– Не нужно, мне совсем не холодно! – попыталась я возразить, но вмешался Северский, положив руку мне на плечо.

– Оставь, ты и правда дрожишь, Шелест.

– Но как же вы? – ситуация выходила крайне смущающая.

– Я не мерзлая, – улыбнулась она, – к тому же мы на машине.

– Эй! Вы же не собираетесь уйти? – вмешалась Софа и вдруг подергала меня за руку. – Зииина, ну попроси братика остаться! – не знаю, почему она решила сделать меня слабым звеном в обороне Северского, но я и близко не обладала возможностями управлять его желаниями. Иначе, он бы вообще меня сейчас не сопровождал. – К тому же мы с тобой не познакомились даже! Если ты из-за моих слов про мрачность обиделась, то извини, я правда не хотела! Ну останьтесь!

– Софа, не канючь! – оттащил Северский от меня свою сестру. – В другой раз познакомитесь.

Интересно, а вопрос про девушку был сознательно проигнорирован или просто затерялся в гуще разговора?

– Как насчет ужина в следующие выходные? – внезапно вмешалась Валерия Дмитриевна. – Соберемся семьей... И ты, Зина, приходи, конечно, заодно и познакомимся!

Кажется, родственники Северского были не в курсе реальной обстановки дел в его личной жизни. В этом было мало удивительного, учитывая не особо открытый характер парня, но много плачевного для меня – слишком много нужно было объяснять и опровергать.

– Я не…, – начала было я, но меня банально прервали, игнорируя желание защитить правду.

– Но до следующей недели капец как долго! – снова запричитала Софа. – Давайте сегодня?!

Однако же разговор обещал затянуться, а время поджимало. Я посмотрела на Северского, и он без слов понял мою тревогу.

– Нам пора, мелочь!

– Ну блин! А можно с вами?

– Нет.

– Мааам!

– Софа, тебе же сказали, – неожиданно строго прервала ее женщина, – в другой раз!

– Капеееец! Ну хоть пообещайте, что будете на ужине? Эй, дайте слово!

– Ладно, мелкая.

– Слово! – тыкнула в Марата пальцем сестра.

– Обещаю, – кивнул он.

– И ты тоже, – повернулась она ко мне с грозным выражением.

– Но я…

– Лучше соглашайся, – улыбнулась мама Северского, – а то же не отстанет, – в подтверждение ее слов девочка усердно закивала головой.

– Но…

– Шелест, ты вроде опаздывала? – полюбопытствовал парень, кидая на меня уже привычный непроницаемый взгляд. Что мне было делать, когда слишком много оппонентов выстроили непробиваемую стену, на таран которой требовалось больше времени, чем было у меня в запасе?

– Ладно, – послушно выдохнула я.

Софа озарилась победоносной улыбкой.

– Пошли, – потянул меня Северский. – Пока, – кинул сухо на прощание родственникам и пошел в сторону машины.

– До свидания! – бросила я, торопясь за парнем.

– Пока, Зина! – помахала мне Софа. – До встречи!

Шелест напряжена и недовольна – это видно по ее сцепленным тонким рукам и напряженному рту. Она то и дело мельком кидает на меня взгляд, явно желая прояснить ситуацию. И совсем не рада тому, что находится со мной рядом – неожиданно неприятное открытие, которое очень хочется связать с привычкой к иному отношению со стороны девушек, но что-то мне подсказывает, что тут другое, глубоко засевшее и не до конца ясное. Потому что я мог спокойно осадить Софию, и не дать им с матерью завлечь Зину на ужин. Но ничего не сделал. А теперь испытывал на себе тяжелый взгляд темных глаз сидящей рядом девушки.

– Марат, – решается наконец-то она, и я замираю, в ожидании упреков, – прости, я не хотела ставить тебя в неловкое положение.

Удивленно поднимаю бровь и даже не сразу нахожусь с ответом.

– Чушь, Шелест! Ты здесь не причем. Сестра может быть очень настойчивой, когда ей что-то нужно. То есть почти всегда, – хмыкаю я.

– И все же глупо вышло, – поджимает она губы и смотрит на свои длинные пальцы, несуетливый перебор которых, по-видимому, умиротворяет ее. У Шелест красивые руки, Ромашко был гораздо проницательнее меня, первым обратив на это внимание. Широкие ладошки с сетью синих вен, длинные пальцы с аккуратно подстриженными ноготками, лишенными маникюра. Руки художника, гибкие, изящные и молочно-белые. Бесценный инструмент данный кем-то очень щедрым. – Я опять создаю тебе проблемы.

В чем-то она права, но эта правда совсем иного рода, чем напридумывала себе девушка; проблема заключается в повисшем между нами гроздьями напряжении и его неясном свойстве, проблема в желании отыскивать в студенческой толпе хрупкую, субтильную фигурку в черном, проблема в тревоге за Шелест, которая совсем не заботится о своем здоровье и истончает себя превращаясь в прозрачный и трепещущий на ветру лист бумаги, а также умудряется вертеться неясной пешкой среди личностей с уходящей в минус репутацией – Шуруповым, Демидовым, Татарским. И мной.

– Как самоуверенно, – криво ухмыляюсь я, желая развеять неожиданно манящий образ перед глазами.

– Прости?

– Проблемы если и есть, то не вертятся вокруг тебя.

– Но…

– Вряд ли ты могла знать, что Татарский придет в то же место, что и ты. А тем более про то, что он торчок и моральный урод.

– А…

– Фотки тоже едва ли твоих рук дело. Не волнуйся, с этим я скоро разберусь.

– Как же…

– Что до моих родственников, то мелкая – пиявка, а мать просто мечтает познакомиться с моей девушкой, так что, ты пала жертвой их желаний. Не рефлексуй – я не такой гад, чтобы тащить тебя силой.

Девушка замерла, обдумывая мои слова, и все еще была чем-то озадачена. Но вместо того, чтобы ответить на незаданный вопрос, она снова поставила меня в тупик ходом своих мыслей.

– А как же Соня? – нахмурилась она и странно глянула на меня – не будь нужды следить за дорогой, я может быть и лучше бы ловил скрытые знаки и смыслы. Но приходилось довольствоваться объяснениями.

– А что с ней?

– Почему бы вам не пойти на ужин вместе?

Что это – упрек или желание избежать участи лишний раз побыть со мной? И какого черта она вообще говорит о Мармеладовой? Но мысль о подруге на моем семейном ужине вызывает у меня ухмылку.

– Боюсь, одновременное сочетание Мармеладовой и моей сестры кончится катастрофой для нашей кухни. Мама точно не обрадуется внеплановому ремонту.

– Но разве она не расстроится?

Остановившись на светофоре, я оборачиваюсь к Шелест и ловлю ее взгляд. На миг, пока она не успевает это скрыть, я читаю в темной влаге горечь и тоску и ту неясную хрустальную преданность, которая прошила меня в баре, когда Шелест была под действием неизвестной мне дряни. Хотя я не уверен, что это не шутки моего сознания, тем более, что спустя миг не остается и следа неожиданного откровения, а девушка смотрит как прежде нахмуренно, озадаченно и напряженно.

– Так не нравится мое общество? – с прокравшейся в голос горечью интересуюсь я. Надеюсь, Шелест ничего не заметила. Чувство новое и неожиданное – в ожидании ответа даже задерживаю дыхание, при этом старательно делая вид, что мне все равно.

– Глупости, – уверенно говорит она, и я выдыхаю. Ни задержки, чтобы подумать, ни лукавства, а значит, все не так уж и плохо. – Просто подумала, что это… неправильно. Не хочу отплачивать тебе новыми проблемами за помощь.

Отворачиваюсь, трогаюсь на зеленый и понимаю, что просто ищу причину избавить себя от манящей темной глубины, которая успела затянуть меня за время недолгого контакта. Наваждение в лице Зины Шелест начинает меня озадачивать.

– Все в порядке. Я скажу, что ты не смогла, – обрубаю, пока еще могу держать ситуацию под контролем. На девушку не смотрю – не хочу видеть облегчение на ее лице. Она молчит, и до уже знакомого дома мы доезжаем в густой тишине.

– Спасибо, – поворачивается ко мне Шелест и неуверенно берется за ручку, как будто не знает, как быть дальше, – ты меня сильно выручил.

– Я подожду, – говорю, не оставляя ей выбора.

– Почему-то я так и подумала, – вздыхает она, что-то для себя решая, но вместо того, чтобы выйти, оставив меня коротать время в компании оставшегося после нее лимонного запаха, поднимает на меня глаза и робко интересуется,. – Зайдешь? Нет, я не буду собираться долго, – по-своему трактует мой удивленный взгляд, – просто подумала, что дома лучше, чем в машине. Но если ты не хочешь…