Пока он приближался, случился целый ряд чудес. Два парня позади солдата отлетели в противоположных направлениях к обочинам, где один из них врезался головой в дерево и больше никого не беспокоил, тогда как другой распластался на земле. Что касается двоих перед солдатом, один почти тотчас получил пикантное увечье и сложился пополам, чтобы изучить его. Второй, к величайшему изумлению Абдуллы, поднялся в воздух и на краткое мгновение повис на ветке дерева, словно экзотичная драпировка. Оттуда он с грохотом упал и заснул на дороге.
Тут сложенный пополам парень распрямился и с длинным узким ножом двинулся на солдата. Солдат схватил его за запястье руки, в которой был нож. На мгновение они с ворчанием застыли в патовой ситуации. Абдулла был абсолютно уверен, что она разрешится в пользу солдата. Он как раз думал, что его беспокойство за солдата оказалось совершенно излишним, когда распластавшийся на дороге позади солдата парень вдруг поднялся и сделал выпад в спину солдата еще одним длинным тонким ножом.
Абдулла быстро сделал то, что требовалось: шагнул вперед и треснул парня по голове бутылкой джинна.
— Ой! — вскрикнул джинн.
И парень рухнул, точно срубленный дуб.
Солдат стремительно развернулся на звук, отвлекшись от завязывания другого парня в узлы. Абдулла торопливо отступил назад. Ему не нравилась ни скорость, с которой солдат повернулся, ни то, как он держал руки, плотно сжав пальцы, словно два грубых, но смертоносных оружия.
— Я слышал, как они планировали убить тебя, доблестный ветеран, — быстро пояснил Абдулла, — и поспешил предупредить или помочь.
Глаза солдата — очень голубые, но уже совсем не невинные — впились в его глаза. На самом деле, такие глаза посчитали бы проницательными даже на Базаре Занзиба. Казалось, они просчитывают Абдуллу всеми возможными способами. К счастью, они, видимо, удовлетворились тем, что увидели.
— Тогда спасибо, — сказал солдат и повернулся пнуть в голову парня, которого завязывал в узлы.
Тот тоже перестал двигаться, завершая комплект.
— Возможно, — предложил Абдулла, — мы должны сообщить об этом констеблю.
— Зачем? — спросил солдат.
Он наклонился и, к легкому удивлению Абдуллы, произвел быстрый профессиональный обыск в карманах парня, которого только что пнул в голову. Результатом обыска стала приличная пригоршня медных монет, которую солдат с удовлетворенным видом засунул в собственный карман.
— Однако гнилой нож, — заметил он, сломав его пополам. — Поскольку ты здесь, почему бы тебе не обыскать того, которого ты побил, пока я занимаюсь двумя другими? Твой выглядит где-то на один серебряник.
— Хочешь сказать, — с сомнением произнес Абдулла, — что обычай этой страны позволяет нам ограбить грабителей?
— Я никогда не слышал о таком обычае, — спокойно ответил солдат, — но это то, что я в любом случае собираюсь сделать. Почему, ты думаешь, я так старательно демонстрировал свое золото в постоялом дворе? Всегда найдется пара прохиндеев, которые считают, что стоит ограбить старого глупого солдата. Почти у всех есть с собой деньги.
Он перешел через дорогу и начал обыскивать парня, который упал с дерева. Мгновение поколебавшись, Абдулла наклонился, чтобы заняться неприятной задачей — обыском того, кого он вырубил бутылкой. Он поймал себя на том, что пересмотрел свое мнение о солдате. Помимо всего прочего, человека, который мог уверенно потягаться с четырьмя нападающими одновременно, лучше иметь в друзьях, чем во врагах. И в карманах валявшегося без сознания юноши действительно нашлись три серебряные монеты. Также там обнаружился нож. Абдулла попытался сломать его на дороге, как поступил солдат с другим ножом.
— А, нет, — сказал солдат, — этот нож хороший. Береги его.
— Честно говоря, у меня нет опыта, — Абдулла протянул нож солдату. — Я мирный человек.
— В таком случае по Ингарии ты далеко не продвинешься. Оставь его себе и используй, чтобы резать мясо, если тебе так больше нравится. У меня в ранце еще шесть ножей, лучших, чем этот — все от разных головорезов. И серебро оставь себе. Хотя, судя по тому, что ты не заинтересовался, когда я говорил о своем золоте, могу предположить, что ты хорошо обеспечен, не так ли?
Поистине проницательный и наблюдательный человек, подумал Абдулла, кладя серебро в карман.
— Я не настолько обеспечен, чтобы мне не нужно было еще, — предусмотрительно ответил он.
Затем, чувствуя, что по-настоящему проникается духом происходящего, Абдулла снял с парня шнурки и использовал их, чтобы понадежнее привязать бутылку джинна к поясу. Парень пошевелился и застонал.
— Приходит в себя. Нам лучше убираться, — сказал солдат. — Очнувшись, они представят всё так, будто это мы напали на них, а поскольку мы оба чужаки в их деревне, поверят им. Я собираюсь срезать через холмы. Если хочешь последовать моему совету, сделай то же самое.
— Я так и поступлю, великодушнейший боец, почту за честь сопровождать тебя, — ответил Абдулла.
— Я не против. Спутник, которому мне не придется врать, станет разнообразием.
Он подобрал ранец и шляпу, которые перед началом драки, похоже, успел аккуратно сложить за деревом, и направился в лес.
Некоторое время они неуклонно взбирались среди деревьев. Солдат заставлял Абдуллу чувствовать себя удручающе слабым. Он шагал так легко и просто, словно они спускались, а не поднимались. Абдулла хромал следом. Левая нога стерлась в кровь.
Наконец, солдат остановился в нагорной лощине и подождал его.
— Этот модный сапог натирает тебе? — спросил он. — Присядь на камень и сними его, — он развязал ранец. — У меня есть нечто вроде необычного набора первой помощи. Подобрал его на поле битвы вроде бы. Ну, во всяком случае, нашел где-то в Страннии.
Абдулла сел и с трудом стащил сапог. Облегчение от этого быстро погасло, когда он посмотрел на ногу. Она была стерта до мяса. Солдат с ворчанием шлепнул на нее какую-то белую перевязку, которая сама по себе прилипла — завязывать ее не пришлось. Абдулла взвизгнул. Затем от перевязки растеклась блаженная прохлада.
— Это магия? — спросил он.
— Вероятно, — ответил солдат. — Думаю, эти Ингарийские чародеи раздали такие ранцы всей своей армии. Надевай сапог. Теперь ты сможешь ходить. Нам надо оказаться как можно дальше до того, как папочки этих мальчишек начнут искать нас верхом.
Абдулла осторожно ступил в сапог. Перевязка наверняка была волшебной. Нога чувствовалась как новая. Он почти мог не отставать от солдата, и это к лучшему, поскольку солдат поднимался вперед, пока Абдулла не почувствовал, что они прошли столько же, сколько он вчера в пустыне. Абдулла не мог не оглядываться время от времени назад, чтобы проверить, не гонятся ли уже за ними лошади. Он сказал себе, что после верблюдов это какое-то разнообразие, хотя было бы мило, если бы хоть раз в жизни его никто не преследовал. Задумавшись об этом, он понял, что даже на Базаре родственники первой жены его отца преследовали его с тех самых пор, как отец умер. Он разозлился на себя, что не замечал этого раньше.
Тем временем они взобрались так высоко, что лес уступил место проволочным кустарникам среди камней. К вечеру они шли где-то рядом с вершиной горной гряды, где остались уже одни камни и лишь несколько маленьких сильно пахнущих кустов, которые цеплялись за расщелины. Тоже в своем роде пустыня, подумал Абдулла, пока солдат прокладывал путь по узкому ущелью меж высокими скалами. Не похоже было, что в этом месте найдется ужин.
Пройдя какое-то расстояние по ущелью, солдат остановился и снял ранец.
— Присмотри за ним секунду, — сказал он. — Вроде бы тут есть что-то вроде пещеры наверху утеса с этой стороны. Я поднимусь посмотрю, подходит ли она для ночевки.
Абдулла устало поднял взгляд и обнаружил, что над их головами виднеется темное отверстие в скалах. Ему совершенно не улыбалось спать там. Оно выглядело холодным и твердым. Но, вероятно, это лучше, чем просто лежать на камнях, подумал он, уныло наблюдая, как солдат легко поднимается по утесу и приближается к дыре.
