Денис быстро обошел клен, стараясь найти лист среди наслоений… нет, уже ничего не видно.

– Что ты говоришь? – он обернулся к Марине.

Она смотрела на него и не отвечала.

Гамсонов с увлеченной улыбкой присел возле трубы. Она протягивалась куда-то дальше вперед, за клен, а здесь на конце слегка заворачивала вправо от рельсов. Текущая в посадку вода рассекалась железными прутьями на несколько резных струй, в которых дрожали как от холода те же расплетенные «шелковые шнурки», – что и на зеленом клене…

– А знаешь, – он выпрямился и оглядел все вокруг. Всю даль. – Из этого города получится прекрасный аттракцион… Думаю, если бы я попал сюда на десяток лет раньше, у меня бы получилось сделать! Я мог бы придумать квест, а потом странно обнаружить здесь все необходимое для его легкого воплощения.

Косые лучи не доставали до водяных струй возле трубы – откуда взялись эти золотистые «шнурки» внутри?

– «Нарушенность», говоришь?… Это именно то, что нужно.

– Вот, ты нашел свое… Знаешь, еще не все потеряно. Постарайся, дострой – а почему нет?

– Ты так думаешь? – серьезно осведомился Гамсонов.

– Да. Смотри, – Марина опять ткнула пальцем, на сей раз выше граненой буквы, – это небо?

Гамсонов посмотрел на большой голубоватый прямоугольник, пририсованный к букве.

– Не знаю. Это может быть что угодно.

– Мне кажется, это небо… фрагмент неба – знаешь, этот цвет… я почти уверена… он точно такой, как был на том диске. Небо над тремя высотками.

– Пф-ф-ф-ф… как ты напоминаешь мне одного моего друга! У него – богатейшее воображение. Вас прям познакомить надо!

– Ты это к чему?

– Нет-нет, я просто… он тоже как-то раз увидел небо на плакате, возле входа в магазин с бельем и а-а-а… – Гамсонов вытаращил глаза, изображая Костю. – Вылупился и говорит: мне хочется раствориться в этом кусочке неба.

– Занятно.

– Да уж, не то слово… только все эти мысли доставляют ему массу страданий и самобичевания, – усмехаясь заметил Денис. – Я все ждал, что он встанет на путь истинный, но это, похоже… безнадежно. Ну а может и не надо ему становиться другим. И жить такой жизнью, как я живу – не надо, наверное… не знаю, – он покачал головой. – Но я говорю: если б он сейчас услышал о квесте, то такую б философию развел!

– А кто он? Расскажи.

– Да ладно, это неважно. Потом как-нить расскажу.

– Ну как хочешь.

Гамсонов подошел к Марине, постоял совсем немного, рассматривая буквы; спустился на гравий, вошел в тоннель.

– Денис… – тут же почему-то инстинктивно позвала Марина.

Будто боялась потеряться.

Она последний раз взглянула на рисованное небо и спустилась в тоннель…

Снова ей показалось, что она может отказаться от всего, чем жила раньше. Когда входила в облекающий мрак.

Только теперь это было мимолетным и по-детски испуганным. И свет позади обратился в гулкую, фонящую песчинку времени – Марине стало тревожно за спиной… а затем шорохи гравия, отдававшиеся по стенам, рассеяли песчинку в тысячи других.

Буквы-граффити на стенах были уже выше человеческого роста, огромными и торжественными. Черно-золотистыми и белыми.

Запах рельсового масла стал таким сильным, что до странности приятно одурманивал.

Гамсонов стоял вдалеке, на рельсе и рассматривал одну из букв.

– Денис… – снова позвала Марина. Эхо раскатилось – к высоченному потолку.

Он обернулся… И снова увидел Марину такой, какая она представилась ему, когда он подходил к дому около месяца назад. Заколотые белокурые волосы с застывшими оранжевыми искрами на отставших прядях… девушка остановилась в начале тоннеля и смотрит на него, улыбается… взглядом. И влечет к чему-то – ты готов?

Глаза, едва видные из-за темных очков, но он угадывает их светлый оттенок за стеклами, которые отсвечивают темно-красным; точно под цвет куртки.

Теперь еще и красная куртка… А волосы – заколоты. Как и в первый раз. «Нет, это не Марина». Снова мелькнуло в голове Гамсонова – уже уверенно. «Сейчас там стоит не она».

Теперь он хорошо видел различия. Одно как бы накладывалось на другое.

Но он почувствовал, что эти два лика… так и останутся для него неразрывно связанными. И каждый раз, когда он будет вспоминать об этом странном, влекущем представлении, неизбежно будет думать о Марине. Что она просто немножко другая…

Немножко непохожа на себя…

– Денис, что случилось?

Марина удивленно смотрела на Гамсонова…

Он вдруг понял, что стоит прямо перед ней и вглядывается в ее лицо.

Они стояли в начале тоннеля.

– Ничего…

– Ты будто кого-то другого увидел.

– Что?

– Я говорю: ты будто не узнаешь меня или что?.. Ты бы сейчас поглядел на себя…

Марина расхихикалась, посверкивая зубами. Приложила ладони к губам.

– А что со мной такое?.. Пошли, – он манил ее от тоннеля – обратно.

– Отец всегда строго-настрого запрещал мне даже приближаться к тоннелю…

Гамсонов опять остановился у зарешеченной трубы. Он внимательно смотрел на текущую воду. Закат теперь освещал ее, наполняя жидкой оранжевой пеной, странно пробуждавшей жажду.

– Между прочим… – сказала Марина, – это вода из реки, на которой живет доктор Карпов.

– Доктор Карпов? – Денис удивленно взглянул на нее.

– Автор книги «Лечение водой», помнишь?

– Как… Он что, отсюда? Из этого города?

– Да, он живет неподалеку.

– Я-то думал он где-то… фью… далеко, – Гамсонов махнул рукой.

– Нет, он живет прямо здесь. У него своя поликлиника, уже много лет. Но говорят, он в ней вообще не появляется. С тех пор, как написал книгу и устроил дела. Короче, он теперь только наблюдает за своими делами.

– Но почему?

– Этого никто точно не знает. Он живет возле реки, – повторила Марина. – Но она не очень близко отсюда. Километров десять, не меньше. И вода в ней – чистейшая… Слушай, ты действительно веришь во всю эту чушь, которая написана в книге? Или просто хотел быть повежливее с моей матерью?

– Ну… то, что вода помогает от болезней? А почему бы не верить?

– Ну конечно, это взгляд на медицину и всякое такое. Или… ну как это называется, короче… – она говорила уже болтливо и вращала рукой перед собой – Но это все какая-то трехомуть. Моя матушка совсем свихнулась на этом.

– Разве это так? Ты просто уже это далеко не в первый раз говоришь… – возразил наконец Гамсонов. – Твоя мать, по-моему, так спокойна. Так уверена в себе.

Марина хотела сказать: «Но я то ее, наверное, получше знаю». Но как-то…

– Для твоей матери все сходится, у нее все хорошо, – продолжал Гамсонов. – Я видал свихнутых… И она о-о-очень на них непохожа… она о-о-очень даже нормальный, уверенный человек. И ей не на все наплевать. Наоборот. Так что мама у тебя… вообще просто выдающаяся.

– Если это от воды, то это точно шизофрения, – Марина прыснула. А потом прибавила после паузы: – У матери теперь еще новое увлечение, как ты знаешь.

– Ты про светильники… бра?

– Ну естественно. Сделала из квартиры дворец съездов.

– По-моему, они такие классные, разве нет?

– Да, ты прав, они очень классные, – признала Марина, кивая.

Гамсонов вновь вспомнил это постоянное ощущение зеленого простора, которое возникает, когда смотришь на бра… влекущая свежесть поляны… и в них словно всегда стоит солнечный день – даже ночью; и хочется отдыхать.

Кажется, это так легко – проникаться каждой зеленой травинкой. Все как живое.

Наталья Олеговна теперь часто зажигает светильники по вечерам.

– Слушай, а в поликлинике Карпова все лечатся водой? – спросил он.

– Я не знаю… А почему тебе интересно? Только не говори, что хочешь присоединиться, – она косо поглядела на Гамсонова.

– Да не. Но человек добился успеха, открыл свое дело, и это приносит деньги. Это любопытно. Кроме того, я за здоровый образ жизни.

– Да что ты говоришь! – шутливо-ехидно поддела Марина.

Гамсонов кивнул на дорогу, поворачивающую в лес.