Его голос надломился, когда он повторил свой вопрос:
— Где Гилберт?
Третий устал надеяться, но надеялся. Он не сумел спасти Аннабель, её братьев и сестёр, короля и королеву Ребнезара, не сумеет спасти Алебастра, Марию и Гвендолин. Но, может быть, он сумеет спасти Гилберта. Если бы он только знал, где он.
Третий не представлял, кому молиться, чтобы с Гилбертом всё было в порядке. Боги не слышали его, когда он убивал своих короля и королеву.
Гвендолин пыталась что-то сказать, но помешала глубокая рана на горле. Чудо, что она до сих пор не умерла из-за неё. Её некогда голубые глаза мутнели, склеры стали совсем чёрными. Кровь заливала изорванное платье её любимого (из сотен других) оттенка холодного рассвета. Взгляд был полон ненависти, будто перед ней был её главный враг. Третий видел это через упавшие на лицо пряди своих волос, пропитавшиеся потом и кровью, и всё ещё льющиеся слёзы.
— Где Гилберт?
Ответа не последовало. Он мог бы коснуться их и узнать всё, что произошло и куда пропал Гилберт, но боялся этого. Он дважды сумел сдержать свою магию и не позволил ей погрузить его в боль и страх короля и королевы. Третий знал, что должен был прочитать их время, чтобы понять, как они сражались, но боялся. Всё, что он делал, так это боялся. Всегда и везде.
— Хорошо, — пробормотал Третий, поднимая Нотунг. Ничего хорошего в этом не было. — Пусть будет так.
Им двигала ненависть, но даже не к тёмным созданиям, а к самому себе. Он был недостаточно силён, умён и быстр, чтобы спасти тех, кто был ему дорог. Он задержался в пути, восстанавливая пространство, разорванное тёмными созданиями. Если бы он не тратил драгоценные секунды, сумел бы спасти род Лайне. Тогда бы погибли сотни и тысячи невинных сигридцев. Третий ненавидел себя, потому что хотел, чтобы Время было достаточно мощным и вернуло его в прошлое, где он бы уже не останавливался ради закрытия брешей и открытия Переходов. Он бы пожертвовал всем миром, чтобы спасти Лайне.
Сейчас он убивал их, почти не встречая сопротивления.
Первым Третий убил Марию: быстро, безжалостно. Нотунг оставил глубокую рану на её груди, в следующую же секунду его рука коснулась этой раны, и тело Марии обратилось в прах. Вторым был Алебастр, сумевший разодрать рукав его одежды и вырвать целый клок мяса. Третий сдержал крик боли, перехватил меч в другую руку и всадил его в сердце противника. Оно ещё успело сделать один удар, который он услышал, когда его ладонь легла на лоб Алебастра и магия уничтожила его время. Гвендолин была последней, но она боролась, пусть и не так отчаянно и дико, как король Роланд. Она пыталась укусить его, вывернуть ему руки так, что кости окажутся снаружи, свернуть шею и выцарапать глаза. Третий стерпел всё, пока не наступил подходящий момент и не пронзил грудь Гвендолин Нотунгом.
— Laerhtaz, — прохрипела она на выдохе, оседая на землю. Третий держал её крепче, чем должен был. — Sawaztar.
Лжец. Предатель. Убийца. Клятвопреступник. У этого слова так же было много значений. Третий точно знал, что сейчас из уст Гвендолин его вытолкнуло тёмное создание. Та Гвендолин, которую он знал, никогда бы не назвала его sawaztar. Только laerhtaz.
— Я обязательно найду и защищу Гилберта, — пообещал он, смотря в пустые глаза Гвендолин. С хрустом достав меч из её груди и испачкав руки в чёрно-синей крови, он, помедлив, поцеловал её в лоб и уничтожил её тело.
Третий выпрямился, чувствуя, как рыдания раздирают горло. Он сжал Нотунг, и сейчас взывавший к крови.
Всё только начинается.
***
Третий с криком открыл глаза.
Это был всего лишь кошмар.
Он видел этот сон каждый раз, когда по-настоящему засыпал, но крайне редко после него просыпался в холодном поту. Поначалу — каждую ночь, когда мог заснуть и страдал из-за воспоминаний. А после — всё реже и реже, пока не убедил себя: он сделал то, что должен.
Раньше он не спал именно из-за того, что видел этот сон. Потом из-за того, что сон был ему не нужен. Кошмар приходил редко, однако Третий был осторожен и иногда недели, если не месяцы, не засыпал, столько хоть одному событию того страшного дня вернуться во сне. Сегодня было намного хуже. Он видел и чувствовал всё от начала и до конца.
Третий лежал на кровати прямо в одежде. Он не помнил, как дошёл до своих покоев, как закрыл двери и как лёг. Какое-то время он говорил, что ему даже не нужна кровать, ведь она зря занимала место. Он редко даже просто садился на неё, только если не случались те проклятые приступы. Но теперь он почему-то лежал и, судя по помятой одежде и сбитому в сторону тонкому одеялу, лежал давно.
Он плохо соображал. Последние дни подобное состояние стало обычным дня него, и это было очень плохо. Он не мог нормально обучать Пайпер, принимать отчёты и донесения, отвечать на письма и приветствовать прибывающих гостей. Он не сопровождал Первую во время её прогулок в городе, только знал, что Магнус, Стелла и Эйкен всегда с ней. Иногда к ним присоединялся Джинн, но вчера он, кажется, отправился к храму южнее Омаги, чтобы найти там части изучаемого им трактата. Или это было не вчера?
Третий никогда не терялся во времени.
Он повернул голову. Нотунг, спрятанный в ножнах, стоял возле кровати. Протянув руку и коснувшись пальцами холодного костяного эфеса в форме орлиной головы, Третий испытал облегчение. Легендарный Нотунг, выкованный Варгом и украшенный эфесом из костей священного белого оленя Инглинг, которого Лайне убил во время Матагара, всё ещё взывал к крови. Он всё ещё принадлежал ему.
Третий встал. К счастью, комната не закружилась. Постепенно события прошедших дней стали выстраиваться в чёткую линию, пока он рылся в шкафу, ища приличную одежду. Он вспоминал приготовления, частые встречи с леди Линас, желавшей всё сделать идеально, наставления Джинну, Итимад и Хессе, выслушиванию предостережений от Киллиана.
С того дня, как он сорвался на улицах Омаги, прошло две недели.
Третий не сумел себя сдержать. Он знал, какой опасной бывает слепая надежда на лучших исход, и вопреки этому надеялся, что Стефан в безопасности. Ещё до Вторжения он обосновался во Втором мире, где нашёл и спас человеческую девушку с пробудившейся магией. Ради того, чтобы она проснулась, Третий совершил Переход. Однако он не знал её дальнейшую судьбу. Помнил, что Гвендолин говорила, мол, Стефан выторговал ещё одно приглашение на особым приём Лайне и даже убедил её помочь найти подходящее платье, но никто так и не увидел его спутницу. Третий думал, что это было достаточным доказательством, что он в порядке.
Пайпер не солгала. Третий чувствовал, как она была напряжена и напугана, когда отвечала на его вопрос, и ненавидел себя за настойчивость. Он лишь хотел понять, кто оказался достаточно силён и смел, чтобы использовать сомнус. Но раз в сомнус был погружён именно Стефан, шансов на его спасение не было. Нет ни одного мага, способного удержать его в стабильном состоянии столько, сколько потребуется Третьему, чтобы придумать, как помочь другу.
Он сбросил пропитавшуюся потом рубашку и замер, только сейчас почувствовав запах крови. Третий сжал ткань в руках, смотря на кровавые пятна на спине. Значит, это случилось снова. Что ж, прекрасно. По крайней мере, одна боль перебила другую. Интересно, он справился сам или каким-то образом Ветон почувствовала, что он нуждается в ней?
Третий отбросил рубашку, решив избавиться от неё позже. Он никогда не позволял слугам заходить в его покои и убираться в комнатах, никто не трогал его одежду, только если он сам не приносил её. Он не хотел, чтобы все видели кровь и чувствовали запах боли и страха, впитавшиеся в ткань.
Если с той прогулки прошло две недели, значит, до празднества оставалось всего два дня. Третьему предстояло сделать так много, что он не понимал, в какой момент сдался перед усталостью и позволил ей затащить себя в очередной кошмар, никогда не менявшийся.
Всё, что было построено на воспоминаниях, не менялось.
Третий переоделся, надеясь, что приступа не случится вновь, и попытался справиться со спутанными волосами.
