Софи с Абдуллой бежали на шум и в конце аркады вылетели в громадный облачный зал. Там они благоразумно остановились за колонной, и Софи сказала:

— Наша главная комната. Наверное, они раздули ее как воздушный шар!

Зал был очень большой. Вопящий ребенок находился в центре него. Это была одетая в белую ночнушку девочка лет четырех со светлыми кудрями. Ее лицо покраснело, рот превратился в квадратную черную дыру, и она то бросалась на зеленый порфирный пол, то вставала, чтобы броситься на пол снова. Она представляла собой классическую картину разъяренного ребенка. Эхо в громадном зале кричало вместе с ней.

— Принцесса Валерия, — прошептала Софи Абдулле. — Я так и думала, что это может быть она.

Над воющей принцессой нависала громадная темная фигура Хазруэля. Еще один ифрит, гораздо меньше и бледнее, прятался позади него.

— Сделай что-нибудь! — крикнул этот маленький ифрит, и слышно его было только потому, что голос его звучал как серебряные трубы. — Она сводит меня с ума!

Хазруэль склонил к вопящей Валерии огромное лицо.

— Маленькая принцесса, — гулко проворковал он, — перестань плакать. Тебя никто не обидит.

В ответ Валерия встала и завопила в лицо Хазруэлю, а потом бросилась плашмя на пол и принялась кататься и колотить ногами.

— Уа-уа-уа! — орала она. — Хочу домой! Хочу моего папу! Хочу мою няню! Хочу дядю Джа-астина! Уа-а-а-а!

— Маленькая принцесса! — отчаянно ворковал Хазруэль.

— Не просто уговаривай ее! — протрубил второй ифрит, который очевидно был Дальзелем. — Используй магию! Сладкие сны, чары молчания, тысяча мишек, тонна ирисок! Что угодно!

Хазруэль обернулся на брата. Его раскрытые крылья взмахнули взбудораженными вихрями, от которых взметнулись волосы Валерии и затрепетала ночнушка. Софи и Абдулле пришлось вцепиться в колонну, иначе ветер от крыльев сдул бы их назад. Но истерику принцессы Валерии это нисколько не успокоило. Наоборот — она завопила еще сильнее.

— Я всё это пробовал, брат мой! — прогудел Хазруэль.

Принцесса теперь издавала размеренные вопли:

— МАМА! МАМА! ОНИ МЕНЯ ОБИЖАЮТ!

Хазруэлю пришлось повысить голос до абсолютного грома.

— Разве ты не знаешь, — прогремел он, — что почти не существует магии, способной остановить ребенка в подобном настроении.

Дальзель прижал бледные ладони к заостренным, похожим на грибы ушам.

— Я не могу этого выносить! — взвизгнул он. — Усыпи ее на сто лет!

Хазруэль кивнул. Он повернулся обратно к принцессе Валерии, в то время как она вопила и молотила по полу, и распахнул над ней свои громадные крылья.

— Ох, сделайте что-нибудь! — сказала Софи Абдулле.

Поскольку Абдулла понятия не имел, что делать, и поскольку в глубине души он считал, что любое действие, способное прекратить этот жуткий шум — отличная идея, он только неуверенно отодвинулся от колонны. И к счастью, прежде чем магия Хазруэля оказала какое-либо заметное действие на принцессу Валерию, появилась толпа других людей. Шум прорезал громкий резкий голос:

— Из-за чего весь этот шум?

Оба ифрита отпрянули назад. Все новоприбывшие были женщинами, и все выглядели крайне недовольными; но этими двумя чертами их сходство и исчерпывалось. Они стояли в ряд — около тридцати человек — пронзая двух ифритов обвиняющими взглядами, и они были высокие, низкие, толстые, худые, молодые и старые, всех цветов кожи, какие только бывают у людей. Абдулла в изумлении окинул ряд взглядом. Видимо, они были похищенными принцессами. Третья общая черта. Они выстроились от ближайшей к нему крошечной, хрупкой, желтокожей принцессы до пожилой согбенной принцессы на среднем расстоянии. И они были облачены во все возможные одеяния — от бального платья до твидового костюма.

Резкий голос принадлежал крепко сбитой среднего роста принцессе, которая стояла чуть впереди остальных. Она была в костюме для верховой езды. Ее загорелое и немного морщинистое от частого пребывания на открытом воздухе лицо светилось прямолинейностью и здравомыслием. На двух ифритов она смотрела с крайним презрением.

— Просто нелепо! — сказала она. — Двое столь великих могущественных созданий как вы даже не могут успокоить плачущего ребенка! — она шагнула к Валерии и резко шлепнула ее по мечущемуся заду. — Замолчи!

Это сработало. Валерию ни разу в жизни еще никто не шлепал. Она перевернулась и села так, будто в нее выстрелили. Она уставилась на прямолинейную принцессу изумленными опухшими глазами.

— Ты ударила меня!

— И ударю снова, если будешь напрашиваться, — сказала прямолинейная принцесса.

— Я закричу, — заявила Валерия.

Ее рот снова стал квадратным. Она набрала воздуха в легкие.

— Нет, не закричишь, — сказала прямолинейная принцесса.

Она подхватила Валерию и быстро сунула в руки двух принцесс позади нее. Те, вместе с еще несколькими, кучкой собрались вокруг Валерии, успокаивающе воркуя. Валерия снова начала вопить изнутри этой кучки, но не слишком убежденно. Прямолинейная принцесса уперла руки в бедра и презрительно повернулась к ифритам.

— Видите? — сказала она. — Всего лишь чуток твердости и немного доброты, но ни от одного из вас нельзя ожидать понимания этого!

Дальзель шагнул к ней. Теперь, когда он перестал страдать, Абдулла с удивлением увидел, что Дальзель красив. Если не считать грибообразных ушей и когтистых ног, он мог бы сойти за высокого ангелоподобного человека. Его голову покрывали золотые кудри, а крылья, хотя маленькие и чахлые, тоже были золотыми. Ярко-красные губы растянулись в сладкой улыбке. В целом, он обладал неземной красотой, которая соответствовала странному облачному королевству, в котором он жил.

— Прошу, заберите дитя прочь, — сказал он, — и успокойте ее, о принцесса Беатрис, превосходнейшая из моих жен.

Прямолинейная принцесса Беатрис в любом случае уже показывала жестами другим принцессам увести Валерию, но на этих словах резко развернулась.

— Я уже говорила тебе, мальчик мой, — сказала она, — что ни одна из нас никакая тебе не жена. Можешь называть нас так, пока не посинеешь, но от этого ничего не изменится. Мы не твои жены и никогда ими не будем!

— Именно! — твердым, но нестройным хором произнесли остальные принцессы.

Все они, кроме одной, повернулись и унеслись прочь, забрав с собой всхлипывающую принцессу Валерию.

Лицо Софи осветилось восторженной улыбкой.

— Похоже, принцессы не сдают позиции! — прошептала она.

Абдулла пропустил ее слова мимо ушей. Оставшаяся принцесса была Цветком-в-Ночи. Она, как всегда, выглядела вдвое красивее, чем он помнил, и была очень нежной и суровой, ее большие темные глаза серьезно уставились на Дальзеля. Она вежливо поклонилась. Все чувства Абдуллы запели при виде нее. Казалось, облачные колонны вокруг появлялись и исчезали рывками. Сердце радостно колотилось. Она невредима! Она здесь! Она разговаривает с Дальзелем.

— Прости меня, великий ифрит, если я осталась задать тебе вопрос, — ее голос был мелодичным и оживленным даже больше, чем помнил Абдулла — словно прохладный фонтан.

К возмущению Абдуллы, Дальзель отреагировал с ужасом.

— О, только не ты опять! — протрубил он, и Хазруэль, который стоял точно темная колонна на заднем плане, скрестил руки и ехидно ухмыльнулся.

— Да, это я, суровый похититель султанских дочерей, — ответила Цветок-в-Ночи, вежливо склонив голову. — Я здесь только чтобы спросить: из-за чего дитя начало плакать?

— Откуда мне знать? — вопросил Дальзель. — Ты вечно задаешь мне вопросы, на которые я не могу ответить! Почему ты спрашиваешь об этом?

— Потому, о грабитель правительственных отпрысков, что самый легкий способ успокоить ребенка — разобраться с причиной его дурного настроения. Я это знаю по собственному детству, поскольку сама была немало склонна к истерикам.

«Конечно, нет! — подумал Абдулла. — Она лжет с определенной целью. Нет, такая нежная натура как она никогда не стала бы вопить из-за чего бы то ни было!» Однако, как он с возмущением заметил, Дальзель поверил ей без малейшего труда.