— Ты растрачиваешь силы на всё и сразу. Сосредоточься уже на чём-нибудь одном.

— Желательно, на Первой, — подсказал Магнус, растягивая губы в улыбке. Третий покосился на него с такой озадаченностью, словно он предлагал возвести публичный дом заместо дворца. — Просто подумай, кто чуть более реален: сальватор, которая прямо сейчас находится, вот так неожиданность, здесь, в этом самом дворце, или Розалия, которая умерла от болезни?

Третий упрямо сжал челюсти и отвернулся. Он ненавидел, когда человеческие чувства, притуплённые всеми возможными проклятиями и внутренними ограничениями, что сальватор возводил сам, захватывали его и не отпускали до самого последнего момента. Зная Третьего, он будет наседать на Джинна, прося того разыскать как можно больше информации, даже сам начнёт проверять, не сталкивался ли в Омаге кто-нибудь со слухами о воскрешении мёртвых. Третий будет цепляться за информацию, добытую Ианом, до самого конца, и не поймёт, что вредит себе и Киллиану, если ему не объяснить этого должным образом.

Только Магнус не знал, что сказать. Его мать тоже умерла от болезни, но это было так давно, что он уже и не помнил, видел ли её когда-нибудь на ногах и полной сил. Иногда он даже забывал её лицо и голос, хотя Клаудия говорила, что порой она слышит его за спиной Магнуса. Даже если попросить Клаудию намеренно проверить, она не сможет помочь. Она два века пыталась услышать Гилберта и Розалию за его спиной, но этого до сих пор не произошло.

«Элементали, помогите мне …»

Магнус смертельно устал от мысли, что абсолютно всё они должны проверять по нескольку раз и с особой тщательностью. Он был бы даже рад, если бы совершенно случайно оказалось, что Розалия из рода Лайне жива, но зная, что она умерла от болезни до Вторжения, он понимал, что эта новость слишком ужасающая. Раньше они не слышали о мертвецах, вернувшихся к жизни. Если бы только у них был хоть какой-то опыт в этом деле, если бы только Третий сталкивался с этим раньше… А тут — сразу же не кто иная, как сама Розалия.

Чтобы бы было с Третьим, если бы Иан принёс новости о Гилберте?

Магнус остановился напротив широкого окна, выходящего на озеро в центре сада, покрытое тонкой корочкой льда и выпавшего недавно снега. Сегодня он грозился, что столкнёт Пайпер туда, если она будет отставать завтра утром, но теперь был готов сам искупаться в ледяной воде. Что, если на самом деле Гилберт жив?..

Если Охота принесёт хотя бы намёк на то, что Гилберт вполне мог выжить, ни Магнус, ни Киллиан, ни даже Клаудия не смогут вразумить Третьего.

Джинн сидел напротив и с наслаждением ел булочку. Её булочку.

— Ты невыносим, — пробормотала Пайпер, утыкаясь в книгу.

— Я знаю, — протянул Джинн, улыбнувшись. — Скажешь это ещё раз, когда я съем всё остальное.

Пайпер бы обязательно надавала ему по рукам, если бы нашла достаточно тяжёлый для этого предмет. Книг Джинн не боялся, — отмахивался от них так легко, словно совсем не берёг свою магию, — а поднять резной стул с мягкой спинкой она уже пыталась, но безуспешно. Джинн на все её угрозы только усмехался, беззастенчиво поедая чужой завтрак, к которому Пайпер не смогла притронуться. После пробежки и тренировки с Магнусом её подташнивало.

Он грозился столкнуть её в озеро в саду, если она не начнёт шевелиться. В ответ Пайпер грозилась поджарить его изнутри, если он будет чересчур часто торопить её. Когда Магнус спросил, знает ли она подходящую магическую манипуляцию для этого, Пайпер, с видом знатока пообещала прочитать лекцию об этом, ускорила темп и даже обогнала его. Хотя всего через три секунды он вновь был рядом.

На самом деле Пайпер не могла должным образом создать ни одной магической манипуляции. В книгах, которые ей предоставил Джинн, не было чопорных заклинаний, инструкций к написанию сигилов и прочего. В них была общая история магии и отдельных её подвидов, вроде чар фей и эльфов, силы детей Фасанвест, был даже целый раздел, посвящённый особому дару великанов, которые сигридцы не характеризовали как магию. Его Пайпер пока так и не прочитала: книга лежала в её комнате, на прикроватной тумбочке, и всё ждала своего часа, пока она как трусиха боялась столкнуться с чем-то по-настоящему мощным.

«Магия основывается на чувствах», — так ей сказала Шерая. Сионий же во время одного из их уроков упоминал, что магия чувствует тех, кто может её использовать, и взывает к ним. Пайпер совсем ничего не чувствовала, только опустошённость и ощущение, что она — лишний груз.

В Тевье она пообещала себе, что будет стараться изо всех сил и в результате превратит в себя в сальватора, которая уже не будет бояться собственной магии, но постоянно отступала на шаг назад, а то и на два. Ей было страшно, одиноко и больно. Хотелось поговорить с дядей Джоном, услышать от Эйса, что он будет рядом даже вопреки тому, что ничего не понимает. Пайпер всё чаще ловила себе на мысли, что скучает не только по ним, но и по Киту, Гилберту, Марселин и всем остальным, кого успела узнать всего за неделю. Она больше не считала надоедающим пристальное внимание Шераи, взгляд Сони с проблесками осуждения и Данталиона, без остановки сыплющего шутками направо и налево. Раздражало только одно — всеобщее молчание насчёт Третьего, которого именовали Предателем.

Сейчас же он был практически единственным, кто мог дать ей ответы, но, как и остальные, о многом умалчивал. Думая об этом в моменты, когда Пайпер не могла уснуть или просыпалась после наиболее реалистичного кошмара, она приходила к выводу, что каждый имеет право хранить свои тайны и отгораживаться от неё. Третий — особенно.

Но голос в голове твердил, что сальваторы одной магии. Она с Третьим одной магии. Они были связаны, хотела она этого или нет, и связь эту можно разорвать только смертью.

«Почему ты не можешь подсказать мне, что делать? — спрашивала Пайпер у Лерайе, пялясь на балдахин своей большой кровати по ночам. — Я знаю, что я глупая и могу только ныть, ничего не пытаясь изменить, но я же… Я просто хочу домой. Пожалуйста, Лерайе».

Сакри не отвечала. Пайпер почти раздражало это, но только почти — Лерайе сказала, что ответить на все вопросы сможет лишь после того, как вновь станет целой. Это означало, что Пайпер нужно забрать у Третьего ту часть Силы, что он запечатал в себе после смерти Йоннет, и соединить её с тем, что было внутри неё. Это даже звучало страшно, Пайпер просто не представляла, как воплотить это в жизнь. Очередной странный ритуал, который потребует крови?

«Не сопротивляйся», — это было единственным, что шелестел едва слышный голос.

Пайпер призналась, что слаба, глупа и беспомощна, и не понимала, чего Лерайе от неё хочет. Неужели извинений длиною в несколько часов? Пайпер вполне могла наступить себе на горло и устроить их, вот только она не была уверена, что это чем-то поможет. Она уже больше двух недель ни в чём не была уверена.

Пайпер две недели только и делала, что занималась с Джинном. Они встречались в части дворца, которую сам Джинн гордо именовал своей башней. Он всегда ждал её в просторном помещении с витражами вместо окон, изображавшими в основном падающие звёзды, которые своим светом цеплялись за ещё оставшиеся на небе. В первый раз Джинн с радостью провёл ей экскурсию, показал свою небольшую библиотеку (и пожаловался, что у Третьего гораздо больше книг, которые он не разрешает забирать), запретил ей с ногами залезать на потрёпанный диван под самым большим витражом, но разрешил занимать кресло возле камина. Однако в присутствии Джинна Пайпер ни разу не позволила себе расслабиться. Они всегда сидели за столом средней длины, расчищенного от книг по магии и самых обычных романов, — Пайпер уверена, что видела там романы! — достаточно близко друг к другу, чтобы Джинн следил за её работой, но при этом так, что он всегда уворачивался, если она хотела ему врезать. А врезать ему Пайпер хотела почти каждый урок.