Душ заполнял нишу в стене и был единственной новой вещью в доме – старая викторианская ванна на ножках вышла из строя и требовала замены. Стеклянный корпус душевой кабины выглядел великолепно, когда был чистым, но удерживать мыльную пену на кафельном полу было нелегко. Но в конечном итоге, Лидия воспользовалась шваброй и спреем «Оксиклин»…

Ого, она реально пыталась отвлечь себя глупым разговором.

Несмотря на то, что ее либидо явно нуждалось в холодном душе, Лидия удостоверилась, что вода была горячей, прежде чем войти в кабину… и, о Боже, это было чудесно. Встав под струи воды, она опустила голову и позволила теплу окутать ее. Когда она беспокойно подумала о том, сколько воды осталось в баке в подвале – ну, на случай, если Дэниэл захочет насладиться чудом цивилизации – то принялась намыливать голову шампунем и сурово натирать себя щеткой, как называл это ее дедушка. К тому времени, когда она вышла на коврик для ванной, она частично ожила. Без сомнения, это продлится недолго, но она попробует успеть насладиться внутренним подъемом, пока он длится.

Обернувшись в халат, она завернула волосы в полотенце, почистила зубы и сказала себе, что побрила ноги только потому, что пришло время.

И не потому, что планировала перед кем–нибудь раздеться…

Чушь, она об этом не думала.

С помощью полотенца для рук Лидия удалила конденсат с зеркала над раковиной. Ее лицо выглядело осунувшимся, а мешки под глазами были такими выраженными, словно у нее была сенная лихорадка. Не слишком сексуально, и у нее возникла мысль, что ей пора завязывать с подобными фантазиями.

Кроме того, даже если в остальном в ее жизни все было нормально, существовали правила: традиции дедушки, как и всегда, были тяжелым грузом для нее. И оба раза, когда она шла с ними в разрез, она не могла сказать, что ночь так называемой страсти впоследствии стоила чувства вины.

Хотя с Дэниэлом она чувствовала, что это будет более чем справедливый обмен ...

Глядя на свое отражение, казалось, что между ней и тем, что она видела, поднялся туман. Изменилась ли она как–то в результате того, чему сегодня стала свидетелем? Того, что сделала?

То же самое, что войти в кухню и обнаружить, что все выглядит не так, хотя на поверхности ничего не изменилось.

Дрожащими руками она потянулась к шее, и нашла застежку на своей золотой цепочке. Освободив крючок, Лидия сняла медальон, подаренный дедом, и положила его в корзину, в которой хранились ее расческа, пинцет, ножницы и пилки для ногтей.

Она не может носить его прямо сейчас. Не с мыслями о Дэниэле.

Но как только настанет утро, она наденет его обратно.

Забавно, что продолжаешь следовать правилам, на которых вырос, даже будучи взрослым. Как будто они проникли в самые кости, которые вытянулись до взрослого роста.

Лидия открыла дверь, и ее сердце забилось быстрее, а от скрипа петель у нее покалывало кожу… но не от страха. От предвкушения.

Несмотря на ярлык «друзья».

Или что–то еще.

Сделав глубокий вдох, Лидия полностью открыла дверь и остановилась… и, застыв на пороге, она поняла, что ее убеждения держаться подальше от этого человека жили недолго. Пуф! Исчезли, как ни в чем не бывало.

Она должна была это понять, когда сняла кулон.

Лидия вышла в коридор.

Когда ее взгляд вернулся к дверному проему гостевой спальни, она подготовила объяснение, причину, которая казалась конкретной и ответственной, объяснение тому, что она хотела его. И не в будущем. Не в фантазии. А здесь и сейчас.

– Дэниэл? – мягко произнесла, проходя в комнату.

В другом конце комнаты, он растянулся на огромной кровати, его тело было таким длинным, что приходилось согнуть колени, чтобы удерживать ноги на матрасе. Он сложился на подушках, головой упираясь в батарею и скрестив руки на животе. С закрытыми глазами, он выглядел мертвым.

Словно лежал в гробу.

Тихонько, на цыпочках Лидия подошла к изголовью кровати. Когда он бодрствовал, то был таким жизнерадостным, мужественным и сильным, что проявляя чуть меньше энергии… он казался истощенным до состояния комы.

Она представила его в той палатке в лесу.

И была рада, что у него есть крыша над головой, и ему было сухо и тепло.

– Спокойной ночи, Дэниэл, – прошептала она.

Лидия резко села на кровати, сердце колотилось в груди, ее вздох эхом отражался в ее безмолвной комнате. Нащупав лампу на тумбочке, она включила свет… и моргнула, ослепив себя.

Спустив ноги с кровати, она встала босыми ступнями на пол и наклонилась вперед. Когда ее глаза перестали болеть, она прислушалась к шагам. Разговорам. Как на лужайке гаснет свет. Машины…

Стон был тихим и далеким, но он вернул ее в вертикальное положение. Подбежав к двери, она распахнула ее и высунулась наружу.

Тогда она снова услышала звук. Тихое выражение боли. Из гостевой спальни.

Она побежала по коридору, свет сверху осветил пространство и падал на кровать, на Даниэля: на одеяле, которое он смял, ерзали его ноги, как будто он бежал во сне, голова его раскачивалась взад и вперед на подушках, одной рукой он сжимал простынь в кулаке так сильно, что она тряслась. Его рот был открыт, грудь вздымалась и опускалась…

– Дэниэл? – позвала она. Затем громче: – Дэниэл…

Как только она это сделала, мужчина резко выпрямился, но когда его глаза встретились с ее, он не видел ее; в его взгляде не было узнавания, когда его веки распахнулись, а лицо вытянулось от ужаса.

– Дэниэл, – Лидия подошла к нему. – Дэниэл, все в порядке, ты…

– Я не могу дышать. – Его рука отпустила одеяло и легла на грудь. Когда он выкрутил футболку, в которую переоделся, его лицо повернулось к ней, его непроницаемый взгляд, наконец, остановился на ней, хотя он, казалось, не понимал, кто перед ним. – Я…

– Ты дышишь.

– Да?

– Да, вот. – Лидия положила руку поверх его собственной. – Видишь? Ты вдыхаешь и выдыхаешь. Ты в порядке.

– Правда?

– Клянусь тебе. Давай дышать вместе.

Теперь его взгляд сцепился с ее, будто она была единственным, что удерживало его на планете, словно гравитация решила забыть о нем, и он боялся, что его унесет в космос без нее.

– Я не могу дышать... – задохнулся он.

Без предупреждения Дэниэл обрушился на нее сверху, всем своим телом. Он был таким большим, что ей с трудом удалось удержать его, когда он повалился вперед… и ей пришлось забраться на кровать, иначе бы она его уронила. Мгновенно его тяжелая рука обняла ее и притянула ближе. Затем он свернулся калачиком в позе эмбриона. Его трясло так сильно, что изголовье кровати стукалось о стену.

Устроившись удобнее, она притянула его голову к своей шее и гладила его густые волосы.

– Ш–ш… Я рядом. Просто забудь об этом, все пройдет. Что бы то ни было, это пройдет...

– Я не могу, – прохрипел он.

– Да, ты можешь, – прошептала Лидияя. – Отдай это мне. Отпусти и отдай мне.

Он издал такой стон, словно откололась частичка его души, и теперь, брошенная и потерянная, она кричала во тьме судьбы, пытаясь найти путь назад.

– Отдай это мне, Дэниэл. Я достаточно сильна для твоего бремени. Я могу вынести все. Поделись со мной своим бременем…

– Я не могу дышать.

– Ты дышишь.

– Я не могу дышать, немогудышатьнемогу… она не дышит. О боже, она не дышит...

– Расскажи мне.

Какое–то время он молчал, и только резкие вдохи наполняли весь дом, окружающий мир. А потом, когда Дэниэл наконец заговорил с ней, его слова звучали словно стук копыт, и они топтали расстояние между его прошлым, где он был одинок, и настоящим, в котором они были вместе.

– Она в воде. Она упала с моста в реку. Ее голова под поверхностью. На улице темно, я не вижу, где она... течение быстрое ... вода мутная... не вижу… прыгаю. Я прыгаю. Я попадаю в холодную воду. Она твердая, как камень, и она... у меня во рту и в носу. Я задыхаюсь... я плыву. Я зову ее по имени ...

Теперь он задышал еще тяжелее.