***

Соне явно было не по себе: искусанные губы, бледные щёки, нахмуренный лоб.

— Какого… — после затянувшейся паузы выругался я, подскакивая на ноги, совершенно позабыв про бумаги в руках, и те тут же разлетелись веером по полу.

Романова в мгновение ока опустилась на корточки, ринувшись собирать изрядно помятые листы.

— Какого?! — только и смог, что повторить, опускаясь так же вниз. И, конечно же, как в самой дурацкой романтической комедии, мы ухватились за один и тот же лист. — Отпусти, — потребовал я отчаянно, — это моё!

Другие посетители клиники стали с любопытством коситься в нашу сторону. Но хрен-то там это хоть сколько-нибудь смутило нас. Я вообще успел позабыть про все остальные чувства на земле, за исключением смятения от присутствия Романовой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Твоё, твоё, — вроде как успокаивающе проговорила она и тут же опустила свои коварные глазёнки в написанное. Отчего-то я психанул только сейчас, с чувством дёрнув бланк на себя.

— Не смей! — шикнул на неё.

Соня будто бы и не спорила, но руку не разжала, я же, напротив, дёрнул с куда большей энергией — бумага не выдержала и разорвалась посередине.

— Твою мать! — вконец обозлился я, выдирая из её пальцев остатки бумаги. — Ну вот какого хера ты сюда припёрлась?! Специально, чтобы позлить меня?

Она молчала, продолжая сидеть на корточках, я же выпрямился во весь рост.

— Ты же замуж выходишь! Вот и выходи дальше. Да и вообще, катись отсюда. Какого… пришла сюда? — негодование непрерывным потоком так и лилось из меня. — Ты же сама отказалась со мной разговаривать. Так что же изменилось?

Это была далеко не самая жёсткая и мотивированная отповедь, на которую я был способен. Сказывался шок от появления Сони. Наверное, ждал чего угодно, но только не этого. Она продолжала молчать, смотря на меня снизу вверх своими огромными глазами, и кусала пухлые губы. И чем дольше я всматривался в глубину её глаз, тем сильнее проваливался в пучину страхов и боли по утраченному счастью, чего яро избегал всю последнюю неделю. Зачем она здесь?! Неужели она здесь?!

Мотив лежал где-то на поверхности, и стоило лишь остановить нашу игру в гляделки — я мгновенно его понял.

— Жалость, — с отвращением практически выплюнул я. — Знаешь, куда можешь засунуть свою жалость?! Если ты думаешь, что я не справлюсь без тебя, то ошибаешься! Буду жить хотя бы только назло тебе. А теперь проваливай отсюда.

И даже ногой для убедительности топнул.

По её щеке прокатилась крупная слезинка, но вставать и уходить она не торопилась.

— Да пошла ты, — выдохнул обессиленно, махнув на неё рукой и отворачиваясь.

А может быть, мне это всё приснилось?

Но противный больничный запах не оставлял надежд на то, что я всё-таки сплю. Не дожидаясь какой-либо реакции от Сони, я сгрёб свои бумаги в кучу и сел обратно на скамейку. На самом деле, был уверен, что уйдёт. Вот успокоит свою совесть — и уйдёт. Других причин находиться здесь у неё не было.

Но Романова не была бы самой собой, если бы хоть раз в жизни сделала то, о чём её просили. Соня шмыгнула носом и опять уселась рядом со мной.

— Уходи! — в который раз велел ей.

— Нет, — наконец-то она отважилась нарушить своё молчание. — Ты не должен быть один.

— Я не один! — рыкнул. — Я. Не. Один. Просто видеть никого не хочу. Да даже если бы хотел, тебя это не касается. Ты сама меня бросила.

Самым поганым было то, что она даже не спорила. Просто сидела рядом и чего-то ждала.

Внутри меня всё рвалось на части. Я уже давно перестал понимать свои чувства, уж слишком многое бередило мне душу.

— Это нечестно, — в итоге пробормотал я. — Ты хоть понимаешь, насколько это нечестно по отношению ко мне — взять и прийти сюда, когда ты… буквально разбила мне сердце?

Как же я хотел её оправданий, или же наоборот — обвинений… да хоть чего-то, но только не этого удушающего молчания и искусанных в кровь губ!

— Чернов? — полувопросительно объявили из открывшейся двери кабинета, — проходите.

***

Соня

Рома попытался закрыть дверь прямо перед моим носом, но я вцепилась в ручку с такой силой, что мы с Черновым едва её не свернули. В самый последний момент мне удалось пропихнуть ногу между ним и косяком — в итоге в кабинет мы валились, снеся со стула, стоявшего возле входа, стопку каких-то бумаг. Клянусь, я даже расслышала скрежет Черновских зубов. И вообще, наверное, он бы меня прибил и похоронил где-нибудь за плинтусом, если бы не две женщины, пребывавшие в лёгкой степени шокированности:

— Молодые люди, у вас всё в порядке? — спросила та, что сидела за столом.

— Более чем, — растянула я губы до ушей и вновь опустилась на корточки, собирая с пола документы. — Просто… я такая неаккуратная, что просто ужас… — затараторила, полностью игнорируя Ромкин взгляд, полный ненависти. Он был настолько острый и пронзительный, что запихнуть себя за плинтус уже хотелось самой. Но я держалась, борясь с подкатывающей тошнотой.

Это было непросто — выносить его ярость и не впадать в истерику, повторяя, словно мантру, что сейчас самое главное — чтобы с ним всё было в порядке.

— Роман Александрович? — устав от наших мексиканских страстей, напомнила о себе врач. — Девушка будет сопровождать вас во время приёма?

— Нет!

— Да!

Хором выпалили мы, в который раз проявив своё ослиное упрямство.

— Выйдите, — достаточно грозно потребовала медсестра, которая до сих пор стояла подле нас и морщилась от того, как я умудрилась перемешать все бумаги, хаотично повалив их все на стул. — Это врачебный кабинет… а не цирк.

— Извините, — пробормотала и, сделав шаг назад, не придумала ничего лучше, чем сесть на злополучный стул прямо поверх бумаг.

Атмосфера в кабинете сгущалась с каждой секундой.

— Роман Александрович? — требовательно обратилась врач к Чернову. Он дёрнул плечом и повернулся ко мне, я же потупила взгляд в пол, притворяясь пеньком.

Да, глупо. Но и просто встать и уйти у меня никак не получалось. Ноги словно приросли к полу, наливаясь тяжестью. Конечно же, это была игра сознания, но отчего-то только придавала мне стойкости.

— Пусть сидит, — неожиданно огорошил нас Чернов, полностью переключаясь на общение с женщиной. — Нина Александровна, вот мои… э-э-э… анализы.

На стол перед онкологом легки те самые помятые бумаженции, которые мы с Ромой так усердно перетягивали в коридоре.

Карлова (вспомнилась мне табличка на двери кабинета) обречённо вздохнула и указала на стул перед собой:

— Константин Сергеевич предупреждал, что с вами не соскучишься. Присаживайтесь.

Следующие минут десять Рома сбивчиво рассказывал историю своей болезни и отвечал на уточняющие вопросы онколога.

И пусть я знала о его болезни уже много лет, но только сейчас до меня начала доходить её реальность. Нет, я никогда не сомневалась в правдивости его слов, но Рома появился в моей жизни абсолютно здоровым, не без странностей конечно, но за его убойным характером я так и не смогла рассмотреть той хрупкости и фатальности, которые буквально шагали с ним по жизни. И вот сейчас, глядя на Чернова, бесцветным голосом рассказывающего все эти подробности, во мне слово что-то умирало, болезненно и безвозвратно.

Но прошлое оказалось ничем перед лицом настоящего. Когда он заговорил про проблемы с анализами, случившиеся практически месяц назад, я чуть не упала со стула.

Нежданный гость, пришедший ко мне накануне вечером, лишь в общих чертах описал ситуацию. Его больше волновало то, что я сделаю с полученной информацией, чем полнота моего представления.

— Хочешь, я тебе заплачу? — неожиданно жёстко предложил Ромкин брат и даже полез в карман джинсов за портмоне. И это послужило той красной тряпкой, от которой срывало все клеммы. Гостя я таки ударила, швырнув дурацким портмоне ему в лицо и велев выметаться из моей квартиры. В тот момент я ничего не соображала, но уже знала наперёд, что завтра обязательно приду в клинику к Роме.