Юра выбрал ВУЗ — Плехановскую академию — ознакомился с вступительными
испытаниями предыдущих лет, и вгрызся в гранит ещё ожесточённее. Мозг его гудел и плавился, но он не давал себе спуску. Экономическая ситуация в семье к тому времени выровнялась: мать снова вышла замуж — не за крутого мужика, конечно, но жить стало легче. Наладилось питание, получилось скопить денег и на шмотки, и на первое время в Москве.
Вступительные испытания Юра провалил. Не с треском, но на бюджет по конкурсу не прошёл (а про платное обучение нечего было и думать). Однако, ему было известно, что частенько абитуриенты подают документы в несколько ВУЗов, и потом из успешных попыток выбирают тот, что больше нравится. Он был уверен, что ему повезёт — чуть не ночевал под дверями приёмной комиссии — и тогда удача впервые улыбнулась будущему миллионеру.
Второй раз, в виде странного однокурсника с умом-палатой, но без малейшей светскости, тоже не заставил себя долго ждать.
Оказавшись в привилегированном обществе, Юра поначалу вёл себя очень осторожно: присматривался, кто как одевается, где проводят свободное время, о чём разговаривают. Быстро усвоил повадки московской молодёжи, даже а-канье перенял, чтобы сойти за своего. Стал ходить в бесплатную студенческую тренажёрку, чтобы выглядеть повнушительнее. Питался экономно, но качественно: на макаронах массу не нарастишь. Приняли его хорошо — лучше, чем он ожидал. Сказался и возраст однокурсников (юношеский максимализм пошёл на убыль), и приобретённые Юрой навыки общения, которые он сознательно развивал в себе, читая книжки навроде Карнеги и отрабатывая их в трудовые будни. Девушки улыбались ему, парни обращались за советом, даже иногда приглашали на свои столичные тусовки. Там Юра не пил, а продолжал высматривать знакомства пополезнее.
Но однажды он случайно обратил внимание на необычного молодого человека — не по годам мощного: высокого и широкого в плечах — который не следил за столичной модой, ходил в чём попало, стригся по-деревенски и всегда знал правильные ответы на контрольных, хотя не пользовался шпаргалками. Его манеры не вписывались в привилегированный кружок московских студентов, он громко говорил в лицо всё, что думает, ни перед кем не лебезил и совершенно не умел ухаживать за барышнями, хотя и интересовался ими. Девушки пугались и сторонились его, мажоры и ботаны посмеивались — не очень рьяно, никакого сравнения со школьной травлей. Всё-таки, уже более взрослые люди, другие интересы… Однако Тимур Алексеев был явным изгоем, несмотря на редкостную правдивость и острый ум.
Юра же по собственному опыту знал, что не стоит судить о книжке по обложке: его самого тоже сторонились одноклассники, но характер-то у него — кремень! Никто из их параллели не поступил в такое престижное заведение, как он — матушка это точно знала, так как была вхожа в школьные круги.
Так что, присмотревшись как следует к профессорскому сыну (это выяснилось в одном из приятельских разговоров в столовой) и прислушавшись к его мыслям, Юра стал пытаться найти применение целой палате ума нового друга. Оно нашлось скоро: Тимур и сам любил пофантазировать на тему бизнес-идей, а разнообразных необычных сведений у него была полная голова. Всё закрутилось очень быстро: написали бизнес-план, под него попытались взять займ в банке — не прокатило. Слишком бедная кредитная история. Тогда Тимур подключил батю, тот поскрёб по сусекам государственных и международных грантов на разные интересные проекты — и понеслось.
Иногда Юре даже не верилось, что всё развивается так удачно и быстро — скоро пошли первые деньги, и неплохие. Он смог наконец развернуться со всей давно жаждущей роскоши душой. Тимур, кажется, тоже был доволен, но… одинок. Он регулярно пытался завести отношения с женщинами, но они всегда заканчивались с треском: дамы пугались его манер ещё до того, как успевали очароваться умом и характером. Юра первое время пытался ему помогать, проводил мастер-классы по выходу в свет, но его методы почему-то совершенно не работали в исполнении этого сибирского медведя. И вот тогда Юре пришла в голову гениальная мысль: если Тим так и не сможет обзавестись семьёй, то их потомкам не придётся делить процветавшую и стремительно набиравшую обороты компанию — всё достанется его детям. И Юра начал вести серьёзную подрывную деятельность в этом направлении: строго следил за теми девушками, что крутятся в окружении партнёра, кого-то подкупал, кого-то запугивал, кого-то подставлял. Всё шло прекрасно, однажды Тимур окончательно разочаровался в женском племени и заперся у себя в глуши с какой-то дикаркой, от которой явно не собирался зачинать потомство. Юра торжествовал, потирал руки и предвкушал славное будущее своей семейной компании. Сам-то он подыскал себе приличную невесту в хорошей обеспеченной семье, и хотя, как верно заметил Тимур, не брезговал пользоваться услугами секретарши и других женщин с низкой социальной ответственностью, был уверен, что станет отличным мужем и семьянином.
Всё пошло наперекосяк из-за дрянной журналистки, и откуда только она взялась, чёрт бы её побрал? Юра ещё по телефонному разговору с другом понял, что появилась реальная угроза, а когда увидел эту белобрысую вертихвостку, то занервничал капитально. Она совершенно не поддавалась его обаянию, жертвами которой пали многочисленные бывшие Тимура — даже выражала некоторое неприятие, что было совсем уж нонсенсом, — и к тому же явно чересчур тепло относилась к партнёру. Юра вообще никогда не видел, чтобы хоть одна барышня смотрела на Тимура с таким абсолютным и безусловным принятием. Судя по всему, у девчонки наличествовал необычный ум и сообразительность. Необычный для женщин с её внешностью, которая, без всяких сомнений, приводила в восторг ещё больше одичавшего в глуши Тимура.
В общем, ситуация была экстренная — пришлось принимать экстренные меры. Он пригласил мать партнёра (пришлось даже денег дать старой ведьме), чтобы продемонстрировать Нике, как Тимур груб и жесток к собственной родительнице. Зная его прямоту, Юра был уверен, что состоится скандал, в котором друг проявит самую непривлекательную свою сторону. Но Тимура будто подменили — блондинка вертела им, как хотела, и сама при этом старалась оправдать отсутствие у него энтузиазма. Пришлось ретироваться восвояси. А дальше случилось то, что должно было случиться: двое голубков спелись и любовница-дикарка и иностранный жених были забыты. Хорошо, что у Юры остались кое-какие ниточки (вот уж в чём он был аккуратен как никто, так это в сборе информации) — через некоторое время ему удалось найти Витторио Кастеллано и связаться с Саран. Остальное обиженные бывшие возлюбленные сделали сами, Юре осталось только подсказать, как лучше всё обставить.
Он не стал говорить итальянцу про роман между Никой и Тимуром: кто его знает, как он отреагирует, вдруг потеряет интерес? Да и явиться косвенной причиной чьей-то смерти на почве ревности Юре не улыбалось, он ещё не дошёл до такой стадии цинизма.
Зачем он делал всё это, если знал, что, стоит партнёру как следует разобраться, он поймёт, кто дёргал за ниточки — и компанию придётся делить прямо сейчас, до смерти второго учредителя? Да потому, что он привык жить на грани, ему с самого детства казалось, что вот-вот, ещё немножко — и всё наладится, что счастье в одном шаге, только протяни руку… Краешком сознания он даже искренне верил, что Тимуру не нужна эта женщина, что через несколько лет он ей надоест, она его бросит и сбежит куда-нибудь подальше, оставив в очередной раз подыхать от тоски, но прежде они, конечно, успеют состряпать наследника, а Юра потом мучайся. Саран же оказалась вынужденной жертвой — кто-то должен был выманить Нику за ворота, но он сам не желал пачкать руки, надеясь всё же выбраться из этой воды сухим. Глупой бурятской девчонке он строго-настрого наказывал затаиться, даже обещал дурочке, что когда всё утихнет, Тимур непременно её простит и примет назад, но у неё вдруг взыграла совесть. Она сама пошла к своему бывшему господину с повинной, и, конечно, сдала Юру. Он долго злился на себя за этот просчёт: надо было самому проследить за тем, как она спрячется, а он понадеялся, что достаточно запугал её обещанием посадить в тюрьму на всю оставшуюся жизнь за похищение журналистки, если она проболтается.
