку сдвинуть меня с места. На что я лишь повёл плечом, показывая, насколько неприятны её прикосновения.

Она разжала пальцы и глянула на меня…с упрёком.

— Ты не можешь без драмы?

— Я? Нет конечно. Это же моё второе имя. А вот твоё — вероломство.

— Рома, пожалуйста, давай… поговорим как нормальные люди.

— Поговорим? — ехидство буквально лезло из меня наружу. — Как мило — ты знаешь это слово! Тебе не кажется, что я заслужил «поговорить» несколько раньше, прежде чем узнал, что мы расстаёмся?!

— Да?! Именно поэтому тебе понадобилась неделя, чтобы самому захотеть прийти поговорить? — вдруг взорвалась Романова, перестав контролировать силу своего гнева.

А мне вдруг приятно стало. Значит, ей не всё равно.

— Обстоятельства, знаешь ли, — фыркнул я.

— У меня, знаешь ли, тоже! — явно в отместку мне выпалила Соня. И я вроде как понимал, что она это специально, но всё равно клюнул, желая её спровоцировать.

— Беременна, что ли?

— Обязательно. Двойней.

И вроде бы язвила, но я вдруг испугался, что совсем не понимаю, насколько это правда или нет.

— Правда, что ли? — несколько обескураженно уточнил я, уставившись на её живот, скрытый просторной рубашкой. На самом деле это многое бы объяснило.

Соня помрачнела прямо на глазах и… влепила мне пощёчину, обжёгшую нас обоих.

— Спасибо, что навестил, — бесцветным голосом выдала она, после чего махнула рукой этому своему Денису. — Идём. Он беззлобный. Только лает…

Кудрявый как раз подходил к нам, когда Соня невесело закончила:

— А кусать не умеет.

И вот тут меня переклинило окончательно. Наверное, наша потасовка со Стасом всё же что-то во мне пробудила. Ибо, сам того не ожидая, я сжал руку в кулак и направил его ровнёхонько в скулу кудрявого Дениса.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

***

Прошлой ночью она врала. Ужас, промелькнувший в её глазах при виде крови под моим носом, выдавал матушку с головой. Ага, значит, ничего ещё не произошло. Как же, плавали, знаем. Вчера они все бодрились, пытаясь вразумить непутёвого отпрыска. Зато, столкнувшись с реальностью, сами подрастерялись. Даже отец побледнел больше обычного.

— Выдохните, — закатив глаза, потребовал я. — Это не то, что вы подумали.