Третий расправил плечи и сжал губы в линию. Провоцировать его — плохая идея, потому что когда речь заходила о сальваторах, он менялся и не брезговал использовать любые хитрости и методы, чтобы доказать кому бы то ни было, что ему следует заткнуться.

— Что мы знаем о ней? — невозмутимо продолжил Киллиан, на предупреждающий взгляд Третьего отвечая точно таким же. — Человек. Из Второго мира. Умеет только открывать порталы. И не говорит, кто помогал ей всё это время. У неё слишком много тайн.

— Она имеет право хранить тайны.

— Я — король, которого вы выбрали, — жёстко произнёс Киллиан, складывая руки перед собой. — И я несу ответственность за Омагу и всех её жителей. Если есть хотя бы шанс, что молчание Пайпер навредит всем нам, я должен действовать.

— И что ты хочешь от меня? — Третий убрал упавшие на лоб волосы и, лишь на секунду задержав взгляд на сосредоточенном лице Киллиана, отвёл глаза в сторону. — Я делаю всё, что в моих силах.

— Ты делаешь недостаточно. Слишком много поблажек. Ты знаешь её всего три дня, а уже готов бросить к её ногам практически все знания Омаги! Это не тот эгоизм, которого я пытался добиться от тебя. Это не та слабость, о которой говорил Лайне.

Третий возвёл глаза к потолку и раздражённо махнул рукой, будто пытался отогнать слова Киллиана и закончить разговор, который ему не нравился. Третий не любил говорить о своих слабостях, эгоистичных наклонностях, что порой проявлялись, и связи, которая могла сделать его слабее. Однако Киллиан — верный первому королю великан, и его долг — напомнить Третьему, в чём их суть.

— Чему учил Лайне?

Третий промолчал, сверля собеседника взглядом. Ни света магии, ни тьмы предостережений. Только льдисто-голубая пустота.

— Лайне учил, — продолжил Киллиан, вздохнув, — что великаны не умрут, если поступятся своей гордостью и покажут слабость перед союзниками. Если они знают о своих уязвимых местах и готовы рассказать о них другим, значит, они готовы работать над собой и своим несовершенством.

— Истинные дети севера, — пробормотал Третий, смотря на Киллиана всё тем же пустым взглядом, — взращённые холодными ветрами, белыми снегами, ледяными истоками с гор и болью, что сжимает сердца от мысли, что когда-то мы были другими.

— Когда-то Лайне не побоялся явить слабость, крывшуюся в теле, что для великанов стало хрупким. Легенды говорят, что он был самым сильным, первым, кто подчинил наш дар в теле, напоминающем человеческое, и что он никогда не показывал слабости. Это не так. Когда было нужно, Лайне открывался другим. Только благодаря своей честности он и стал первым королём Ребнезара.

— Истинное дитя севера, — отрешённо повторил Третий.

— Как и ты. Как и я. Как и все великаны, что живут сейчас. Тебе не обязательно тащить всё бремя на себе. Истинные дети севера делят тревоги с ветрами и льдами.

Не то чтобы Киллиан рвался подтолкнуть его к раскрытию всех карт перед Пайпер. Он ей не доверял, он считал её опасной, он хотел, чтобы она исчезла. Но она была сальватором, и только сальватор мог вернуть Третьему то, чего он лишился — самого себя. Киллиан не желал потакать всем его безрассудным затеям, но и не мог остаться в стороне. Уж лучше он сам будет направлять Третьего к изучению Пайпер, её магии и тайн, что она пытается скрыть, чем позволит Третьему поддаться окрепшей связи внутри него.

— Чего ты хочешь от меня? — наконец пробормотал Третий, устало потирая переносицу.

— Не раскрывай Первой слишком много, но и не позволяй ей часто думать над тем, как много тайн ты хранишь на самом деле. Сделай то, что должен, чтобы узнать её и прочитать.

Третий резко поднялся, опрокинув стул, и снизу вверх посмотрел на Киллиана.

— Я не собираюсь читать её. Я не читал ни тебя, ни Клаудию, ни кого-либо другого без согласия на это. Я вполне могу найти ответы и убедить Пайпер, что мы на одной стороне, и без этого.

Даже не попрощавшись, Третий вышел из столовой. Киллиан лишь спустя минуту после того, как его шаги стихли, позволил себе ехидно улыбнуться. Он был отвратителен в стремлении использовать в своих целях даже Третьего, но только так он мог защитить сальватора от его самоубийственных попыток в одиночку докопаться до истинной сути каждой тайны, что только существовала в этом проклятом мире.

Пайпер жила в бесконечном кошмаре.

Каждое утро она просыпалась в месте, которое не узнавала, рассеяно изучала скудное содержимое шкафа или новые вещи, аккуратными свёртками ждущие её в гостевой комнате. Затем быстро приводила себя в порядок, не желая ни одной лишней секунды смотреть на своё отражение в зеркале, и одевалась. На смену привычной земной одежде пришла сигридская: тёмные облегающие штаны, заправленные в кожаные сапоги со шнуровкой, плотная короткая котта, которая напоминала Пайпер простую тунику, и камзол. Платьев не приносили, чему она была крайне рада — Третий, сказав, что ей нужно подобрать подходящую одежду, в тот же день прислал к ней слуг, снявших все необходимые мерки и записавших все её предпочтения. Их не удивило, что Пайпер попросила как можно меньше вычурных деталей и как можно больше простоты и удобства, что была в одежде Магнуса и Третьего, будто они привыкли к девицам, разгуливающим в мужских костюмах. После того, как Пайпер прошла половину дворца в камзоле Третьего, слуги, наверное, ничему уже не удивлялись.

Каждое утро, самостоятельно застёгивая все петли и пуговицы, Пайпер казалось, что во дворец она попала только вчера. На деле прошло полторы недели, где один день почти ничем не отличался от другого.

Пайпер завтракала в своей комнате либо одна, либо в компании Стеллы и Эйкена, наиболее активных и идущих на контакт куда проще, чем Клаудия или Магнус. Затем она встречалась с Третьим, но он не учил её магии. Он показывал ей дворец и его территории, рассказывал историю Сигрида и каждой из четырёх рас в частности, отвечал на её вопросы и осторожно задавал свои. Каждый день они тратили огромное количество часов на прогулки, которые уже осточертели Пайпер, и ничуть не приближались к нахождению ответа на главный вопрос: как ей вернуться домой.

Третий говорил, что она ещё слишком слаба, чтобы браться за полноценное изучение магии, и Пайпер бесило, что она верила ему. Силой она чувствовала, что Третий не лжёт. Да, он иногда уходил от вопросов, отвечал или односложно, или нехотя, но он не врал о её слабости. После своей недельной «комы» и нападения демонов она встала на ноги в рекордное время, и его следовало потратить на то, чтобы дать организму отдохнуть. Единственное, чего добилась Пайпер — это уроков с Анселем.

Ансель был юношей лет пятнадцати с каштановыми волосами и розовыми глазами, который понимал язык демонов. Он также был весьма одарён в сфере других языков и истории, и потому Третий поручил ему давать Пайпер уроки. Это немного не то, чего она хотела, но зато хоть какой-то прогресс. На Земле она даже не изучала других языков, мучила себя тем, что читала их, полагаясь только на чары. Здесь же, получив шанс исправить эту ошибку, решила не вертеть носом.

Уроки с Анселем были каждый день и проходили в одном из залов, где Пайпер никого, кроме приближённых Третьего и Киллиана, не видела. Здесь был большой стол, книжные шкафы и карты, висящие на стенах, а ещё окна, выходящие в серый внутренний двор, и просторная балконная площадка. Обстановка была немного удручающей, но для Пайпер всё вокруг было удручающим. Люди, её новые покои, — комнат было целых четыре, и называть их как-то иначе язык не поворачивался, — еда, голоса, что она слышала в коридорах. Лишь Сила и присутствие Третьего не наводили на неё тоску, что так же бесило Пайпер. Она понимала, почему её магия так отзывается на Третьего, но не принимала этого.

Пайпер просыпалась, одевалась, вела сложную игру, в которую не могла выиграть, с Третьим, изучала самые основы сигридского языка с Анселем, ужинала в почти всегда большой компании и засыпала под собственный плач.