— Боюсь, — с сожалением в голосе продолжала Марголотта, — расположение лорда Ветинари не способно подарить вам иных благ, кроме материальных. Человеческий век краток, годы берут своё. При этом дорогой Хэвлок, хоть и пытается отрицать это перед самим собой, довольно ревнив, так что если вы, принимая его благосклонность, захотите ощутить иные радости жизни — в иной компании, это будет для вас проблематично или даже опасно. К тому же такая честная девушка, как вы, безусловно не сможет жить во лжи, и всё это может кончиться печально.

До Гленды не сразу дошло, что, собственно, ей пытаются сказать. А когда дошло, пришлось резко развернуться, чтобы не рассмеяться собеседнице в лицо. Годы, значит берут своё, как же! У всех бы они так брали…Впрочем, даже если бы это было правдой, Ветинари хватило бы и пальцев, чтобы обеспечить те самые “радости жизни”, на которые намекала Марголотта. Но нельзя же (даже если очень хочется) отвечать ей именно так. Ветинари почему-то решил изображать перед ней импотента. Может, чтобы проще было уйти из её кошачьих коготков, в любом случае, Гленда не собиралась разрушать его прикрытие.

Она сделала вид, что потрясена и возмущена этими словами, и когда развернулась, старалась смотреть на Марголотту обиженно.

— Во-первых, с чего вы решили, мадам, что у меня нет иных возможностей преуспеть, кроме как пользуясь подобной “благосклонностью” патриция? А во-вторых, позвольте вам заметить, что даже если бы такая проблема возникла у человека, к которому я испытываю эту самую “благосклонность”, это не стало бы препятствием. В вашей собственной библиотеке есть целые тома, посвящённые тому, как эти препятствия можно обходить.

— О, значит, вы всё-таки не отказываетесь от мысли, что благосклонность патриция может вас заинтересовать?

— Я не отказываюсь от мысли, что моя личная жизнь останется моим делом, — отрезала Гленда. — В Убервальде с понятием личного туго, я помню, но мы, к счастью, в Анк-Морпорке, здесь любопытных соседей и прочих доброжелателей посылают к чёрту и не делают из этого драму.

— Что ж, похоже, вы весьма уверены в своём решении, — леди Марголотта улыбнулась, — надеюсь, вам не придётся об этом пожалеть. Ещё раз поздравляю вас с получением титула и желаю всего наилучшего, — она развернулась к выходу и уже через плечо добавила: — И всё же позволю себе сказать вам на прощание: до скорой встречи.

— Всего хорошего, — отозвалась Гленда мрачно.

Она надеялась спокойно выдохнуть, когда шелест чёрного платья стихнет, но не успела выйти Марголотта, как навстречу ей зашёл Натт. Сговорились они что ли? Впрочем, вполне возможно, да — именно что сговорились. Но Гленда не собиралась сдаваться. Первым порывом было выставить Натта прочь, не разговаривать с ним, как он не стал разговаривать с ней после идиотского ультиматума Марголотты. Однако Гленда заставила себя сделать глубокий вдох и улыбнуться ему. Между ними было много хорошего, а значит, расстаться тоже нужно хорошо. Хотя бы попробовать.

***

— Я думал, что смогу убедить тебя вернуться, — сказал Натт печально, закончив поздравительную речь по поводу глендиного графского титула и передав ей свёрток с микрокольчугой и другими её вещами. — Но теперь вижу, ты тут на своём месте. Намного больше, чем была в Убервальде.

— Да, — кивнула Гленда. — Так же как ты — на своём месте там, в горах.

— Это… грустно, — хмурясь вздохнул Натт. — То, что наше призвание не позволяет нам быть вместе.

— Грустно то, что ты так ничего и не понял, — Гленда старалась говорить мягко, но осторожно выбирать выражения ей не хотелось. Хотелось ясности. — Дело не в призвании, Натт. Если бы это было то самое… Настоящее… Если бы мы действительно не могли жить друг без друга, никакое призвание этому бы не помешало. Ты перестроил бы свою жизнь так, чтобы я могла следовать своему призванию, я сделала бы то же для тебя. А я ведь так и сделала, когда поехала в Убервальд с тобой. Но ты… Ты почему-то решил, что призвание есть у тебя одного, или что моё призвание совпадает с твоим, ты даже не задумывался, в чём оно, это моё призвание. Я, конечно, сама виновата, что об этом не думала, но ты — ты мог хотя бы обращать немного больше внимания на то, как и чем я живу, пока помогаю тебе добиваться твоих побед. Но ты был слишком озабочен тем, как встроиться в общество убервальдских крестьян: ах, что они подумают — об орках, о тебе, о нас. Если ты пришёл предложить мне вернуться, лучше не трать время. Убервальд был моим кошмаром, я не могу вспомнить ничего — даже из того, что было между нами, — что заставило бы меня по нему скучать. Я не вернусь.

Натт опустил глаза и съёжился так, что костюм на нём обвис жалкими тряпками.

— А если бы… Я догадываюсь, каким будет ответ, но не могу не спросить, — он выпрямился и посмотрел Гленде в глаза. — Если бы я сказал, что готов вернуться в Анк-Морпорк. Открыть свечную лавку, помнишь, как мы мечтали, когда были в Щеботане.

Гленда вздохнула и отвела взгляд.

— Ещё пару лет назад это могло бы сработать. Наверное, — честно ответила она. — Но теперь — определённо нет. Я слишком многое помню. Как ты — пусть не словами, молчанием — оказывался не на моей стороне, когда мне нужна была поддержка. Я бы и хотела это забыть, но уже не смогу. Мне жаль.

Она готова была расплакаться, глядя на то, каким несчастным выглядит Натт, но понимала, что если сейчас пожалеет его, потом будет несчастлива сама.

— Прости, — вздохнул Натт, отступая. — Я бы хотел сказать, что знай я, к чему это приведёт, поступил бы иначе, но… Не буду врать. Я поступал так, как целесообразно для моего народа.

— Тогда тебе лучше к нему вернуться, — твёрдо сказала Гленда, быстро ушла в свою небольшую подсобку и закрылась там на ключ.

***

Гленда не знала, сколько она просидела, глядя в пустоту, но, наверное, достаточно долго, потому что стих не только шум бала, но и звуки уборки, которую проводили в кухне после него. Должно быть, там было совсем безлюдно, поняла она, когда увидела, как в щель под дверью просунулся листок со знакомым убористым почерком.

“Достопочтенная графиня!

Если вы всё ещё в настроении для перевоспитания тиранов путём, как вы выразились, славной анк-морпоркской традиции обдирания ушей, в вашем распоряжении имеется как минимум два (уха, не тирана). Время предложения ограничено пятью минутами. Отсчёт пошёл.

P.S. стратегический подход к сковородкам и скалкам я перекрыл, ибо не могу позволить командору Ваймсу вас арестовывать, у него много других важных неотложных дел.”

Гленда помимо воли рассмеялась. А когда открыла дверь, с трудом подавила желание броситься патрицию на шею. Боги! Только увидев его здесь, в привычной кухонной обстановке, она по-настоящему поняла, как сильно тосковала по нему всё это время.

— Ну где там ваши уши, — она говорила весело, но недавние переживания дали о себе знать хрипотцой в голосе. — После сегодняшнего я имею право по крайней мере вас за них оттаскать.

— Вы расстроены, — констатировал патриций без тени улыбки.

— Нет… Немного, — с неохотой признала Гленда. — Не хочу это обсуждать.

Патриций кивнул и склонил к Гленде голову. Гленда осторожно потянула его за кончики ушей. Прикоснуться к нему даже так — микроскопически — было чертовски хорошо.

— Вы всё ещё сильно на меня злы? — спросил Ветинари, подняв голову.

Его глаза оказались внезапно очень близко. Так близко, что Гленда поняла — если немедленно не отойдёт на пару шагов, не выдержит и опять набросится на него с поцелуями. А сейчас для этого было не время, хотя бы потому, что где-то в замке по-прежнему оставалась леди Марголотта. Не хватало только, чтобы она застукала их с Ветинари трахающимися на кухне — явно же поцелуями, если что, дело не ограничится. Гленда поспешила отойти от патриция на безопасное расстояние. Внутри у неё всё горело — тело прекрасно помнило, какое удовольствие испытало благодаря Ветинари в прошлый раз и очень хотело его повторить.

— Как ваша поездка? — спросила она светским тоном и, чтобы занять руки, принялась намыливать грязную тарелку. На балу подавали только лёгкие закуски, и посуду оставили в раковинах до утра. Отмыть её не составило бы труда и позже, но времени на такую гору должно было уйти немало, так почему не начать сейчас?