— Не хочу-у-у… — тянула Розалия, пока Третий держал её на руках и смотрел так серьёзно, будто хотел поручить ей дело государственной важности. — Вдруг я сейчас засну и… и не проснусь? Вдруг я умру?

Мысль, что она была мертва, не отпускала, но при этом казалась такой естественной, что пытаться разобраться в ней Розалия не могла, как бы ни старалась. Она просто поверила, что была мертва и что сейчас жива благодаря хаосу, и лишь крохотная часть её сознания тихо шептала, что здесь что-то не так.

— Ты не умрёшь, — возразил Третий всё с тем же серьёзным выражением лица и уверенностью, с которой она никогда не могла спорить. — Я буду рядом всю ночь и весь завтрашний день. Я всегда буду рядом.

— Но Клаудия говорила о пире, — не отступала Розалия. — Ты должен быть там? Вместе с Пайпер?

— Желательно, — выдержав паузу, ответил Третий. — Но если ты хочешь…

— Я потерплю, — поспешно перебила Розалия, сжимая пальцы на его плечах. — Очень важному и сильному Третьему сальватору нужно показаться на людях, а не сидеть со мной взаперти.

Третий рассмеялся, и Розалия была готова сразу же забрать свои слова назад, встать напротив дверей и никуда его не выпускать, чтобы он всё своё время проводил с ней. Но даже в детстве всё было не так просто, а ведь ей этого хотелось. Она могла бы ещё рассчитывать на того, кем Третий был раньше, но теперь он и впрямь был важным и сильным сальватором, который без устали доказывал, на чьей он стороне. Розалия знала, что ему лучше появиться на этом пиру, организованном леди Эйлау, и лучше с Пайпер, Первым сальватором, чем с юной принцессой Ребнезара, восставшей из мёртвых.

Так странно. Она любила танцевать и петь. На пирах и балах она могла только этим и заниматься, но сейчас…

Она ждала, пока Третий, вышедший, чтобы дать ей переодеться, перестанет притворяться, что у него не болит голова, и делала вид, что на самом деле её это не волнует. Он никогда не признавался в своих слабостях и вряд ли признается сейчас, разве что в своей привычной манере, с широкой улыбкой и смехом скажет, что Розалия — его главная слабость.

Она ждала, пока он заботливо подоткнёт ей одеяло и убедится, что ей удобно, пока придвинет кресло достаточно близко, чтобы хорошо различать её лицо в полутьме, и пока выберет, о чём бы ей рассказать. Розалия обожала его истории, всегда почерпнутые из книг, рассказов Киллиана или других гостей ребнезарского двора.

На этот раз он рассказал ей о Гилберте.

Мысли Розалии путались, и почти к самому концу, когда Третий едва не придыханием повторил, что Гилберт выжил, она уже не могла противостоять усталости и сонливости. Она точно знала, что улыбалась, пока Третий целовал её в лоб, как он всегда это делал, если укладывал её спать, но не знала, как отнеслась к новости о том, что Гилберт выжил. В голове было пусто до звона, даже спутанные мысли куда-то исчезли. Что, однако, не помешало Розалии, мгновением позже провалившейся в сон, заметить две странности.

Первая: ей показалось, будто возле стен, в самых тёмных уголках, шевелились чёрные тени. Она знала, что это невозможно, и потому довольно быстро успокоилась.

Вторая: уже после того, как Третий прикрыл дверь её спальни, чтобы свет из другой комнаты ей не мешал, она почувствовала запах крови.

На этот раз — его крови.

Празднества фей никогда в полной мере не удовлетворяли элементарного любопытства Третьего, направленного на культуры других стран и народов. Каждый раз он подмечал что-то новое, чувствовал на себе чары, которые кто-то пытался наложить против его воли, и другие, собственные, когда испытывал свои силы. Последнее празднество у фей, бывшее ещё в Сигриде, отпечаталось в его памяти кроваво-красным и болезненным. Все последующие визиты в Тоноак не могли заглушить эти неприятные чувства, постоянно одолевавшие его.

Нынешний стал огромным исключением. В первую очередь из-за Розалии, которая убедила его, что в состоянии пару часов побыть в одиночестве и под присмотром Клаудии одновременно. Розалия тихо призналась ему, прежде чем он ушёл, что быть рядом с Клаудией — это то же самое, что быть одной, но быстро отбросила эти слова и убедила его, что всё в порядке и он может ни о чём не беспокоиться.

Вторая причина, ставшая частью исключения, заключалась в том, что Третий в кои-то веки не опоздал. Он всегда опаздывал на празднества фей, по своей или чужой воле, но сейчас появился точно вовремя, даже, возможно, немного раньше, чем леди Эйлау, которая всегда любила наблюдать за происходящим от начала и до конца. Когда она всё же спустя неприличное количество времени явилась, как и всегда в сером и белом, Третий из последних сил удерживал на лице вежливую улыбку, обращённую к двум довольно сильным магами, которые пытались не лишиться его внимания.

— Какая честь! — едва не захлопав в ладоши, точно ребёнок, прощебетала леди Эйлау, бережено беря его под локоть и уводя от двух магов, не сумевших скрыть разочарование на лице. — И что же такое должно было случиться, из-за чего ты явился раньше?

— Я сальватор Времени, — равнодушно ответил Третий. — Я всегда знаю, когда нужно появиться.

— Не сомневаюсь… Ты всё-таки соизволил обратиться к Фламер? Ты же всегда налегке.

— Розалия уговорила.

— Прелестное дитя, — отозвалась Эйлау, в повелительном жесте отгоняя одного из слуг, оказавшегося на её пути. — Рада, что хотя бы она знает, что нужно уметь преподнести себя в красивой обёртке.

— Я не подарок, чтобы у меня была обёртка.

— Да и по характеру ты тоже не подарок, дражайший.

Третий знал, что леди Эйлау не оставит его в покое, но не жалел о том, что сдался под натиском Розалии. Пока он всю ночь, полную головных болей, столь редко нападавших на него, и весь день искал ответ, Розалия щебетала о том, что он должен выглядеть как настоящий принц. Её не устраивала его одежда, простота камзола и отсутствие вычурных деталей. Она говорила, что в качестве почётного гостя он приглашён на фейское празднество, а не на лошадиные скачки, и потому ему нужно выглядеть соответствующе. Третий стоически держала два часа, не поддаваясь на провокации маленькой принцессы, но вновь навестившая их Клаудия всего одним взглядом показала ему, насколько эти провокации оправданы. Тогда он и приказал привести Фламер, фею из числа немногочисленных протеже Даяна, которая в его отсутствие в Тоноаке удовлетворяла все капризы леди Эйлау по части роскошных нарядов. В прошлый его визит в Тоноак Фламер сказала, что один из его малочисленных костюмов почти готов, но Третий не дождался его, считая, что леди Эйлау зря пытается угодить ему красивыми подарками. Розалия же увидела в этом божественное благословение.

— Это прекрасно! — не переставала восторгаться она, когда Фламер с присущим ей равнодушием не смотрела на книги, разложенные на обеденном столе, и на бумаге объясняла, какие детали она добавила на своё усмотрение. Третий кивал, не вникая в суть, но Розалия не останавливалась: — Выглядит превосходно! Он как настоящий принц!

Фламер её не слушала. Даже на ворчание Третьего, считавшего, что это пустая трата времени и ресурсов, не реагировала. Ей было приказано подготовить ему одежду, в которой Розалии будет не стыдно отпустить его (она так и сказала, но, опять же, Фламер её проигнорировала) — и фея сделала это, в точности воплотив свою задумку. Или же задумку леди Эйлау. Третий был уверен — этот вырез, который на самом деле не нужен, был её идеей.

Но отступать было поздно, да и некуда. Уйдёт сейчас — появятся вопросы, а они и так были, ведь о прибытии Розалии стало известно многим, в том числе и о том, что леди Эйлау встретила её не самым подобающим образом. Третий мог бы указать на это, сказать, что даже без предупреждений, даров и клятв Розалию следует принять, но молчал. Леди Эйлау сделала то, что считала лучшим для Тоноака, и он мог только немного подыграть ей, задержавшись на празднестве. Даже в этой странной обёртке.