Наконец мы прибыли. Ли встретила нас в гостиной и проводила меня в спальню, сразу принявшись расстёгивать платье.

— Душ, мисс? — спросила она, как обычно. Не знаю, почему бы ей не выучить слово "ванна"…

Меня опять пробрала дрожь от воспоминания о прошлом купании, и я отчаянно замотала головой:

— Ни в коем случае! Уходите. Я хочу отдохнуть.

Женщина поклонилась и поспешно выскользнула из комнаты.

Я надела сорочку, лежавшую на кровати — очень маленькую и состоящую поплам из шёлка и кружев. Не очень-то комфортная одежда для сна, но сейчас было не до поисков футболки. Я уже села на постель и чуть не рухнула на подушку своей завитой накрашенной головой, как вдруг из приоткрытого окна до меня донеслись звуки музыки, а потом крик:

— Нико!

О боже, ну что он ещё там придумал?!

Я сползла с кровати и на носочках подошла к окну. На освещённой фонарями улице стоял Витторио. Он переоделся в другие брюки и рубашку, и был немного похож на цыгана. Рядом с ним стоял паренёк с гитарой. Завидев меня, мужчина сделал знак рукой, и молодой человек ударил по струнам, а потом бегло заиграл смутно знакомую мелодию. Всё прояснилось, когда Витторио запел. Это была "Felicita" — та самая, что он пел для меня в караоке в Милане. И тот самый низкий, бархатный, чуть хриплый голос, от которго щипало в груди и сжималось в животе. Оставаться равнодушной к этому мужчине — поистине сложная задача, особенно если он твёрдо вознамерился меня завоевать.

Я была не единственной слушательницей — из здания напротив повысовывались любопытные лица, кто-то кричал возмущённо, кто-то — восторженно. Некоторые хлопали, но Витторио не обращал никакого внимания ни на первых, ни на вторых — смотрел только на меня, и столько чувства было в его взгляде… Возможно, он действительно по-настоящему любит меня. Как же это всё горько и безвыходно…

Песня закончилась, а Витторио всё стоял, глядя на меня с затаённой тоской. Парень с гитарой неловко переминался с ноги на ногу.

— Браво! Бис! — орали из одного окна.

— Убирайтесь! Не мешайте спать! — доносилось из другого.

— Иди сюда! — позвала я своего несчастного поклонника по-итальянски. Нам всё-таки нужно поговорить.

Витторио появился в гостиной через считаные секунды. Взволнованный, всклокоченный, переполненный эмоциями и надеждами. Мы сели на диван, не в обнимку, но близко друг к другу, я острожно погладила его по предплечью.

— Нам нужен переводчик.

Витторио нахмурился.

— Я имею в виду программу. Смартфон.

Он кивнул и достал из кармана брюк искомое устройство. Я поколдовала над ним немного и всё настроила. Диалог получился долгим, но теперь мы могли достаточно точно выражать свои мысли.

Разговор приводится без уточнений, переспрашиваний и прочих трудностей перевода.

— Витторио, послушай меня, пожалуйста. Только не злись, это нам совсем не поможет. Ты должен понять меня, иначе… это никому не принесёт ни радости, ни удовольствия.

Кивок.

— Я была влюблена в тебя. Искренне и безоглядно. Когда мы познакомились, я была свободной женщиной и никогда тебя не обманывала. Но я ни за что, понимаешь, ни за что не стану любовницей женатого мужчины! Я не смогу себя уважать, если поступлю так.

Это не зависит от того, как вы с женой относитесь друг к другу. Я просто не смогу. Это сделает меня несчастной.

— Нико, как ты можешь говорить такое, если не пробовала? Точнее, наоборот, пробовала жить со мной — и всё было прекрасно.

— Нет, Витторио, это вовсе не прекрасно, а мы с тобой не жили толком — так, курортный роман, не более.

— Не говори так! Для меня всё было и есть более чем серьёзно. Я люблю тебя и хочу прожить с тобой всю оставшуюся жизнь!

— Но ты не свободен!

— Что значит какая-то там бумажка?

— Не только бумажка, Витторио. Семья, друзья, родственники — для них я нвсегда останусь лишь твоей любовницей, содержанкой, вторым сортом.

— Я именно для этого познакомил тебя сегодня с ними! Чтобы ты так не думала.

Злюсь:

— А родители? С ними ты тоже меня познакомишь?

— Отец умер недавно, а мать… что ж, возможно, со временем.

— Господи, дикость какая!

— А мне что прикажешь делать? Смотреть, как любовь всей моей жизни из неё уходит, и сидеть сложа руки? И уходит не потому что я ей не интересен, ты сама только что призналась в любви ко мне! Уходит из-за пустой формальности, от которой я не могу освободиться, но которая не имеет никакой другой власти надо мной, кроме формальной. Дурацкий штамп, Нико!

В запале спора я полезла на запретную территорию:

— И почему же ты не можешь освободиться? Чем это тебе грозит?

Витторио вздохнул:

— Это опасно… для жизни.

— Её родители вне закона?

— Все богатые люди вне закона, Нико. Закон писан для нищих.

— Это я уже поняла… — процедила я сквозь зубы.

— Ничего ты не поняла. Я не стал бы похищать тебя, если бы не знал наверняка, что мои чувства взаимны. Я просто взял на себя всю ответственность за наши отношения, чтобы тебе было легче, чтобы ты не винила себя, а просто наслаждалась жизнью, моей любовью и заботой. У тебя будет всё, чего только захочешь. Ты видела гардеробную? Ожерелье с сапфирами? Я куплю тебе тысячу таких. Я покажу тебе весь мир. Я буду носить тебя на руках и обожать наших детей. Нико, я на всё готов, чтобы ты была рядом.

На глазах выступили предательские слёзы.

— Я не хочу ни платьев, ни бриллиантов, — прошептала я, душа рыдания. — Я хочу быть свободной. Не надо делать за меня выбор и брать ответственность, я уже большая девочка.

— Ты ничего не понимаешь! Никто не сделает тебя такой счастливой, как я!

— Витторио, мне кажется, что я со стенкой разговариваю. Я не такая, как Ребекка.

— Я знаю, что ты не такая. И я к тебе совсем не так отношусь, как Луиджи к ней. Повторю ещё тысячу раз: у нас с тобой всё серьёзно, ты будешь мне женой. Любимой. На всю жизнь.

Я покачала головой:

— Ты сошёл с ума, ты помешался на мне… Неужели ты не понимаешь, что в мире есть сотни тысяч других прекрасных женщин, которые будут счастливы иметь то, что ты мне предлагаешь? Их не нужно будет уговаривать и похищать… зачем тебе эта пожизненная нервотрёпка?

Он невесело усмехнулся:

— Нико, поверь мне, я знал много, очень-очень много женщин. Даже пересчитать не возьмусь, но думаю, их хватило бы, чтобы заселить Римини под завязку. И поверь, ни одна из них тебе и в подмётки не годилась.

Я закатила глаза: что ж за безумие такое?

— О красоте не стану говорить — она настолько очевидна, что не нуждается в объяснениях. Но твой характер, ум, твоя чувственность — я такого никогда не встречал, чтобы все эти качества соединялись в одной женщине. Тогда, в наш первый совместный день в Римини я поверить не мог ни глазам, ни ушам. Точнее, чему-то одному — легко, но чтобы вместе… Я не услышал от тебя ни одной глупости или бессмыслицы за целый день! Ты не жеманничала, не рисовалась, на всё так искренне реагировала… А дальше я совсем покатился по наклонной плоскости. Та поездка по Италии — я никогда ещё не получал столько удовольствия от путешествия по родине. Твои восторги заставляли меня гордиться ею больше обычного. Я постоянно пребывал в эйфории. Конечно, хотел тебя до одурения, но сразу понял, что ты очень особенная девушка и за тобой нужно ухаживать осторожно, не торопить события. А когда всё случилось и ты стала моей, то последние сомнения отпали: ты мой идеал, я влюблён, как мальчишка, и никогда никуда тебя больше не отпущу. Никогда, Нико, понимаешь?

Его красивая и тёплая речь имела пугающий финал. Всё бесполезно, его зациклило на мне, он словно заболел…

Я не знала, что ещё сказать, как убедить своего похитителя, что так он ничего не решит. Я не могла предугадать, как повлияют на него мои намёки, но и сдаваться не собиралась. Сейчас мне казалось, что минута отсрочки может спасти всю ситуацию.