* * *
Оля жила с Меркаловым? Позже Костя вдруг припоминает, что слышал, у Игоря нет своей квартиры – тот живет в московском общежитии.
«Да уж. Тоже ж причина – что Оля скоро оттуда и уехала………………………»
* * *
…Все чаще у Левашова мелькает в сознании манящая цепочка, все чаще, ближе к вечеру:
Ну извини, я не живу с тобой!.. Да если б меня лю-би-ли, я б на две работы пошла!
«Значит, она хочет отношений… – Я мог бы поинтересоваться тобою, как…
Вот только не надо мною как девушкой интересоваться! У меня есть молодой человек!
Ну хорошо. Будем просто друзьями – и все. Я не хочу создавать никакой конкуренции Меркалову…
Чего тебе надо? Я тебе звоню на работу!!.. Я… Я и туда звонила ну так что?!.. Я сейчас занята», – она обрубает Меркалова и возвращается разговаривать с Костей…………………………………………………………………………
……………………………………………………………………………………….
«Я не хочу с ней отношений, меня не влечет к ней…»
Наконец, он звонит ей домой, как договаривались.
– Привет! – говорит она.
– Привет, как дела?
– Да все нормально, как ты?
Он облегченно вздыхает:
– Да все вроде бы нормально у меня… Работал сегодня весь день. А вчера после нашего разговора я отрубился конкретно.
– Спать пошел, да?
– Да. А ты что делала сегодня?
– Да как всегда. Днем в институте, вечером – в лабе.
– Ага! – рассмеивается Костя. – Да уж какие могут быть новости – всего один день прошел…
– Слишком религиозных людей я не очень понимаю. А по правде сказать – совсем. Соблюдать догмы… нет, это совершенно не мое.
– Да, да, я понимаю тебя, – соглашается Оля.
– Любой священник станет отрицать, что за этим – ограниченное мировосприятие. Но… – Костя слегка останавливается.
– А я сама… я, конечно, всегда старалась верить в Бога… но когда я смотрю на падших людей… и если человек, скажем, принимает наркотики и у него уже абсолютная деградация, тело отказало… мозги атрофировались – он ведь в этом случае, продолжая принимать, сам уже не может себя остановить – ничем. Даже теоретически – никакими догмами. Бог не должен был бы такого допустить, – серьезно заключает Оля.
– Ну… в общем, да, – соглашается Костя. – И окружающие – тоже не могут.
– Вот то-то и оно… Я как-то видела – показывали ломку наркомана по телевизору… А еще иногда… – прибавляет Оля. – Я думаю о людях, которые депрессией страдают. Я имею в виду настоящей. Ведь это слово часто употребляется – а ведь даже не знают, что это такое в действительности. Когда человек вообще уже не может ни улыбнуться, ничего.
– До такой степени?
– Конечно.
– Ясно. У тебя есть какой-то знакомый, страдающий депрессией?
– Нет, но просто…
– Понятно.
Костя тут же начинает думать о своем состоянии… «Нет… у меня ничего такого. Я не болен. И я кое-что знаю… о божественном вмешательстве? Скорее, о том, по какому закону развивается всё вокруг. Я расскажу Оле потом». Спрашивает:
– Ты в своей лаборатории… изучаешь болезни?
– Там все фундаментально, Кость, – такая интеллигентная теплота в ее голосе…
Левашов вдруг ощущает жуткий прилив теплоты и в себе – непонятно даже, из чего.
Детский голос Оли… «На самом деле, она наверняка очень разносторонняя? Она ходит в кино? Может быть, летом она катается на велосипеде?.. Это замечательно».
– Слушай, а чего это мы так грустим!
– Да уж, – Оля тоже рассмеивается.
– Вот знаешь, что… я в детстве так любил в бадминтон играть! Меня никто не мог обыграть. Вообще – реально никто. Я всех – фиу-фиу. Я и сейчас люблю… Только редко удается… Умеешь?
– Нет, не очень, наверное…
– Я играл у себя на даче… а еще мне нравится керлинг.
– И где тебе удается в него поиграть?
– Не, я его только смотрю…
– По телевизору?
– Нуда. И знаешь…
«Я будто специально, специально наговариваю дружбу», – у Кости это чувство… оно в чем-то приятное. «Это из-за того, что я услышал ее ругань с Меркаловым вчера! Сейчас Оля не хочет отношений, но может… я тоже не хочу. Будем общаться по-дружески».
И ему хорошо, тепло и естественно от этого. И Оля все понимает – «ей просто хочется общаться, и мне надлежит так вести себя…»
Оля как бы выправила его – вчера. В определенный настрой.
«Но мне от этого только хорошо!»
– Господи, как все-таки здорово, что мы общаемся! – от всего сердца произносит он. – Как я рад, что мы наконец-то…
– Я тоже, Кость.
– Жалко только, что повод не слишком… ну, сама понимаешь. Все эти козни Уртицкого… но мне, на самом деле, гораздо лучше – теперь, когда мы… С другой стороны, ты же понимаешь… я все равно не перестаю думать обо всей этой мерзости. Так меня подставил Левченко… Нет, ты представляешь, да?.. Нет, я просто реально никогда еще не видел такого прямого предательства. И… – Костя опять презрительно наморщивается, начиная повторять Оле: – Какой же все-таки прохвост Уртицкий!.. Вот урод! Нет, ты видишь, Оль, да? Он, главное, что… он всегда так и делал, Оль, понимаешь? Пока ты ему нужен, всю задницу оближет. Но чуть только не по его, он сразу все растопчет в полный ноль. Будто и вообще ничего хорошего не было за годы. В самый ноль, в самый. Будто никаких людских отношений, никакой работы. Вот гнида! А я столько сделал, понимаешь? Столько пахал, всем пожертвовал, сил в это вкладываю немерено – и теперь вместо того, чтоб просто мне помочь… чуть не по его – все! Вот ты именно на это обрати внимание, Оль! Вот именно на этот момент… – Костя, поднимая руку, соединяет три пальца возле лица.
– Да, понимаю, – отвечает Оля.
– Когда надо просто помочь человеку – так издеваться! И все это заметь под предлогом, что он знаток жизни, старший. Воспитатель нашелся, гнида! Я должен встречаться с этой девкой – представляешь? – он чувствует, что в этот момент так проникнут негодованием, что говорит Оле просто как другу… и это важнее всего сейчас!! Сказать ей как другу. Именно так, открытым текстом.
– А на деле же под этим он просто хочет…
– Да, да, да! Просто прицепиться ко мне. Я такие цели для себя ставлю и вместо того, чтоб просто помочь и поддержать… он какую-то ничтожную интригу закрутил. Понимаешь, да?.. Но… Я все равно, не смотря на все на это… уверен, что все сойдется в этот раз.
«Дождемся ответа, ладно?» – Оля будто поставила доброе условие. И он как старается приблизить своими словами… отношения? Ему чуть неловко – все ведь должно быть естественно. В премии чтоб победить и…
– Да, я тоже на это очень надеюсь, Кость.
– Спасибо! Фу-у-ух-х-х…
– Что ты так выдыхаешь?
– Просто от облегчения. Что меня кто-то понимает. Честно!.. Все сложит
ся – я уверен! Ибо все же должна быть какая-то… ну справедливость, да. И я тебе говорю, я смотрел других претендентов на эту премию – они гораздо слабее меня… Ладно! – он восклицает, уходя из неловкости. – Вот что я тебя еще хотел сказать… Знаешь, у меня есть друг – совершенный материалист. Но не поверишь, мы отлично общаемся! И это настоящий друг, мы в институте познакомились…………………………………………………………………
……………………………………………………………………………………….
– Ты столько читаешь – просто удивительно, сколько я всего не читала… – произносит Оля спустя где-то час, – Но на самом деле, и желания особого нет.
– Ну-у…
– Нет-нет, я знаю, что это очень плохо. Я прочитаю обязательно.
– Не надо, если не хочешь. В любом случае: Чарльз Стрикленд Моэма – это Гоген. Это все знают.
– Зато я так засиделась на лекциях, заработалась в лабе… – она цокает. В ее глубоком, напевном голосе слышится грусть.
– Ты говоришь так, будто… это все возня какая-то мышиная.
– А что, разве нет? – подхватывает Оля, начиная смеяться.
– Да, вот это да! Ха-ха-ха! Это я, конечно, удачно сравнил!
– Ты действительно не с подтекстом сейчас сказал про мышиную возню? – Не-а!..
