Среди его сотрудников были совершенно разные люди: мужчины и женщины, молодые и не очень.

— Где вы набирали персонал для завода? — спросила я, когда мы вышли из производственного крыла в контору и можно было наконец снять изрядно надоевшую маску.

— Кто-то из Курска, кто-то из других городов, младший персонал — из ближайших деревень. Уборщицы, фасовщики и тому подобное. Начальников и специалистов искали через интернет, используя федеральные сервисы. У меня уникальная команда, в ней каждый сотрудник — драгоценность.

Я задумчиво закусила губу. Его заявление импонировало мне: если человек хорошо отзывается о подчинённых, это говорит в его пользу. К тому же, очень интересно, что сами подчинённые скажут о начальнике.

— Хорошо. Я останусь завтра ещё на денёк. Хочу побеседовать с некоторыми из ваших ключевых сотрудников.

Мне показалось, Тимур выдохнул с облегчением. Опять он безобразно непоследователен! То ненавидит и оскорбляет, то умоляет остаться — и всё так искренне!

Дома нас встретил Илья Петрович и сразу повлёк в столовую:

— Давайте пообедаем втроём!

Мы с Тимуром послушно уселись за стол, предварительно вымыв руки. До чего забавно было наблюдать, как этот большой и грозный мужчина склоняется под волей маленького тщедушного отца! Но это отнюдь не вызывало во мне презрение — наоборот, если бы хозяин был столь же пренебрежителен с родителем, как со мной, я окончательно и бесповоротно перестала бы его уважать, а так оставалась надежда на то, что в этом человеке всё же есть что-то хорошее.

— Как вам понравилась фабрика? — дружелюбно поинтересовался Илья Петрович, накинув тканевую салфетку на колени и берясь за приборы.

— О, полный восторг! — абсолютно искренне воскликнула я.

Тимур бросил на меня быстрый недоверчивый взгляд. Я его проигнорировала:

— Всё так… современно. Я и не представляла, что в российской глубинке может работать такое высокотехнологичное производство!

Тимур хмыкнул:

— Представьте себе, за МКАДом тоже есть жизнь…

Я кивнула, не доставив ему удовольствия устроить новый скандал:

— И в пределах МКАДа тоже встречаются островки замшелости. Но я всё равно удивлена и впечатлена той работой, которую вы проделали, Тимур Ильич.

Невероятно, но готова поклясться: его щёки слегка порозовели. Совсем чуть-чуть, но я заметила.

— Спасибо, — выдавил он, но на меня не посмотрел — уставился в тарелку, где плескался вполне цивилизованный крем-суп из шампиньонов.

— К тому же, — продолжила я, уже обращаясь к Илье Петровичу, — вашему сыну удалось собрать замечательную команду. Мне очень понравились люди, которые работают на фабрике, я завтра непременно пообщаюсь отдельно с некоторыми из них.

— Прекрасно, — удовлетворённо кивнул он. — Это просто прекрасно. Я рад и горд, Вероника Львовна…

— Пожалуйста, называйте меня просто Вероникой, а то неловко…

— Мне вы такого не предлагали, — мрачно заметил Тимур.

— Хм… что ж, предлагаю, если вам угодно.

— Спасибо, обойдусь без ваших одолжений.

Я чувствовал себя рядом с Вероникой до крайности странно. Она могла одним словом выбить почву у меня из-под ног, причём это слово могло быть как презрительным, так и восхищённым, и второе сбивало с толку ещё больше. Она раздражала, смущала и удивляла меня без конца. Не зря я считал, что эта женщина — ведьма. Давно меня не подвергали воздействию столь головокружительных чар, даже о работе было трудно думать — я слонялся по своему домашнему кабинету в мучительных размышлениях об этой странной журналистке и её поведении. На самом деле, подумать было о чём: отец ведь сказал задержать её на три дня, а я пока отыграл только один. Что предпринять, чтобы продлить эту агонию ещё на два, у меня не было ни малейшего представления. И как часто бывало в моей деловой жизни, когда возникали подобные проблемы, я решил обратиться за помощью к человеку, которого считал намного более осведомлённым в вопросах связей с общественностью, чем я. К Юре.

— Дружище, ты прям вовремя — я и сам собирался сегодня тебе позвонить! — воскликнул он. Меня всегда удивляла эта фраза своей бессмысленностью. Впрочем, белые люди в целом отличаются привычкой констатировать факты без всякой цели.

— У меня дело, — как обычно, начал я без обиняков. Не люблю лицемерие и пустые церемонии.

— Слушаю тебя внимательно.

— Я тут… кхм… немного облажался с одной журналисткой. Ну, в общем, нагрубил…

— Стоп-стоп-стоп, с каких это пор ты общаешься с журналистами? Мы ведь договаривались, что это моя зона ответственности, именно для того, чтобы не случалось таких вот инцидентов.

— Так получилось… долго объяснять. Лучше подскажи, как это исправить и перевести общение на позитивную ноту.

— Она всё ещё там?

^{- Да}.

— Стойкая дама. Молодая?

— Да.

— Симпатичная?

— Какое это имеет значение?

— Мне просто любопытно.

— Это дочь друга моего отца, он попросил дать ей интервью для какого-то их научного журнала.

— Мм, всё интереснее и интереснее! Хочешь, я приеду и всё разрулю?

— Я думаю, не стоит. Просто объясни, как мне дальше действовать.

— Ну что ты как маленький, Тим? Всё просто: неправильные поступки исправляются обратными поступками. Нагрубил — сделай комплимент. Испугал — обрадуй. Подари ей что-нибудь, девушки это любят.

— Она… очень странная девушка. Не такая, как другие.

— Оо, вот оно что! Тим, ты безбожно меня интригуешь! Она тебе понравилась?

— Да нет же, просто ведёт себя необычно. Не боится меня и не флиртует. Я немного сбит с толку, не знаю, что с ней делать.

Юра усмехнулся:

— Как её зовут?

— Вероника Львовна Виноградова.

— Я тебе перезвоню.

Он не успел — в мой кабинет ворвался белокурый тайфун, метающий гром и молнии:

— Вы! Вы… негодяй..! Лицемер! И вы ещё смеете предъявлять другим обвинения в лживости! Да как вы можете..?

Вероника накинулась на меня чуть не с кулаками — пришлось даже слегка сжать её руками, чтобы немного успокоить. Это ударило неожиданно острым удовольствием в грудь и тут же ядом растеклось по артериям.

— Вероника… Львовна, возьмите себя в руки и объясните толком, что опять случилось! В чём вы меня обвиняете?

— Отпустите меня! Бессердечный живодёр!

Не без сожаления я расцепил руки и закатил глаза:

— Пожалуйста, давайте пропустим эмоциональную часть и перейдём к делу.

— Я готовилась к завтрашним интервью и просматривала материалы в интернете… и наткнулась на статью о пантах маралов. Почему вы не сказали мне, что их спиливают наживую? Что это то же самое, что отпилить оленю ногу, без всякой анестезии! Каждый год!!!

Я выдохнул, тело расслабилось. Тоже мне обвинение! Чисто женская логика…

— А я-то тут причём?

— Из-за таких, как вы, и происходит это регулярное издевательство над животными! Вы бы согласились, чтобы вам каждый год отпиливали руку ради того, чтобы у кого-то почаще вставало?!

— Если бы за это меня каждый год спасали от голодной смерти, а рука отрастала вновь, я бы ещё подумал.

— Голодной… смерти?

— Как только маралы перестанут быть объектом хозяйственной деятельности человека, они вымрут, как зубры.

Вероника немного сдулась и отступила на шаг:

— Всё равно это… жестоко.

— Да, я уже понял, что вы — поборник сферической гуманности в вакууме. В любом случае, если я перестану закупать панты у оленеводов, они не прекратят спиливать им рога.

— Но хотя бы объёмы снизятся!

— Свято место пусто не бывает.

— Пассивная позиция!

— А вы думаете, что когда убивают свинью, чтобы сделать вам стейк в ресторане, то ей не больно? Может, она сама радостно кидается на нож во имя благой цели?

— Тимур, прекратите, вы сделаете из меня вегетарианку!

— Это совсем не обязательно. Рыба не чувствует боли — можете с чистой совестью спонсировать рыбных живодёров.