— Не надо за меня беспокоиться, я большой мальчик. Сам всё решу.

— Ну да, ну да. Ладно, не смею мешать твоему личному счастью…

Моему счастью… поганец прав, я давно не чувствовал себя таким воодушевлённым. Ника ещё зажимается и смущается от моего напора, но принимает поцелуи и другие ласки с удовольствием. И уж совсем никакого сопротивления не вызывает у неё наше общение — мы даже перестали без конца препираться. Да, я уверен, дело за малым… но с этим как раз спешить не стоит… Вот только сдерживаться тяжело. Когда обнимаю её, мозги отшибает напрочь и дикарь берёт верх. Он хочет эту самочку до зубовного скрежета, до искр из глаз. Значит, надо хоть немного соблюдать дистанцию.

В связи с этим я остался обедать на фабрике, а ужин и последующие пару часов мы провели втроём. Ника сидела на диване рядом со мной, но я не обнимал её. Мы до сих пор держали в секрете от отца изменения в наших отношениях. Но примерно через час такого удерживания дистанции я заметил интересный эффект: всякий раз, как Ника обращалась ко мне, она старалась тронуть мою руку, плечо или колено. Эта навязчивая потребность в прикосновении становилась всё очевиднее, и стоило нам покинуть поле зрения отца, как тонкая тёплая ладошка вцепилась в мою руку. Я крепко, но бережно сжал её и мельком глянул на девушку. Её щёчки очень мило зарумянились, а губки маняще приоткрылись — она дышала часто и еле заметно улыбалась.

Я проводил её до комнаты и скорее спросил, чем пожелал:

— Спокойной ночи, красавица?

— Даже не поцелуешь? — удивилась она с лёгкой обидой в голосе.

— А ты хочешь?

— Нет, я просто так спросила! — нахмурилась моя птичка.

Я улыбнулся, наклонился, слегка коснулся её губ губами, как бы дразня. Она притянула меня ближе руками за шею и сама засунула мне в рот язык. Чёрт побери, вот это испытание! Надо признать, всё-таки женщинам присущи садистские наклонности. Если она не желает торопить события, зачем целует так провокационно?

Однако оставаться безучастным у меня терпения не хватало. Крепко прижав к себе, я приподнял Нику над полом, чтобы удобнее было целовать, и с рычанием принялся вгрызаться в её нежные губы, шею, плечи. Девушка слабо попискивала, но не пыталась отстраниться, однако скоро ситуация зашла в тупик: нужно было перемещаться куда-то из коридора, но если мы пойдём к ней или ко мне, грехопадения не избежать. Я же не железный! Так что пришлось срочно изобретать план Б:

— Пойдём-ка прогуляемся, — прохрипел я и потянул Нику за руку к лестнице.

Мы сначала бежали, потом шли, потом еле плелись и в конце концов остановились у беседки в саду. Я накинул девушке на плечи свою куртку, уселся вместе с ней на скамью и, пособиравшись с мыслями минуту, продекламировал:

"Скажи, откуда ты приходишь, Красота?

Твой взор — лазурь небес иль порожденье ада?

Ты, как вино, пьянишь прильнувшие уста,

Равно ты радости и козни сеять рада.

Заря и гаснущий закат в твоих глазах,

Ты аромат струишь, как будто вечер бурный;

Героем отрок стал, великий пал во прах,

Упившись губ твоих чарующею урной.

Прислал ли ад тебя иль звездные края?

Твой Демон, словно пес, с тобою неотступно;

Всегда таинственна, безмолвна власть твоя,

И все в тебе — восторг, и все в тебе преступно!" *

По-французски.

*Перевод стихотворения Шарля Бодлера "Г имн красоте"

— Что это? — спросила я, поражённая до глубины души.

Всё время, что Тим читал стихи, по моему телу сновали мурашки. Его голос звучал так проникновенно, что меня накрывало волной экстаза, хотя я и не понимала ни слова.

— Бодлер, — ответил мой мужчина. — "Гимн красоте".

— Я не знала, что ты говоришь по-французски…

Он усмехнулся:

— Я ведь тоже… сын профессора, забыла? Правда, произношение у меня ни к чёрту — так всегда говорили и батя, и репетиторы.

— Ну, я-то в этом ничего не смыслю, так что впечатление самое благоприятное…

— Тебе понравилось?

— Не то слово!

— Слова можешь оставить себе, а мне подарить что-нибудь посущественнее.

Я улыбнулась. Вот хитрец! Но его настойчивость радовала, потому что буквально час назад он заставил меня сомневаться в своих чувствах. Это глупо и смешно: Тим сделал мне предложение и, можно сказать, признался в любви, но я всё равно успела напрячься от того, что он не пришёл на обед и после ужина не проявил намерения побыть наедине. Тогда-то и выяснилось, что я успела привыкнуть к его вниманию, нежностям, напору. Что они нужны мне не меньше, чем я — ему.

Положила руку на крепкое плечо, потянулась губами к его лицу. Он легко подхватил меня, пересадил к себе на колени.

— Имей в виду, красотка, — хрипло прорычал мой медведь мне в скулу, — что чем ты ближе, тем мне тяжелее… сдерживать животные порывы. Так что будь осторожна…

— Это угроза? — уточнила я кокетливым тоном. Не боялась, что тут поделаешь? И сама уже была бы не прочь пасть и взвалить ответственность за своё падение на его дикарскую натуру.

— Предупреждение.

— Тогда, может, обойдёмся словами?

— Ага, щас! Целуй давай, истомила совсем, чертовка…

Я чуть наклонилась, совсем как он, слегка коснулась губами его нижней губы, втянула её нежно, осторожно — и отпустила.

— Так хорошо?

Он кивнул:

— Продолжай.

— А всё.

Тимур захлопал глазами:

— В смысле — всё?!

— Ну, я стараюсь не будить твою звериную натуру…

— На самом деле, эффект скорее обратный.

— Тебя не поймёшь! — я притворно нахмурилась.

— Понять меня очень просто: хочешь большой и чистой любви — приходи вечером на сеновал*.

У меня в груди всё сладко сжалось и потеплело, оттого что я знала, откуда цитата.

— А если я хочу, но мне стыдно за это, то сидеть тихо в своей комнате, а с тобой видеться только в присутствии отца?

Мой влюблённый медведь принялся утробно ворчать, уговаривая:

— Что тут стыдного? Я нравлюсь тебе, мы взрослые люди…

Его руки принялись блуждать по моему телу, подключая необоримые аргументы. Я спорила из последних сил:

— Я взрослая женщина, которая дала слово…

— Бесчестному обманщику и преступнику.

— Предлагаешь мне уподобиться ему?

— Ты не подобна ему, он на твоём месте и минуты бы раздумывать не стал.

Я непроизвольно представила Витторио в объятиях Тимура и расхохоталась. Очень вовремя: смех помогает сбросить напряжение и возбуждение. Мой дикарь посмотрел на меня с удивлением.

— Ничего, — махнула я рукой. — Не обращай внимания. Ладно. Давай расходиться, — и попыталась оторвать свою пятую точку от его коленей, но у меня ничего не вышло. Мои любимые железобетонные руки крепко ухватили меня за талию и мгновенно усадили обратно.

— Я так и не получил своего восторга за декламацию Бодлера!

Я улыбнулась, погладила его по бородатой щеке — он блаженно прикрыл глаза, чуть ли не заурчал.

— Поверить не могу, что тебе не встретилось ни одной хорошей девушки! — пробормотала я в приятно пахнущую лицевую растительность. — Их полно на свете, а ты такой… мм… в тебя легко влюбиться.

Тимур распахнул глаза.

— Может, я раньше не такой был? Признаться, сразу по возвращении из сибирской ссылки, мне отчаянно не хватало светскости.

— А потом?

— А потом… меня будто прокляли. Да, возможно, что богатство — это проклятие. Оно притягивает только дурных людей.

— Глупости! Ни за что не поверю в это.

Я нахмурилась, думая о том, с чем могла быть связана такая странная тенденция.

— Эй, — Тимур бережно тронул пальцами мою щеку и подбородок. — Не бери в голову. Теперь-то со мной всё хорошо. Я тебя нашёл.

— Не ты, а твой папа, — поправила я его с улыбкой. — А может, даже это мой твоему предложил…

— Если так, он оказал мне большую услугу. — он мягко коснулся моей щеки губами. — Я буду его вечным должником. — Поцелуй в уголок губ. — С удовольствием.